— Не рано стартовала, красавица? — иронически осведомился Музыкант, когда Императрица, заметно пошатываясь, вплыла в спальню. — А по какому случаю пьем? С горя или с радости?
— Догадайся с трех раз, — благодушно отмахнулась от него Императрица. — А сначала дай мне таблетку.
Музыкант в новеньком шелковом халате лежал поперек широкой кровати и разглядывал свою подругу, не слишком торопясь выполнить её пожелание.
— Ты что, оглох? — повысила голос Императрица.
— Волшебное слово, — безмятежно произнес Музыкант.
— Что?
— Ты забыла сказать волшебное слово «пожалуйста».
— Ну, знаешь…
От изумления Императрица на какое-то время потеряла дар речи.
— Знаю. Мне, красавица, не нравится твоя привычка командовать. Научись вежливо просить.
— Просить? Я?
— Ты, ты. Собираешься за меня замуж, а разговариваешь, как с лакеем. Это неправильно. Нехорошо.
Только теперь Императрица увидела, что глаза у Музыканта, мягко говоря, странные. Он смотрел на неё и в то же время — сквозь нее. Слишком давно Императрица имела дело с наркотиками, чтобы не узнать этот взгляд, взгляд человека, принявшего максимально допустимую дозу. Спорить в этой ситуации, «качать права»… На это мог отважиться либо потенциальный самоубийца, либо абсолютно наивный человек. Ни к той, ни к другой категории Императрица, безусловно, не принадлежала.
— Ну, прости, — быстро сказала она. — Я погорячилась. Дай мне таблетку, пожалуйста. Прошу…
— Вот хорошая девочка. Попробуй это.
Жестом фокусника Музыкант извлек откуда-то одноразовый шприц. Императрица колебалась всего несколько секунд: в конце концов, она все это уже пробовала, главное — не переборщить и соблюдать всю возможную стерильность. А кто не рискует — тот не пьет шампанского.
— Лев умер, — сообщила она минут пять спустя, лежа на кровати рядом с Музыкантом. — Упал и умер. Представляешь себе?
Все это вдруг показалось ей настолько смешным, что она расхохоталась. Музыкант налил шампанское в два бокала и протянул ей один.
— За все хорошее, красавица. Завтра мы с тобой поженимся.
— Завтра? — продолжая смеяться, изумилась она. — Как завтра? Почему завтра?
— А почему бы и нет? Зарегистрируемся, запремся с тобой дома, будем праздновать…
— Но я хотела по-другому… В подвенечном платье, в церкви…
— Я некрещеный, — безмятежно объяснил Музыкант. — А без регистрации все равно не обвенчают. Да успеем мы с тобой в церковь, что ты так волнуешься?
Она уже не волновалась. Ей уже почти все было все равно, перед ней разворачивались картины какой-то немыслимой красоты, звучала необычная, но тоже прекрасная музыка. Потом она увидела покойного мужа, но лицо его было умиротворенным и почти ласковым. Рядом с ним возникло лицо Льва Валериановича — живого и здорового.
— Мы ждем вас, голубушка, — тихо сказал он. — Уж вы не очень задерживайтесь.
— Собирайся, Ириша, — поддержал его Босс. — Я давно тебя жду. Ты обещала…
«Я никому и ничего не обещала», — хотела она сказать, но не смогла произнести ни слова. А в следующую минуту поняла, что ей действительно лучше всего присоединиться к этим двум мужчинам, рядом с которыми она будет в безопасности.
— Хорошо, — выдохнула она. — Я согласна.
Последнее, что она видела, прежде чем окончательно отключиться, был какой-то огромный бассейн, на поверхности которого плавали розовые лепестки. Только это были не лепестки, а маленькие, красивые рыбки. Она медленно погрузилась в бассейн — и все исчезло.
… … …
— Красавица, — услышала она знакомый голос откуда-то издалека. — Очнись, красавица! День на дворе, а ты все спишь.
Она с трудом открыла глаза, непроизвольно застонала и снова зажмурилась. Состоянием похмелья удивить её было невозможно, но на сей раз это было что-то особенное: голова не болела, вместо неё существовал один огромный пересохший рот, а где-то прямо под ним бешено колотилось сердце.
— Ну-ну, очнись. Что с тобой сегодня?
«Я умираю», — хотела она сказать, но тут же поняла всю бессмысленность этой затеи: губы даже не шевельнулись.
Потом она почувствовала, как к сгибу локтя ей приставили что-то холодное и острое, ощутила легкую боль от укола и несколько мгновений спустя сердце дернулось в последний раз и забилось почти ровно.
