Скалли думал так же, но не был готов сказать об этом. «Не знаю, – ответил он. – Кажется, это плохая идея».
Но Киндлер ничего не мог с собой поделать и вскоре начал обдумывать варианты сделки. «Это может быть полезно для нас, – сказал он Скалли, – даст нам депозитную базу, региональную банковскую франшизу. Посмотрим, как будут развиваться события».
Скалли и Киндлер позвали соруководителя подразделения финансовых учреждений Morgan Stanley Джонатана Прузана, чтобы начать изучать цифры Wachovia. Главной проблемой была гигантская задолженность по субстандартным ипотечным кредитам, около 120 млрд долларов. Пока юридическая экспертиза Wachovia шла своим чередом, Мак получил от Викрама Пандита вежливый отказ от переговоров о слиянии: «Ответ отрицательный. Сроки не те, но в какой-то момент мы захотим что-нибудь сделать».
Мак раздраженно бросил трубку. Свидание с Wachovia никому не казалась желанным, но в данный момент это была единственная девушка на танцполе.
* * *
– Это 11 сентября экономики… – Хэнк Полсон говорил, а в его кабинете висела звенящая тишина. Два десятка сотрудников казначейства собрались там в среду утром, они сидели на подоконниках, на спинке диванов, на краю стола Полсона и строчили в блокнотах. Над ними нависал Александр Гамильтон – копия портрета[630], написанного в 1792 году, когда молодая нация пережила свою первую финансовую панику. Младший сотрудник казначейства Уильям Дьюер, который был хорошо знаком с Гамильтоном, использовал инсайдерскую информацию для создания огромного сальдо в государственных ценных бумагах. Когда цены на облигации упали, Дьюер не смог покрыть долги, спровоцировав панику[631]. Гамильтон решил не спасать коллегу, но приказал казначейству скупать государственные ценные бумаги, успокаивая рынок, – давно забытая, но поучительная модель государственного вмешательства.
Полсон, сутулясь, сидел в углу в кресле, нервно поглаживая живот. Ему как будто было больно, когда он объяснял своему ближайшему окружению в казначействе, что за последние четыре часа кризис достиг высот, сравнимых с событиями семилетней давности, с точностью почти до недели. Ничьим жизням ничего не угрожало, но компании с вековой историей и сотнями тысяч рабочих мест оказались на чаше весов.
Экономика, по его словам, была на грани коллапса. Утром он говорил по телефону с Джейми Даймоном, который тоже выразил озабоченность. Полсон уже не беспокоился только лишь об инвестиционных банках, он беспокоился о General Electric – крупнейшей компании в мире, иконе американских инноваций. Джеффри Иммельт, генеральный директор GE, заявил ему, что коммерческие бумаги конгломерата, которые он использовал для финансирования текущих операций, могут прекратить работать. Он слышал, что JP Morgan якобы прекратил кредитование Citigroup, что Bank of America перестал давать кредиты «Макдоналдсу», что казначейские векселя торговались менее чем за банковский процент, будто они не лучше наличных, будто доверять правительству стало бессмысленно.
Полсон знал, что это была финансовая паника и, возможно, самый важный момент его пребывания в казначействе или даже всей его карьеры. Накануне вечером Бернанке и Полсон решили, что пришло время для системного решения, потому что решение судеб каждой отдельной финансовой компании не работало. Между Bear и Lehman прошло полгода, но, если Morgan Stanley рухнет, вероятно, пройдет не более шести часов, прежде чем за ним последуют Goldman, крупные банки, и неизвестно, что будет дальше.
Итак, Полсон стоял перед сотрудниками в надежде найти решение, которое потребует вмешательства. Он все еще ненавидел идею выкупа, но понимал, что необходимо учитывать окружающую реальность.
– Единственный способ остановить это – придумать бюджетный ответ, – сказал он. Нужно начать думать, какие программы возможно разработать, и, хотя Полсон не был уверен, что такой подход будет приемлем политически, о нем стоило подумать.
Полсон сказал сотрудникам, что он знал – он будет подвергнут огромному количеству политических нападок; его уже критиковали за спасение AIG, а Барни Фрэнк издевательски заявил, что он собирается предложить называть 15 сентября – день, когда Lehman объявил о банкротстве, – Днем свободного рынка[632]. «Национальная приверженность свободному рынку продержалась один день, – сказал Фрэнк, – понедельник».
