При внимательном чтении «Призыва» становится ясно, что единственным серьезным преступлением, достойным суровой кары, является отказ признавать Евангелие от Лютера. Действительно, крестьяне не имеют права наказывать своих господ, потому что судить сильных мира сего не в их, а в Божьей власти. Но и господа не должны наказывать крестьян, потому что их задача заключается в том, чтобы обеспечивать благоденствие и справедливость. «Самое главное, чтобы нам не мешали проповедовать Евангелие. Власть не имеет ни права, ни возможности запретить нам открыто нести в мир наше учение».
Итак, получается, что в самый разгар чудовищной гражданской войны главным критерием правоты одних и непра-воты других становится отношение к учению Лютера. «Те, кто мешает нам учить народ Евангелию (читай: священники, сохранившие верность католичеству, и защищающие их князья. — И. Г.), те, кто жестоко угнетает народ, заслуживают того, чтобы Господь согнал их с престола за великие грехи. Нет им прощения». Таким образом, Лютер приговаривает к уничтожению исключительно своих противников. О том, что это действительно так, говорит его письмо курфюрсту Фридриху, относящееся к этому же промежутку времени: «До сих пор я только смеялся над народными возмущениями, полагая, что они направлены только против духовенства; теперь я начинаю опасаться, как бы они не перекинулись и на наших покровителей». Под покровителями, о чьей безопасности пекся Лютер, он, конечно, подразумевал князей, примкнувших к лютеранам.
Именно эту последнюю идею Лютера и подхватили восставшие, продемонстрировав равнодушие к остальным заветам немецкого Пророка. Между тем беспорядки ширились. Князья слишком серьезно отнеслись к своей роли проводников Божьего промысла. За несколько лет до описываемых событий правители южногерманских земель заключили между собой военный альянс, названный Швабским союзом. К несчастью, своим боевым духом они серьезно уступали герцогу Ульриху фон Вюртембергу, который в 1515 году сумел положить конец первой крестьянской войне: он действовал с помощью дипломатии, но затем, терзаемый ревностью, заколол кинжалом рыцаря Ганса фон Гуттена, отца того самого Гуттена, который дружил с Лютером; его жена, герцогиня Сабина, укрылась у своего брата герцога Баварского, а тот, заключив союз с эрцгерцогом Фердинандом, изгнал Ульриха с его земель. Император не придумал лучшего решения возникшей проблемы, как присоединить Вюртемберг к эрцгерцогству Австрийскому. После некоторых колебаний союзники поставили во главе своей армии графа Йорга фон Вальдбурга, «наследственного дворецкого» императоров (отсюда родовое имя Трухес, которое носили члены его семьи). Близкие чаще называли его прозвищем Фейрнйорг, что можно перевести как Йорг-поджигатель, — очень подходящим для предводителя головорезов. Его армия, усиленная демобилизованными солдатами, вернувшимися из Италии, трижды встречалась с отрядами восставших — под Лейпхеймом, Вюрцахом и Беблингеном — и в кровопролитной схватке разбила их наг слову. Но одной военной победы рыцарям показалось мало, и они перебили всех оставшихся в живых после битвы врагов. На другом бе-регу Рейна действовал герцог Антоний Лотарингский, войско которого разгромило отряды эльзасцев под Лупштейном и Шервиллером.
Но если князья-католики успешно расправлялись с мятежниками, то на землях, принадлежавших «покровителям» Лютера, крестьяне одерживали победу за победой. Из Швабии и Франконии бунт перекинулся в Тюрингию и Гессен, а оттуда распространился и на север графства Мансфельд-ского. К апрелю в него оказались вовлечены практически все крестьяне. Воинственно размахивая своими косами, восставшие требовали исполнения «Двенадцати статей», и дворянство под страхом смерти подписывало крестьянские «Жалобы». Городское население, опасаясь грабежей и насилия, предпочло примкнуть к бунтовщикам. Жители Эрфур-та сами распахнули перед ними городские ворота, а бюргеры поспешили воспользоваться беспорядками, чтобы принудить городские власти к снижению налогов. Предводитель отряда 28 апреля направил умирающему Иоганну (о том, что курфюрст при смерти, повстанцы знали) послание, полностью выдержанное в духе лютеранства. Ему предлагали мировую, а в качестве возмещения ущерба советовали конфисковать в свою пользу церковное имущество, «присвоенное антихристом».
Лютер, которому растущая тревога не давала сидеть на месте, отправился с объездом по деревням графства Мансфельдского — той самой земли, где он родился и провел первые годы жизни. Повсюду его глаз видел одни лишь дымящиеся руины, горы трупов, разрушенные стены замков, обгорелые скелеты церквей... Как всегда, он спешил излить свои впечатления в письмах к друзьям: «Я теперь понял, что такое эти тюрингские крестьяне. Чем больше их учишь, тем глубже в них укореняется дух гордыни и безумия». Неужели он будет просить для них снисхождения? «Даже если среди них есть и невинные души, об их защите и спасении позаботится сам Господь. Спас же Бог Лота и Иеремию!» Поэтому сеньоры могут не церемониться: «Если Бог не желает ко-го-то спасать, значит, этот человек преступник». Он уже забыл и Вормс, и Вартбург: «Человек, допустивший преступное неповиновение властям, восстает и против императора, и против Бога. Долг и право каждого христианина — перерезать такому человеку глотку».
Осталась последняя надежда спасти Саксонию и всю Германию, и эта надежда связана со светской властью. 6 мая 1525 года, вернувшись в Виттенберг, который бурные события обошли стороной, Лютер узнал о кончине курфюрста Фридриха. Время поджимало. Наскоро проводив своего покровителя в последний путь, Лютер хватается за перо и торопливо пишет очередное пламенное воззвание. Взвешенный тон «Призыва к миру» забыт, зато снова ожил стиль ма-нифестов-обращений «К дворянству» и «Против духовного сословия», хотя враг временно сменил личину. Свой новый труд он озаглавил «Против крестьянских убийц и грабителей». Его короткий, без затей и без ненужных цитат из Писания текст отличался ясностью и простотой:
«Крестьяне прибегли к силе, и теперь призывать их к миру бессмысленно. Всеми их действиями всегда руководило стремление к грабежам и кровопролитию. Главная их вина в том, что они восстали против власти, установленной Богом; и лишь во вторую очередь они повинны в пожарах, грабежах и убийствах. Каждый человек отныне вправе напасть на них с оружием, как нападают на разбойников. Пусть каждый, в ком горит желание бить их, действует! Их надо рвать на куски, душить и резать, в открытом бою и из-за угла, как режут бешеных псов. Пусть же власти вспомнят о своем долге! Повсюду, где крестьяне не желают повиноваться власти, их должен настичь ее карающий меч! Каждый князь — слуга Бога на земле. Время милосердия прошло. Настала пора войны и гнева. Пусть крестьяне знают, что, расставаясь с жизнью на этой земле, они губят и свою душу; но законной власти беспокоиться не о чем, ибо она действует от имени Бога... Ее погибшие встанут в ряды мучеников Божьих. Горе нам, если крестьяне одержат верх. Поистине, тогда для нас настанут последние дни... Вперед же, возлюбленные сеньоры! Бейте их, режьте их! Тот из вас, кто погибнет в этом бою, обретет вечное блаженство, и не будет на земле прекрасней его смерти!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
