внимание всякий раз, когда он нажимал на кнопку. Он становился слишком заметным. Но в тот момент, когда он поймал в видоискателе лицо Амаль, кто-то с силой ударил по камере. Фотоаппарат вылетел у него из рук. Мориц решил, что он с кем-то неудачно столкнулся, и хотел поднять камеру, но чья-то нога отшвырнула ее. Прежде чем он понял, что происходит, его уже сгребли за воротник. Прямо перед собой Мориц увидел разъяренное лицо человека, рычавшего что-то по-арабски.
– Мухабарат!
Кто-то попытался заступиться. Мужчины кричали друг на друга по-арабски. Удар кулаком пришелся прямо в лицо Морицу. Он зашатался, руки рядом стоявших зрителей поддержали его. К нему уже протискивалась Амаль. Ударивший его человек подобрал фотоаппарат, открыл и вырвал пленку.
– Мухабарат!
Амаль встала перед Морицем, защищая его. Но мужчина отбросил ее в сторону и нанес Морицу второй удар. Кровь залила тому глаза. По бару летали стулья, падали зрители. Мориц уже не мог определить, кто друг, а кто враг. Его захлестнул страх. Он попытался пробиться к выходу. Новый удар сбил его с ног.
* * *
Когда Мориц пришел в себя, было тихо. Лишь кто-то кашлял. Он лежал на холодном полу и чувствовал на шее чье-то прикосновение, удивительно нежное. Пальцы щупали его пульс. Над ним склонялась Амаль.
– Вы меня видите? – спросила она.
Он кивнул.
Она приподняла его голову. Халиль помог ей поставить Морица на ноги.
– Где камера? – спросил Мориц.
Халиль указал на бесформенный кусок металла на полу. Мориц потянулся к нему. Объектив был разбит, корпус смят.
– Кто это сделал?
– Идиот.
– Почему…
– Он сумасшедший, – сказал Халиль. – Вначале бьет, потом думает. Он видит врагов повсюду. Его пытали в Ираке.
– Это из-за фотоаппарата, – сказала Амаль. – «Мухабарат» по-арабски значит «тайная полиция».
Мориц притворился, будто не знает этого. Ему хотелось домой. Страх никуда не делся. Однако это была возможность сблизиться с ней.
– И где этот тип? – спросил Мориц.
Амаль беспомощно пожала плечами.
– Вы вызвали полицию?
– Нет.
Иностранцы никогда не звонят в полицию, подумал он. Иностранцы боятся полиции. Иностранцы решают все вопросы между собой.
* * *
Они отвели его в комнату Амаль и усадили на кровать. Халиль помог ему снять окровавленную рубашку. Амаль достала аптечку и обработала раны спиртом. Мориц и забыл, когда о нем кто-то заботился. Затем девушка занялась Халилем. Ему тоже крепко досталось. Но он не подавал виду. Словно это не первая драка для него.
– Пару месяцев назад у нас обнаружился предатель, – говорил Халиль. – С тех пор у людей нервы на пределе.
– Что за предатель?
– Один из палестинцев. Его завербовали.
– Кто?
Халиль многозначительно поднял брови:
– Я застукал его, когда он ставил жучок в моей комнате. Мы подрались, а потом… Он на коленях умолял нас о прощении. Они ему хорошо заплатили. У него мать больна, ей нужно в больницу в Иерусалиме.
Мориц постарался не выдать волнения, сердце забилось быстрее.
– Он клялся, что рассказывал им только всякое вранье.
– Один иракец, – добавила Амаль, – потребовал, чтобы он доказал.
– Как?
– Он должен был убить офицера, с которым общался.
У Морица перехватило дыхание.
– И что он сделал?
– Спрыгнул с крыши.
* * *
За дверью раздался шум. Мужские голоса переговаривались на арабском. Амаль тихо закрыла дверь на щеколду и выключила свет. Постучали. Затем дверная ручка дернулась. Амаль прижала пальцы к губам. Все затаили дыхание. Потом послышались удаляющиеся шаги. Глаза привыкли к лунному свету, лившемуся из окна. Амаль приложила ухо к двери, а затем стала готовить кофе на электрической плите. Халиль в изнеможении откинулся на кровати. К тому времени, как Амаль разлила кофе по маленьким чашечкам, он уже спал. Тревога заполонила все тело Морица, и ему показалось, что Амаль испытывает нечто похожее. Сдерживаемое волнение от того, что они наедине друг с другом, пусть и не вполне одни. Они пили кофе.
– Мне очень жаль, – тихо сказала она. – Вы совершенно не виноваты.
– У вас на платье кровь.
– Это не моя.
Она подошла к раковине, повернула кран и подставила рукав под струю воды.
Мориц оглядел комнату. На стенах висели плакаты Че Гевары и Народного фронта освобождения Палестины: палестинский флаг и поднятая вверх рука с винтовкой. Фотография Старого Иерусалима. И карта. В лунном свете он узнал плавный изгиб береговой линии. Небольшой крюк Хайфского залива. Название страны не прочитывалось – край карты был отрезан. В центре кто-то приклеил кусок малярной ленты со словом «Тель-Авив» и написал там что-то по-арабски.
– Что там написано? – спросил Мориц.
– Яффа.
– Это вы написали?
– Да. Там было неправильное название.
– Какое?
– Яффо.
– Но это же одно и то же, только буква отличается.
– Для вас это одна буква. А для меня это всё.
Амаль выключила воду, взяла кофейник и подлила им кофе.
– Чтобы переписать историю, вам потребуется кое-что побольше, чем просто ручка, – сказал Мориц.
– Пейте кофе.
Он не мог отвести глаз от карты. Эта замена еврейского названия отозвалась в нем неприязнью.
– Однажды, – сказал он, – вам придется примириться с евреями.
– Мы ничего не имеем против евреев, – ответила Амаль. – Любой еврей, который не переезжает в Палестину, – мой друг.
– Но… вы все еще называете страну Палестиной. Почему вы не можете признать Израиль? Это сделала Организация Объединенных Наций. Да и большинство государств.
– Почему Израиль не признает нас? Разве мы не существуем? Разве мы, как и все остальные, не имеем права на самоопределение? На достойную жизнь? ООН приняла десятки резолюций по этому поводу. Но никто ничего не делает. Запад болтает о правах человека и продает оружие, которое нас убивает. Разве мы не люди?
Мориц хотел возразить, но решил дать ей выговориться. Чем больше эмоций, тем лучше. А вот свои чувства он должен контролировать.
– Извините, – сказала Амаль. – Мы ведь не хотели говорить о политике. – Она собрала кофейные чашки.
– Почему бы нет? Как бы выглядела ваша карта?
Амаль повернулась к нему, раскинула руки и оглядела себя:
– Вот так. – Она улыбнулась. В ее глазах дерзость смешалась с горечью.
– Как ваше платье?
– Это не платье, – сказала Амаль. – Это моя история. Вы хотите ее услышать?
Глава
43
Палестина – это не просто страна или название, это идея, надежда и символ для каждого, кто пережил потерю и мечтает о воздаянии.
Гада Карми
Иерихон
В Палестине платье – это не просто платье. Танец не просто танец. Свадьба не просто свадьба. Мы завещаем родину нашим детям, а она исчезает под нашими ногами. Когда я вшивала нашу землю в это платье,
