Рейтинговые книги
Читем онлайн Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - Михаил Веллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 253

– Ой, я врача сегодня вызвала, на работу не пошла, потому и проведать тебя решила… – засуетилась соседка. – Пойдем ко мне, хоть чайком напою… Нина уж тоже, разве можно так человека бросать, ну совсем без понятия…

От неожиданного участия Анучина прошибла слеза, еле сдержал, признательный за понимание и жалость.

Врачиха пришла через час, когда Анучин, напоенный хорошим чаем, накормленный домашними котлетками и салатом, от которых отвык сто лет назад (бесконечно длинными казались последние тяжкие дни), вздыхал по домашнему уюту и поглядывал на часы – пора идти обивать пороги…

В другой комнате врачиха быстро осмотрела соседку, затем донесся приглушенный разговор: соседка просила осмотреть и его («Страшно изменился!»), а та не соглашалась – не оформлен вызов, почему из другой квартиры, порядок есть порядок… Последовала пауза, и Анучин решил, что соседка просто сунула ей пару рублей, чтоб не кочевряжилась; он преисполнился дополнительной благодарности, а о врачихе подумал с неприязнью, скверно.

– Та-ак… – пробормотала врачиха, немолодая и толстая, оттягивая ему вниз веки. Она сразу посерьезнела, сделалась деловитой и перестала торопиться. Посмотрела язык, поднесла зачем-то к носу нашатыря, посчитала пульс. – И давно это у вас? – отстраненным голосом спросила она.

– Что? – не понял Анучин, начиная беспокоиться.

– Кровь в моче часто бывает?

– Н-не было… – недоуменно ответил он.

– Рубашку снимите… Больно? А так?

Она постукала ему согнутым пальцем по почкам, склонив голову набок и прислушиваясь, как дятел. Уложила на кровать, долго мяла живот, больно пихнула пальцы под ребра…

– Выпиваете? – осведомилась она утвердительно. – Конечно… Печень беспокоит часто? М-да, организм молодой, подавляет симптомы… – вздохнула она, словно о чем-то решенном.

Смутная тревога разрасталась в Анучине. Врачиха же сделалась ласкова и фальшиво весела. Присев к столу, достала ручку и бланк.

– Вы не волнуйтесь, – успокоила она, – пока трудно сказать что-либо определенное, но необходимо полечиться, голубчик. Возьмите, вот направление на госпитализацию, пойдете в приемный покой; адрес указан.

И, мгновенно надев пальто, удалилась под воркование соседки.

Анучин держал зеленоватый листок направления и с холодным ужасом раз за разом перечитывал: «Онкологический диспансер».

Белый и трясущийся, он сел на кровать и застыл. Нет. Не может быть… Не может быть!!!

А врач, покинув подъезд и свернув за угол, оглянулась, и к ней подошел Звягин, подняв от мелкого дождика ворот черного глянцевого плаща и мурлыча «Турецкий марш».

– Как дела, Женя? – спросил он довольным голосом.

– Только по старой дружбе и твоему отчаянному настоянию пустилась я на это очковтирательство, – сердито сказала Женя.

– Поверил?

– Еще бы нет! Перетрусил ужасно. Нагнала я на него страху…

– Умница, – сказал Звягин. – Это полезно. Это необходимо. Пусть потрясется. Пусть его проберет. Может, дойдет тогда, что быть живым и здоровым лучше, чем мертвым и больным. А то, видите ли, хотеть ему нечего! Стоп, – в этой кофейной дают по утрам свежайшие пирожные. Ты любишь «картошки»?

– Звягин, ты все забегаловки в Ленинграде знаешь?

– Волей-неволей. Если «скорая» хочет быть сытой – надо использовать свободную минуту там, где она тебя застала.

…В диспансер Анучин не пошел – было страшно. В паническом ознобе безостановочно ходил по квартире, ободранной, замусоренной; повторял себе: «Нет! Не может быть! Нет!»

К двум часам ночи он сломался окончательно. Воля иссякла. Он подвел итог, оказалось – жизнь кончена, все, приехали… как быстро!! Как быстро!!

О, если б можно было начать жить сначала! Да не сначала – хоть бы еще немного! Хоть до пятидесяти, да что – до сорока! Еще бы хоть пять лет!..

О, если б ему пожить! Как глупо, как мгновенно все пронеслось! Как хорошо все было, и как нелепо, вдруг, все кончилось! И поздно, поздно, ничего уже больше не будет, ничего!..

Он зарыдал. Ночные страхи терзали его. Ужас смерти леденил сознание. О, он соглашался сейчас на что угодно: всю жизнь провести в одиночном заключении, на зимовке среди льдов, работать по двадцать часов в день, быть глухим, слепым, парализованным, – но жить, жить! Какое это счастье – жи-ить!..

В призрачном рассвете прошедшая жизнь рисовалась ему фантастической и прекрасной сказкой. Сын, жена, друзья, работа, здоровье, деньги… как счастлив он был!

