Под звон кубков я слушал Гунтера и все больше мрачнел. Думал, только я такая удивительная цаца: за год, ну пусть за два, прошел путь от оруженосца до гроссграфа, но отец Ульфилла сделал едва ли меньше – из крохотного деревенского попика, лишенного всех прав при колдуне Галантларе, хозяине замка и прилегающих земель, сумел стать… уж не знаю, как его должность зовется в церковнои иерархии, да и неважно это, в церковной, к счастью, в цене личные таланты, а не титулы и звания… словом, сперва на моих землях развернул бешеную кампанию за возвращение церковных ценностей, а затем расширил свою кипучую деятельность на территории соседей.
Именно он восстановил церковь, причем не только ту, что разрушил Галантлар, но восстанавливал их по всем селам, а когда получил от меня деньги на благое дело, то добился строительства новых церквей в Амило и Вердене.
Это дало ему такой авторитет, что он получил от иерархов церкви право учредить и возглавить местный суд инквизиции. И хотя территория под его властью невелика, но за это время он уже освободил без пролития крови души двадцати восьми человек. Народ его поддерживает, потому что умело выявил некромантов, что поднимают мертвых из могил, поймал оборотней, которые по ночам крадут и поедают детей, а также троих чертовых старух, что напускали порчу на скот.
– А Фриду за что? – спросил я. Гунтер пожал плечами.
– А ее, что просто ведьма, – сообщил он. – Сила этой рыжухи настолько велика, что такое уже не скрыть. Отец Ульфилла заявил, что надо трудом и в поте лица получать земные блага, а не в подарок от дьявола…
– Вообще-то верно, – буркнул я, – но Фрида… гм…
– Что будете делать, сэр Ричард?
– Еще не знаю, – ответил я честно. – Надо будет переговорить и с отцом Ульфиллой.
Гунтер покачал головой:
– С отцом Ульфиллом? Вот уж с кем нельзя говорить.
– Почему?
– Его можно только слушать, – пояснил Гунтер. – Он такие проповеди закатывает, люди ревмя ревут!
Я вздохнул, ко мне со всех сторон тянулись руки с кубками, полными вина, за столом хохот и веселье. Я растянул рот в веселой усмешке и поднял кубок:
– За победу!
В свои покои я вернулся почти под утро, сославшись, что дорога измотала. Гунтер посмотрел на мое лицо и поспешно заверил, что мне, в самом деле, надо отоспаться, я никогда еще не был таким изнуренным.
Фрида все еще не может вынырнуть из тяжелого, но спасительного сна. Я заживил раны на теле, но сейчас смотрю с болью и жалостью, как мечется в бреду, вскрикивает жалобно. Я чувствую ее боль, ужас, отчаяние, почти вижу, как распята на стене в каменном подвале, инквизиторы требуют признания в тяжких преступлениях, а палач с раскаленным прутом в руке и гнусной ухмылкой на роже подходит вплотную…
Конечно, ведьма, и конечно же – церковь права в истреблении всего, что тянет человечество взад. Я сам готов подписаться под декретами инквизиции, направленными на очищение мира.
Но в данном случае это всего лишь маленькая слабая женщина, что просто хочет жить ярче, чем остальные простолюдины в ее деревне. При другом раскладе она могла бы стать исследователем тайн химии или генетики, звездой телеэкрана, хотя могла бы стать и взломщицей банковских счетов через Интернет. Увы, в этом мире она стала той же взломщицей, а здесь это карается в соответствии с духом сурового времени.
Здесь мир прост и честен, не очень-то готов вникать в прения адвокатов и всматриваться в оттенки серого: есть только Добро и Зло, Белое и Черное, Господь Бог и Сатана, магия и святость. Человек должен выбрать какую-то сторону, а если он никак не может выбрать – он уже враг! А Фрида, увы, избрала тот мир, где вроде бы интереснее.
Я заботливо накрыл ее одеялом. Помню, о Фриде рассказывали шепотом, что она не пропускает ни одной Вальпургиевой ночи, когда ведьмы слетаются на ежегодный шабаш. Там предаются самым непристойным и отвратительным занятиям, а соитие у них вообще бывает даже групповое, что вообще просто немыслимо… Но вот только трудно вздрагивать от омерзения тому, кто бывал на дискотеках, ночевал в студенческом общежитии и потому не видит в групповухах ничего такого уж особенного.
Да и вообще, подумаешь, Вальпургиева… В Вальпургиеву ночь, кстати о птичках, подняли над зданием рейхстага красное знамя победы Егоров и Кантария. И ничего.
Она вздрогнула, глаза распахнулись, в них отразился дикий ужас. Я сказал торопливо:
– Фрида, все хорошо! Ты в безопасности… Она прошептала:
– Сэр Ричард…
– Все кончилось, – сказал я снова. – Ты в безопасности.
Она быстро посмотрела по сторонам, взгляд дикий, губы задрожали, ужас из глаз не ушел, напротив, начал нарастать.
– Где… я?
– Ты здесь уже была, – сказал я тихо. – Это моя постель.
Взгляд ее перестал метаться, как у загнанного зверька, глаза расширились.
– Я не умерла?
– Я успел, – сообщил я. – Теперь тебя никто не обидит, малышка.
Ее веки начали опускаться, и тут же из глаз хлынули слезы. Они стекали по худым запавшим щекам, капали с подбородка и скапливались в ключицах.
Я сел рядом, спутанные волосы пружинят и не дают погладить по голове. Пальцы сразу ощутили застывшую корку крови, словно палач не только ломал кости, но и пробивал череп.
Веки поднялись, на меня взглянули заплаканные глаза. Дрожащий голос спросил жалобно:
– Я сейчас… страшная?
– Нет, – заверил я. – Ты всегда была хорошенькой.
– Я такая худая, – прошептала она в отчаянии. – У меня одни кости… Вам на меня даже смотреть противно.
Я усмехнулся, поцеловал ее в лоб и поднялся.
– Вижу, оживаешь. Отдыхай, набирайся сил.
– Сэр Ричард! Я обернулся:
– Да, малышка?
– Зачем вы это сделали? Я пожал плечами:
– Фрида, как я мог позволить сжечь такую красоту?
Ладно-ладно, ты внутри еще красивее, чем снаружи. Отдыхай, набирайся сил.
Я разделся, лег, Фрида сразу замерла и даже перестала дышать. Я обнял ее, подгреб ближе, на ощупь похожую на игрушку из дерева, шепнул в ухо:
– Спи. Спи, я тебе сказал! А то придушу.
Крепче всего спится после изнурительной скачки длиной в световой день: я проснулся чуть ли не к обеду, тело уже отдохнуло, а желудок властно требует есть, а еще лучше -жрать.
Фрида все еще спит, ей отсыпаться надо больше, я тихонько оделся и вышел. В коридоре стражи отдавали честь, на лестнице встреченный слуга тут же повернул обратно с криком: «Лорд проснулся, быстро завтрак в малый зал!»
Я оделся потеплее и вышел во двор. Там еще больше утоптали снег, под дальней глухой стеной Гунтер выстроил два десятка лучников. На противоположном конце мишень: круглый щит с расширяющимися кругами. Я усомнился, что вообще попадут – слишком далеко, не у каждого стрела вообще долетит, но лучники начали быструю и вроде бы беспорядочную стрельбу. Я поразился, все стрелы легли в центральный круг мишени размером с кулак.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});