– Ты знаешь что-нибудь об этих Охотниках? – спросил Коэлли у Блэйка, когда тот вышел из телефонной будки.
Они стояли на углу 8-й улицы Юго-Запада и 17-й авеню перед «Рексалом», который демонстрировал латиноамериканскую душу, танцующую, гарцующую, жеманную, прихрамывающую в ритме зажигательных мелодий сальсы, усиленных динамиками в отделе радиоаппаратуры. Это напоминало кадры из фильма «Ошеломленный», в котором одна ирреальность отступает на задний план, давая дорогу другой, еще более запутанной ирреальности, а может, и реальности. Короче говоря, реальность 8-й улицы вплотную подобралась к той границе, за которой лежала самая настоящая ирреальность.
– Конечно, знаю, – ответил Блэйк. – Я ничего не сказал об этом Дикерсону, хотя в прошлом месяце был в Таллахассе на инструктаже, как раз перед твоим прибытием. – Он замолчал. – У тебя допуск к работе с секретной информацией с грифом АА?
Коэлли кивнул.
– Это положено знать только тем, у кого есть допуск ААА. Если тебе дадут такой допуск, то я смогу информировать тебя в большем объеме.
– Боже мой! – воскликнул Коэлли. – Я ведь твой партнер. Я должен владеть всей информацией, чтобы в случае чего заменить тебя.
– Хорошо, – согласился Блэйк. – Думаю, что мне действительно придется довериться тебе. Заметь, в этом деле не все так просто. «Охота» – это тебе не игрушки. Мы уверены, что будет еще очень много Охот – так они называют политические убийства.
…Коэлли доедал желто-зеленые хрустящие палочки, когда к нему подъехал Джонни Ромеро на желтом «Форде» с красной полосой по бокам.
– Ну, что?
– Вечеринка, – ответил Ромеро. – Сегодня на ней будет Блэквелл.
– Едем туда.
Глава 42
Блэквелл окинул взглядом незнакомую спальню. По полу была раскидана одежда. В основном женская. Он узнал и свою одежду. Выходило, что он лежит голый в чьей-то постели. По длинным теням от окон он понял, что уже часа три пополудни.
Из другой комнаты послышался голос Мерседес:
– О, ты уже проснулся? Хочешь кофе?
– Да, пожалуйста, – ответил Блэквелл.
Мерседес принесла к кровати дымящуюся чашечку. На ней было вязаное трико зеленоватого цвета. Как будто она собралась провести пару недель где-нибудь в пустыне, или высоко в горах, или за штурвалом яхты в бушующем океане.
Пока Блэквелл одевался, Мерседес убирала на кухне. Этой ночью она тщательно обследовала одежду и тело Блэквелла. Яркий ярлык фирмы «Бамбергерз» из Ньюарка вообще-то подтвердил слова Блэквелла, что он из Нью-Джерси. При нем было очень хорошее оружие – пистолет в форме часов «Ролекс». Мерседес решила, что стоит попросить корпорацию «Багамы» снабдить ее таким же. Но на кого же работает этот парень?
Блэквелл посмотрел на часы.
– О, мне пора возвращаться в гостиницу. До вечеринки мне надо закончить кое-какие дела.
– У меня тоже полно дел. Увидимся вечером.
Он оказался гораздо интереснее, чем показался ей поначалу. От него исходили какие-то флюиды. Так называемые «невидимые признаки», про которые она читала в любовных романах, но с которыми никогда не сталкивалась в жизни. Даже не надеялась. Слава богу, что она не рассказала ему все про себя в те сладкие мгновения их любви, особенно после необычных манипуляций с осьминогом и с суши, [20] одно воспоминание о которых заставляло ее краснеть. Но она все еще не знала, на кого он работает. Ты же не можешь в моменты наивысшего наслаждения вдруг взять и спросить: «Дорогой, черт побери, кто ты на самом деле такой?»
Мерседес подождала, пока Блэквелл уедет, выпила еще кофе и позвонила Альваресу.
Глава 43
День близился к вечеру. Золотистые лучи пробивались в гостиную Фрамиджяна через неплотно закрытые жалюзи на окнах. Поляк переоделся в светлые брюки из тонкой ткани и гавайскую рубаху спортивного покроя. Костюм для подводного плавания он запихнул в большой пластиковый пакет. Скованные наручниками Фрамиджян и Розалия сидели на диване и молча наблюдали за действиями Поляка. Они понимали, что настал самый опасный момент. Что он сделает перед тем, как уйти?
– Наверно, вы думаете: а что он сделает перед тем, как уйти? – сказал Поляк.
– Ничего подобного, – с напускным равнодушием ответил Фрамиджян. – Мы же все время безропотно выполняли ваши приказы. И, как я уже пообещал, мы не предпримем никаких действий в течение двадцати четырех часов. Мы скованы одной парой наручников. Мы не можем двигаться и вообще ничего не можем. Значит, все в порядке, правда?
Поляк вытащил из сумки длинный кинжал с узким обоюдоострым лезвием.
– О нет! Пожалуйста, не надо! – воскликнула Розалия.
– Простите, мэм, но мне все же придется это сделать.
Поляк направился в другой конец комнаты и перерезал телефонный провод. Затем он задумчиво посмотрел на Фрамиджяна и Розалию.
– В чем дело? – спросил Фрамиджян.
– Я вот думаю, а нет ли тут у вас каких-нибудь припрятанных инструментов. Я уйду, а вы через пять минут освободитесь от наручников.
Фрамиджян искренне возмутился.
– Я же дал вам слово, что не сдвинусь с места в течение двадцати четырех часов!
– Конечно, – подтвердил Поляк, – что еще вы можете сделать при таких обстоятельствах? И все же мне придется прибегнуть к дополнительным мерам предосторожности. Так, на всякий случай.
Порывшись в сумке, Поляк вытащил небольшой пакет и извлек из него прямоугольный предмет размером с пачку сигарет. На сделанном из черного металла корпусе были два циферблата и два переключателя. Поляк щелкнул одним переключателем, установил стрелки на циферблатах в нужное положение, подошел к Фрамиджяну и Розалии, осторожно положил предмет на диванную подушку и щелкнул вторым переключателем.
Розалия тихонько заскулила, а Фрамиджян принялся ей подвывать.
– Не волнуйтесь, ничего плохого не произойдет, – сказал Поляк. – Это просто страховка. Все будет в порядке, если вы не будете двигаться.
– А что это такое? – спросил Фрамиджян.
– Небольшая бомба. Совсем не похожа на ту, что я использовал вчера. Тут начинка другая – «С-27». Она сама отключится через двадцать четыре часа – если, конечно, вы не активируете ее раньше.
– А что нам делать, чтобы не активировать ее? – спросил Фрамиджян.
– В бомбе установлен конус, в котором расположен сверхчувствительный маятник. Пока вы будете сидеть смирно, ничего с вами не произойдет. Но если вы начнете шевелиться, подушка двинется, и бомба взорвется. Эту штуку еще называют «неподвижница».
– Эй, минутку! – завопил Фрамиджян. – А если кто-нибудь из нас чихнет?
– Чихайте себе на здоровье, только не сильно. Надеюсь, что ничего не случится, – ответил Поляк.
– Вы не можете оставить нас здесь с этой бомбой! – прохрипел Фрамиджян.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
