Мы все дружно похихикали.
После ужина с вином и фруктами мы перебрались на заднюю веранду и уютно устроились там: Жан Мишель в кресле, а мы с Анри в двухместной плетеной конструкции, свисавшей с потолка на цепях. Пили коньяк и обсуждали фондовые рынки. Трудно предположить, что это может быть романтичнейшей из бесед. Но когда твоя голова нежится на плече любимого, в беседе царит полное взаимопонимание, воздух полон ароматами цветов и свет свечи на столе не мешает любоваться звездным небом, то и в биржевых сводках появляется романтика.
В темноте зафырчал мотор автомобиля, и Жан Мишель поднялся с места.
— Друзья мои, отдыхайте, развлекайтесь, а я вас оставлю, — он откланялся, вышел в сад и исчез в темноте.
Я поняла на Анри глаза в полном изумлении. Он понял и тут же мне разъяснил:
— Лиза приехала. И сейчас вместо того, чтобы с нами поздороваться, поднимется наверх и не выйдет до завтра.
— Зачем так шифроваться, здесь же нет чужих?! — у меня такой бред в голове не укладывался.
— Не знаю. Иногда мне кажется, что это такая игра. Но они играют в нее уже двадцать лет. Я бы не выдержал, а он только смеется и играет по этим дурацким правилам. В конце концов, если им нравится, то какое нам дело?
— Никакого, ты прав. Но в связи с этим мне пришла в голову мысль: не надо завтра оповещать всех о наших планах.
— Даже детей? — сказал Анри встревоженно.
— Нет, детям сказать необходимо. Но попросим их пока держать язык за зубами. Жана Мишеля с Лизой тоже. Всему собравшемуся бомонду совершенно лишнее знать о наших планах. Мало ли что.
— Я уж испугался, что ты передумала. Я с тобой согласен. Объявим, когда дело будет сделано. Хотя все равно пронюхают. Но зато открыто приставать не станут. Кстати, подожди.
Он снял мою голову со своего плеча, встал и быстро ушел в дом. Вернулся минут через десять, сел на свое место и снова меня обнял.
— Я делал тебе предложение?
— Делал.
— Но я делал его неправильно. Так что повторим еще раз. Ты согласна выйти за меня замуж?
Перед моим носом что-то засверкало. В крошечной коробочке, которую Анри достал из кармана, лежало колечко удивительной красоты с семью бриллиантами голубой воды. Я только и смогла выдохнуть:
— Ой!
— Давай сюда свою руку, я надену и посмотрю, как это выглядит на тебе.
Анри надел мне кольцо на безымянный палец. Колечко было чуть-чуть великовато, но я не стала обращать на это внимание, а сразу полезла целоваться, орошая его майку счастливыми слезами. Он встал, легко поднял меня и понес куда-то.
— Ты слышала, я обещал, что я буду носить тебя на руках. Вот, пожалуйста.
— А куда ты меня несешь?
— Ты же теперь моя жена, я несу тебя в спальню, и не надо мне говорить, что мы еще не женаты.
— Да я молчу, как рыба. Неси, куда хочешь. Только не урони.
Ну вот, и впрямь молчать надо было. Я его насмешила, и он тут же меня уронил и сам свалился. Мало того, мы довольно больно стукнулись. Хорошо хоть это произошло не на лестнице.
— С тобой, мой ангел, невозможно дело иметь. Вечно ты меня роняешь, то в воду, то на пол…Жену можно было и поберечь. Если дальше так пойдет, что от меня останется? — я ткнула его пальцем в ребра.
Анри захохотал и сгреб меня в охапку, пытаясь снова взять на руки.
— Ну нет. Я не дамся. В спальню мы пойдем старым дедовским способом.
— Каким это?
— Ножками.
— Ну тогда хоть обопрись на меня.
На это я согласилась, и мы без приключений водворились на втором этаже. Сначала зашли в мою комнату, где я взяла рубашку и зубную щетку, потом перебрались к Пеллернену. У него и комната больше, и кровать шире.
Утром я тихонько встала и вернулась к себе. Дети приедут, надо будет с ними поговорить, и это лучше сделать без свидетелей. Анри не проснулся, только заворочался тревожно, но потом сгреб мою подушку, уткнулся в нее лицом и продолжал сладко спать.
Очень скоро я похвалила себя за предусмотрительность. Минут через пятнадцать, я только успела умыться, ко мне вошла Катерина.
— Маман, что это ты отколола?! Все в шоке!
— Здравствуй, доченька! — сказала я ласково.
Катька смутилась.
— Доброе утро. Ой, я так рада тебя видеть наконец! Мы отлично съездили. Только из-за тебя волновались. Мама, ты уверена, что все делаешь правильно?
— В отличие от тебя, да. Вчера мне сделали предложение, и я его приняла.
— Ой, мам!
— Ну, ты же сама меня сюда тащила, чтобы найти мне мужа. Вот он и нашелся. Ты не рада?
— Рада, еще как! Но я не понимаю…
— И я не понимаю. Так что давай без дискуссий. Сейчас не время это обсуждать. И я тебя прошу…
— Молчать, да?!
— Ну вот как ты хорошо все знаешь.
— Могла и не говорить. Нечего чужим лезть в наши дела. Но все-таки, тебе это действительно надо? Как я понимаю, он тебя любит, иначе не предложил бы выйти замуж. А ты? Ты его любишь?
— Да, люблю, — сказала я с нажимом, — и закрыли тему.
— А…
— Катя, этот вопрос я обсуждать не собираюсь. Я поставила тебя в известность, потому что ты моя дочь. Но рассказывать в подробностях о моих чувствах я не хочу и не буду. Они есть, этого для вас должно быть достаточно.
В этот момент в дверь просочился Сережка.
— Мам, привет! Ну как ты?!
— Отлично! Лучше всех!
— Ну, я рад за тебя. Вы хорошо съездили? Где были?
Люблю моего сына. Он всегда ведет себя так, как будто все происходящее — в порядке вещей. Никогда не поставит тебя в неудобное положение. А вот себя — запросто.
— Мы ездили в Бретань. На океанское побережье.
— Ух, ты! Мидий ели?
— Ели.
— Мы тоже! Я ими облопался на всю оставшуюся жизнь. А там красиво?
— Очень.
— В Нормандии тоже красиво. И еда там вкусная.
Я решила свернуть разговор на практические рельсы.
— Ребята, как вы относитесь к тому, чтобы не уезжать в следующую субботу, а задержаться еще на недельку?
Сережка радостно захлопал в ладоши, а Катя подняла свои соболиные брови и спросила:
— Есть такая возможность?
— Есть. Виза позволяет здесь находиться до первого сентября, так что это не проблема. Нам поменяют билеты. Господин Пеллернен все берет на себя.
— Здорово. А что мы будем делать? Я бы с удовольствием вернулась на море.
— Значит, вернешься. Думаю, это не представит трудностей. А ты Сереж, чего хочешь?
— Я тоже хочу на море.
— В общем, ребята, если все «за», мы остаемся еще на неделю. Думаю, Эрик не будет против того, чтобы побыть с Катей лишнюю недельку. А ты Сереж, насколько я тебя знаю, не очень им мешаешь.
— На него нацелилась эта дурочка Морин. Но мой брат стойко обороняется.