Сенатор Джим Баннинг, республиканец от штата Кентукки[633], заявил, что «Федрезерв в очередной раз повесил на налогоплательщиков миллиарды долларов, чтобы выручить фирмы, для которых жадность выше ответственности». А республиканец от штата Алабама Ричард Шелби[634] добавил, что он «категорически не согласен с решением использовать деньги налогоплательщиков для спасения частного предприятия».
Первоочередной задачей, по словам Полсона, было преодоление кризиса рынка краткосрочного капитала. Бывший банкир Goldman Стив Шафран предположил, что казначейство могло бы вмешаться и гарантировать средства. «У нас есть полномочия, чтобы стабилизировать важные рынки», – сказал он, имея в виду закон 1934 года о золотом резерве[635], благодаря которому был создан фонд, в настоящее время достигший суммы 50 млрд. Ключом, добавил Шафран, было то, что для доступа к фонду требовалось лишь одобрение президента – в обход Конгресса.
– Делайте! – сказал Полсон, и Шафран выскользнул из комнаты, чтобы начать работать.
Однако не существовало простого решения, чтобы начать стабилизацию банков. Фил Швагель, не слишком уверенный помощник по экономической политике, подчеркнул необходимость быть смелым и не избегать решения проблем, опасаясь политических последствий. «Вы же не хотите работать Японией», – сказал он.
Швагель и Нил Кашкари вновь вынули десятистраничный доклад «Разбей стекло», который подготовили прошлой весной: в случае кризиса ликвидности план предусматривал вмешательство государства и покупку проблемных активов непосредственно у кредиторов, тем самым исправляя их баланс и позволяя им продолжать предоставление кредитов. Авторы знали, что выполнить план непросто, потому что банки будут яростно бороться за цены на активы, но план предусматривал участие государства в повседневном бизнесе на минимально возможном уровне, чего так хотели консерваторы.
– Вот что мы должны делать, – сказал Кашкари Полсону. Он принимал участие в HOPE NOW (НАДЕЖДА СЕЙЧАС), одной из первых попыток правительства оказать помощь испытывающим проблемы домовладельцам, и знал, как трудно будет заставить банки выдавать новые кредиты, пока у них на балансах остаются просроченные ссуды. Советник Полсона Дэн Джестер из Нью-Йорка, где он все еще разбирался с ситуацией вокруг AIG, по громкой связи возразил, что покупка активов является слишком громоздкой, и рекомендовал вместо этого выделить капитал непосредственно организациям. «Мы получим большую отдачу от затраченных средств, если разместим капитал», – сказал он, пояснив, что, если рынок продолжит падать, такие действия помогут банкам выжить.
Трудность с таким подходом, сказал помощник секретаря Дэвид Насон, состояла в том, что он похож на национализацию. Если правительство вкладывает деньги в фирму, оно становится фактическим владельцем, а ведь именно этого большинство присутствовавших хотело избежать. «Не подумают ли люди, что мы собираемся AIG’нуть их?» – спросил он, используя в качестве глагола состоявшиеся менее суток назад правительственные инвестиции. При первом прочтении Полсону понравилась идея «Разбей стекло», и теперь он склонялся к мысли двигаться в этом направлении. AIG была катастрофой, которой они не могли позволить повториться, а покупка активов сохраняла четкую границу между правительством и частным сектором. Сейчас надо было начинать готовить очертания законопроекта для Конгресса. Им понадобятся огромные деньги, причем немедленно.
Он поручил Кашкари и группе сотрудников конкретизировать идеи. «Разбить стекло», может, и было интересно в теории, но не хватало деталей, это была еще не инструкция. Полсон дал сутки.
– Во сколько это обойдется? – спросил Полсон перед тем, как закрыть совещание.
Кашкари, который еще весной оценивал затраты в 500 млрд, ответил:
– Будет дороже. Может, раза в два.
Отпустив всех с предупреждением, что разговор был конфиденциальным, Полсон позвонил Гайтнеру сверить часы. «Вы не можете выйти и заявить о больших суммах, которые необходимы банкам, не провоцируя массового изъятия вкладчиками депозитов, – сказал Гайтнер. – Если вы не получите полномочий, я уверен, вы спровоцируете долбаную панику. Вы должны быть осторожны и не выступать перед общественностью до тех пор, пока не будете точно знать, что получили полномочия».
