–…Вылетает бык, этакая тонна мяса, копыта, как штамповочные машины, рога – как кинжалы, а Маноло лежит себе на спине и улыбается, а мулету держит пальцами ног, а толпа просто беснуется, потому что бык…
–…Резко бросаю катер в сторону, окатив их водой с ног до головы, лечу к мосту, а наперерез мне мчатся еще несколько полицейских. Мало того – они еще и с берега открыли стрельбу, а движок у меня уже раскалился докрасна…
–…Слава богу, бобы оказались едва теплыми, и он залез со мной в этот чан. Там бобов было ему по волосатую задницу, а дружки его стали растирать нас маслом. Я себе говорю, на что только не пойдешь ради пяти сотен…
–…Мчится, как локомотив по смазанным жиром рельсам, крик стоит, как в Судный день, люди падают от сердечных приступов, а Маноло стоит на голове, зажав мулету в зубах…
–…Ладно, говорю я себе, хотите по-плохому – будет вам по-плохому. И направил катер прямо на корабль береговой охраны, а сам прыгнул в воду. К счастью, на мне был противоперегрузочный летный костюм, потому что удар о воду на скорости больше ста миль в час – удовольствие не из приятных…
–…Тут одним махом он вскакивает, подпрыгивает в воздух, бык проносится под ним, и в этот момент Маноло, черт побери этого сукиного сына, вонзает быку шпагу прямо в то место на затылке размером с четвертак. Лезвие прошло, как раскаленный нож сквозь масло, на трибунах творится нечто невообразимое, и в этот самый момент генерал Обрегон решил начать революцию…
–…Приходи еще, говорит он и засовывает в вырез блузки еще пару сотен, мы попробуем это по-монгольски в котле с горячей водой…
– Ну как, мистер Блэквелл, вам нравится здесь?
– Все отлично, – ответил Блэквелл, пытаясь перекричать пуэрто-риканский оркестр, который сменил бразильцев.
– Развлекайтесь, – сказал Гусман, похлопал Блэквелла по плечу и скрылся в толпе.
Тут Блэквелл внезапно осознал, что вряд ли ему представится лучший случай прикончить свою Жертву. Он пошел за Гусманом через кухню, где суетились слуги, разнося подносы с жареной на вертеле свининой, дымящейся юккой, выставляя бутылки с качосой, которую доставил Гусману его собственный бутлегер из Баии, размешивая в здоровенных котлах рис и фасоль, поджаривая маис, одним словом, делая все то, что положено делать слугам.
Блэквелл чувствовал себя не очень уверенно. Он никак не мог сообразить, зачем ему понадобилось принимать столько наркотиков. Во время тренировок в лагере «Охоты» ему постоянно вдалбливали, что в ответственный момент он должен полностью контролировать свои чувства. Но человеческим существам всегда хочется чего-то большего, хочется ощутить себя этакими полубогами – а что лучше вселяющего уверенность кокаина, расширяющего границы сознания ЛСД и умиротворяющего эффекта марихуаны?
Но Блэквелл должен был отказаться от всего этого. По крайней мере сделать такую попытку. Насколько Блэквелл сейчас мог припомнить, он нюхал кокаин всего лишь раза три-четыре, чтобы не выглядеть белой вороной. Так, еще капсула, а потом он выкурил косячок марихуаны размером с сигару «Монте-Кристо Император», затем проглотил пригоршню амфетаминов. Ага, еще он пробовал гашиш, черный из Афганистана и золотистый из Кашмира. Порядочно загрузился, но ничего страшного. Все будет в порядке.
Блэквелл шел по залу, вернее, летел, потому что у него появилось ощущение, что он парит над толпой, двигаясь лишь усилием мысли. В голове у него звучали два разных оркестра – тот, который играл на сцене, и тот, что орал из стереосистемы.
Лучше места для убийства и не придумаешь. Большая толпа, телохранители не успевают за всем углядеть, все либо пьяные, либо накурившиеся, грохочущая музыка заглушит выстрелы из его двухзарядного «Ролекса», который был не только смертельным оружием, но мог еще показывать время даже под водой на глубине в двести футов.
Итак, Блэквелл передвигался из комнаты в комнату, а вернее, плыл по воздуху за Гусманом. Внезапно он почувствовал, что у него удлиняется шея и он стал видеть далеко вперед. Затем шея снова приняла нормальный размер, и тут Блэквелл обнаружил, что потерял Гусмана из виду. Наверное, тот ушел вперед. Перед Блэквеллом тянулась нескончаемая анфилада комнат, как в книге «Последний год в Мариенбаде». Он прошел мимо расположенного прямо в доме плавательного бассейна и оказался перед двойной дверью, из-за которой доносился мужской голос. Блэквелл снял «Ролекс» с предохранителя и вошел в комнату.
Глава 47
– Мистер Блэквелл, что вы здесь делаете? – спросила сеньора Гусман.
Застигнутый врасплох Блэквелл с удивлением услышал свой голос:
– Я пришел, чтобы еще раз взглянуть на вас.
Сначала сеньора Гусман уставилась на него, а потом рассмеялась.
– Вам следовало бы родиться латиноамериканцем. Вы прекрасно выходите из трудных ситуаций: допустив оплошность, тут же придумываете романтическое оправдание. Познакомьтесь, это отец Филус. Он как раз читал мне вслух отрывки из книги «Души и цветы» о жизни отца Педро Мурьеты Чихуахуа. Прошу прощения, отец. Я хотела бы немного поговорить с моим гостем.
Отец Филус, высокий бородатый мужчина, неодобрительно нахмурился.
– Но мы ведь как раз дошли до места, где отец Мурьета, дабы спасти жизни двадцати пяти монашек, вызывает на поединок Вахуа, вождя племени апачей, известного под именем Не-Моргун.
– Я знаю, но мы можем почитать об этом позже.
Отец Филус ушел, что-то бормоча себе под нос.
– Расскажите, что вы собираетесь сделать с Альфонсо, – попросила Катерина.
По выражению ее лица Блэквелл понял, что эта женщина прекрасно осведомлена о его планах убить Гусмана. В голове у него роилось много вариантов ответов, но Блэквелл понимал, что никакая ложь ему не поможет. Обмануть эту женщину с ястребиным взглядом просто невозможно.
Блэквелл медлил с ответом, пытаясь выиграть время, а потом вдруг брякнул:
– По правде говоря, мэм, я собираюсь прикончить его сегодня вечером.
– О, как прекрасно! – воскликнула донья Катерина.
– Простите?
– По закону я не могу с ним развестись, а убийство поможет мне решить эту проблему. К тому же я все равно никак не могу вам помешать. Вы приняли решение, и, если я стану на вашем пути, вам придется убить меня, чтобы реализовать свои планы. Ведь так действуют все наемные убийцы?
– Вообще-то я пошутил, – сказал Блэквелл.
– Мне известно о вас абсолютно все, – заявила Катерина.
– Ну и как же вы собираетесь поступить в этой ситуации, сеньора Гусман?
– Как я собираюсь поступить? Я просто ничего не стану делать. Я вне себя от радости. Дело в том, что вышла я замуж за Гусмана только из-за Гектора.
– Гектора?
– Гектор – это сын моего отца от первого брака с небезызвестной Имельдой. Мы с Гектором выросли вместе. Он всегда был немного чокнутым. Интеллектуал, одним словом, но все мы его очень любили. А потом отец послал его в Парижский университет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
