Неудержимый праздничный вихрь, как набирающий силу торнадо, затягивал каждого, кто оказывался рядом. Казалось, вот-вот, и он достигнет такой мощи, что без массовых разрушений не обойдется. Но та узкая, почти неприметная грань, что отделяет безудержное веселье от буйной вседозволенности, хотя и маячила где-то совсем рядом, так и оставалась неперейденной. Праздник оставался праздником. Таким, каким его хотелось запомнить.
Однако вторую бессонную ночь выдержать было непросто. И ближе к утру гуляющие начали понемногу расходиться по домам. А кто-то засыпал прямо на улице, уронив внезапно сделавшуюся невозможно тяжелой голову на сложенные на столе руки. И кто-то заботливо накидывал им на плечи разноцветные домотканые одеяла.
Квестеры заночевали в доме Эстебана.
Подняться с утра пораньше, как планировали, им, естественно, не удалось. Только часам к одиннадцати герои дня продрали глаза. Ну а после крепкого кофе со свежеиспеченными тортильями квестеры окончательно проснулись и начали собираться в дорогу. Эстебан, как и обещал, собирался провести их через сельву к городку Нублосо, расположенному неподалеку от границы аномальной зоны. А по дороге заглянуть в таинственный Храм Паука. То, что с тремя пакалями ждать группу эвакуации долго не придется – в этом никто не сомневался.
– А я бы, пожалуй, остался здесь навсегда, – не то в шутку, не то всерьез сказал Брейгель.
Хотя, как выяснилось, это было его не настоящее имя, но все к нему уже привыкли и менять ничего не собирались. В конце концов, не имя определяет истинную сущность человека.
– Здесь – в смысле в Гватемале? – уточнил Камохин.
– Нет, прямо здесь, – ткнул пальцем себе под ноги Брейгель. – В этом самом городе!
– В аномальной зоне? – непонимающе вскинул брови Орсон.
– А чем она хуже любого другого места? Чупакабр мы перебили. А телепатия – это даже неплохо.
– Ну, не знаю, – пожал плечами англичанин. – Все же это что-то… Аномальное. То бишь – противоестественное. Да. Конечно, по сравнению с другими зонами здесь совсем неплохо… Но кто знает, что здесь еще может произойти?
– Например?
– Ну… Не знаю.
Орсон посмотрел на Осипова, мысленно взывая о помощи.
– На самом деле, мы мало что знаем о том, как ведут себя пространственно-временные разломы, – сказал ученый. – Иногда они сами собой исчезают… Но не исключено, что могут происходить и какие-то другие изменения. – Например? – повторил свой вопрос Брейгель.
– Ну что ты заладил? – недовольно всплеснул руками Орсон. – Как будто и впрямь вознамерился здесь поселиться!
– А почему бы и нет?
– Да брось ты!
– Бамалама! Почему?
– Характер у тебя не тот, чтобы вот так взять да на одном месте остановиться.
На это Брейгель ничего не сказал. Только улыбнулся.
Должно быть, Орсон попал в точку.
– Кроме того, – зловеще прищурился англичанин, – не забывайте про магические экзерсисы Гюнтера Зунна.
– А при чем тут Зунн? – не понял Брейгель.
– Он это место еще до Сезона Катастроф выбрал, – напомнил биолог. – Что-то его тут привлекло.
– Зунн пытался использовать пакали в магической практике, – сказал Осипов. – Это мы видели в Гоби.
– Ну теперь-то он мертв. Доигрался, что называется.
– Вот именно!
– Меня интересует не Зунн, а тот, кто стоит за ним, – сказал Камохин. – Сам бы он не смог организовать экспедицию в аномальную зону.
– По данным Кирсанова, экспедицию Зунна организовала Церковь Возрождения.
– Церковь – это ширма, за которой кто-то прячется. Вот он-то меня и интересует.
Камохин не стал развивать эту тему. Не время, да и не место. Но сам он прекрасно понимал: то, что случилось в Гоби, – это не просто отдельный эпизод в длинной истории охоты за пакалями. Это означало, что появился новый игрок, готовый делать серьезные ставки. И цели его – судя по участию в игре Зунна, далеко не самые безобидные – оставались загадочными. Пока определенно можно было сказать о нем лишь одно – он точно не из числа коллекционеров таинственных артефактов.