В последний раз заплакал он тихими горькими слезами по своей замечательной и кончившейся жизни, и стал собираться в диспансер.

Долго изучал себя в зеркале: глаза желтые, больные, лицо осунулось. На виске и над ухом блеснули седые волоски – еще вчера их не было… (Были, да отродясь он себя так скрупулезно не разглядывал.)

В регистратуре на первом этаже сестра выдала ему номерок с цифрой кабинета и фамилией врача и сняла телефонную трубку:

– Даниил Семенович, к вам больной. Да, по направлению. Да, оттуда…

Врач обращался с ним равнодушно, как с бревном. Осмотрел бегло, посопел мрачно, что-то записывая в карточке.

– В лабораторию. На анализы. На рентген. Завтра к половине третьего – ко мне.

– Что у меня? – решился выговорить скованный покорным животным страхом Анучин.

– Печень – орган серьезный, – неопределенно и веско сказал врач. Годами он был не старше Анучина, наверное, а полголовы седой – тоже работа у человека… – А у вас еще фактор риска – алкоголизм, так? Оперативное вмешательство необходимо… сначала посмотрим анализы, снимок. Следующий!

Анучин высидел очереди, сделали ему снимок в двух позициях, взяли целый шприц крови из вены…

Более суток не находил он себе места. Выпить врач запретил категорически. О еде он забыл начисто. Мерил шагами ночные улицы, как заведенный, и шептал себе под нос всякое. И считал часы и минуты.

Врач недолго рассматривал его снимки и анализы и отодвинул со словами: «Все ясно».

От этой ясности Анучин оледенел в параличе.

– В понедельник приходите – положим вас, – сказал врач. – Бояться не надо, хирурги у нас хорошие, будем надеяться на лучшее. Положение серьезное. – Казенно и равнодушно звучал его голос. Да он так всем, наверное, говорит, понял Анучин с жутью.

Врач снабдил его двумя склянками таблеток: желтые – по штуке дважды в день, оранжевые – при боли в животе или в подреберье.

…Он пластом лежал на раскладушке, мучительно прислушиваясь к ноющему животу. Лекарство помогало ненадолго. Ночью его вырвало. «Вот оно… Не много осталось…»

Воспоминания и мечты мешались с провалами сна. Ах, если бы произошло чудо, открылась вдруг дверь – и вошла Нина… В ногах бы ползал. Хоть увидеть бы, припасть к ней, хоть на минутку… И при звонке в дверь он вскинулся и побледнел: она! она! пришла!!

Но пришла лишь соседка – проведать, спросить о здоровье, и на лице ее Анучин прочел свой приговор. Соболезновала она, мысленно хоронила его. И все равно полегчало горемыке от человеческого голоса, участия.

Она кормила его ужином, ее муж беседу вел, – Анучин что-то через силу отвечал, слабо понимая; вяло жевал. У них гость сидел, уверенный такой, резковатый, виски седые, одет отлично. Из начальников, преуспевает, равнодушно подумал Анучин, этот небось на здоровье не жалуется. Но находиться среди здоровых, полных жизни и сил людей было отрадно, он немного успокоился, ожил: есть еще где-то на свете нормальная жизнь, рядом с ними казалось, что и у него все не так кошмарно… На миру и смерть красна, да, верно, подумал он.

Постепенно стал доходить смысл вопросов, которые задавал ему гость, Леонид Борисович.

– Найдется у вас несколько свободных дней?

– Найдется… – попытался показать усмешку Анучин.

– На даче кое-что подремонтировать надо. Деньгами не обижу. Жить удобнее там же: постель, питание. Но деньги, естественно, по окончании работы – чтоб не… отвлекаться.

Анучин уцепился с радостью. А куда ему торопиться – в операционную и на кладбище? Он взвесил: лечь в больницу можно и на неделю позже, един толк, уж лучше оттянуть – пожить недельку в человеческих условиях, отвлечься делом, и матери-старухе послать сотню-полторы напоследок… да.

– Завтра и отправимся – подвел итог Леонид Борисович. – Я за вами заеду. На яхте ходили когда-нибудь?

– На яхте?.. – не понял Анучин. – Нет.

– Оденьтесь потеплее.

Анучин не сказал, что утеплиться ему нечем, кроме старой нейлоновой куртки: что не сперли, то загнал… (Не знал, не знал он, кто перед ним сидит, – тот, кто всего-то три недели назад тащил его пьяного домой, а сейчас сминает и лепит его судьбу, как гончар мнет ком глины, создавая сосуд. Не знал, что живот ноет от самовнушения, что тошнота – от волнения и похмелья, что лекарство его – декамевит, невиннейшие поливитамины для беременных; ничего он не знал. А если б знал? Пил бы дальше?)

От Крестовского острова в суете яхт-клуба отошли вечером – пока возились, пока то-сё. Медленно удалялись эллинги со шверботами, лавирующие у берега виндсерфинги, мачта с трещащим флагом.

1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 253
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - Михаил Веллер бесплатно.
Похожие на Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - Михаил Веллер книги

Оставить комментарий