Глава 49
Провожать квестеров вышли все жители города. За исключением тех, кто не смог найти в себе сил, чтобы подняться хотя бы к полудню. Алькальд лично вручил каждому грамоту, провозглашающую его почетным гражданином Сан-Хуан-Ла-Харосы. К каждой грамоте прилагалась картина кисти жены алькальда. Следует признать, работы ее были весьма недурственны, а в чем-то даже оригинальны. Прочих же подарков им надарили столько, что Камохин забеспокоился, не помешают ли лишние вещи в пути. Но Эстебан заверил его, что дорога не трудна и завтра, самое позднее к вечеру, они будут на месте. Были бы и раньше, да квестеры пожелали по дороге заглянуть в Храм Паука. А сколько до него идти – не угадаешь. В любом случае, хотя бы одну ночь придется в джунглях провести. Поэтому и выходить решили не на рассвете, а после полудня. Удастся к ночи до пирамиды дойти – там и заночевать можно. Нет – ну, значит, как сложится.
Может быть, им сопутствовала удача, а может быть, какая-то счастливая звезда зажглась прошлой ночью на небе, только еще засветло они вышли к Храму Паука. Даже Эстебан удивился, как это у них это так ловко получилось.
Храм Паука представлял собой трехъярусную пирамиду высотой около сорока метров, с квадратным основанием длиной сто десять метров. К храмовому алтарю, расположенному на самом верху, вела широкая каменная лестница, тянущаяся по северной стене. Расположенный слева от лестницы узкий проход, ведущий в пирамиду, охраняли два поджавших под себя лапы каменных паука, выполненных в весьма реалистичной манере.
Осипов провел ладонью по голове одного из них:
– Мне кажется, я не видел таких пауков ни на одной из фотографий южноамериканских пирамид.
– Паук – весьма нехарактерный объект искусства доколумбовой Америки, – сказал Эстебан. – Как правило, вход в храм охраняют змеи. У ацтеков змей – одна из ипостасей Кетцалькоатля. В национальном парке Тикаль находится семидесятиметровая пирамида Двуглавого Змея. А вот про пауков мне ничего не известно. Самый знаменитый паук Южной Америки – тот, что в долине Наска. Поэтому я и говорю, что наша пирамида уникальна.
– И при этом исследователей она не заинтересовала?
Эстебан одновременно пожал плечами и развел руками, давая тем самым понять, что его тоже удивляет столь пренебрежительное отношение серьезных ученых к такому интересному объекту.
Войдя в пирамиду, они прошли несколько метров по узкому полутемному проходу и оказались в широком коридоре, тянущемся вдоль всего нижнего яруса. Три человека могли идти по нему рядом, не задевая друг друга плечами. Перекрытие из каменных плит было вознесено на четырехметровую высоту. Свет проникал в пирамиду через невидимые снаружи косые щели, расположенные под самым потолком. И его было вполне достаточно для того, чтобы отчетливо видеть изображения на стенах. Входя в пирамиду, Осипов был почти уверен, что здесь они увидят те же самые многомерные барельефы, что и в таинственном подземелье, приведшем их к Колодцу Душ. Но – нет. Рисунки на стенах пирамиды оказались совсем другие. Это была характерная для Мезоамерики причудливая вязь из знаков, символов и стилизованных изображений людей, животных и растений, в центре которой, как правило, находился какой-то крупный объект. Пауки занимали в этих орнаментах особое место. Хотя, если бы Эстебан не предупредил всех, что это пауки, воображение могло бы подсказать и что-нибудь другое. Причем каждому свое. Небольшие кружки с разбегающимися во все стороны восемью тоненькими изгибающимися линиями можно принять и за стилизованное изображение пауков, и за солнце, и за какой-нибудь цветок, и просто за декоративную деталь орнамента. Пауками они становились скорее всего потому, что у входа стояли каменные пауки. Да и название храма задавало воображению соответствующее направление. Хотя название придумал все тот же Эстебан.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