Императрица открыла глаза и на сей раз явственно увидела склоненное над ней лицо Музыканта. Безмятежно-спокойное лицо.
— Очнулась? — спросил он. — Ох, красавица, за тобой глаз да глаз нужен. Без присмотра ни на секунду оставить нельзя.
— Что ты мне вколол? — спросила она.
— Да то же, что и всегда, — небрежно ответил Музыкант. — Подобное лечим подобным. Прости, красавица, пока Лариска не вернется, с таблетками придется повременить. Кончились наши с тобой запасы, не рассчитал я. Да и ты их ела, прямо скажем, как леденцы.
— А без Лариски ты уже ничего не можешь? — ехидно поинтересовалась Императрица. — С каких это пор?
— А с тех самых, как Черномор навернулся. Новые каналы найти трудно. Точнее, опасно.
Императрица посмотрела на Музыканта с огромным изумлением: до сих пор ей такого от него слышать не приходилось.
— Ты — боишься? Это что-то новенькое. Сам когда-то говорил: тебя никто не тронет.
— Это когда было! А теперь меня твой же поклонничек сдаст. Чтобы я не мешал вашей дальнейшей счастливой жизни.
— Ты о ком?
— О Льве твоем, естественно. Царе… зверей.
Императрица резко села и сжала пальцами виски.
— Но он же… Он же умер! Не приснилось же мне все это… Да нет, я помню. Хотя… потом он разговаривал с Боссом… с моим мужем. И бассейн какой-то…
— Слушай, красавица, с тобой с ума сойдешь только так. Он умер или в бассейне с твоим мужем беседовал?
Императрица прикрыла глаза и перед ней отчетливо встала картина: Лев Валерианович сползает на пол, стягивая за собой скатерть и приборы. Опрокинутое, перекошенное от ужаса лицо официанта, злая, озабоченная физиономия начальника охраны…
— Он умер, — сказала она, не открывая глаз. — Он умер, все сработало. Я просто слишком много выпила вчера… на радостях. Теперь нас с тобой уже никто не тронет, можешь не волноваться.
— Но это же колоссально, красавица! Это же… Это — совсем новая жизнь! Это нужно отметить! Черт с ней, с Лариской, теперь я могу звонить Химику напрямую, нас действительно никто не заложит и не тронет… Прикажи кофе, красавица. Побольше и покрепче. Мне нужно вспомнить телефон Химика. Хотя… Хотя у нас, кажется, ещё одно важное дело есть.
— Какое?
— Пожениться. Ты ещё не раздумала? Нет? Значит, так: кофе — раз, ЗАГС — два, Химик — три. В такой вот последовательности. Вопросы есть?
— Есть, — усмехнулась Императрица. — Кого ты собираешься взять в свидетели? Без них, боюсь, нас ни за какие деньги не распишут.
Она встала с постели, потянулась и направилась в ванную, бросив через плечо:
— Кофе сам прикажи. Хочешь быть хозяином — привыкай.
И, не дожидаясь реакции, скользнула за дверь.
Пожалуй, это было единственное помещение в особняке, где Императрица чувствовала себя комфортно и уютно. Возможно, потому, что только ванную муж позволил ей отделать так, как ей хотелось, и потому же сам туда никогда не заходил, утверждая, что подобную пошлость можно встретить только в публичном доме. Сама Императрица публичные дома видела только в кинофильмах, лично побывать не пришлось, Босс очень вовремя на ней женился. Ей самой ванная казалась воплощением самых изысканных грез.
Пол и стены большой комнаты были выложены малахитом, чаша маленького бассейна, умывальник и прочие сантехнические прелести были из зеленого мрамора, краны и ручки сверкали золотом и все это великолепие буквально утопало во вьющихся растениях, пальмах и прочих экзотических цветах, то ли настоящих, то ли искусственных. Перед огромным, во всю стену зеркалом стоял столик с баночками и флаконами, кресло, обитое зеленой кожей, а сбоку — такая же кушетка. Но «гвоздем» этого интерьера была стеклянная стена, одна сторона которой утопала в бассейне, а другая — в небольшом пруду, который находился уже вне дома. Возможно, именно это ощущение простора и привлекало Императрицу, большую часть времени проводившую фактически взаперти.
«Ну, и что ещё нужно для счастья? — подумала она, окунаясь в теплую воду бассейна. — Молодая, красивая, свободная… Не гневи Бога, подруга, ты же не хочешь променять все это на совмещенный санузел с цементным полом. Вот именно, и нечего устраивать глупые истерики. И с таблетками все наладится, все будет прекрасно».
Она посмотрела сквозь стеклянную стену: в идеально чистой воде пруда медленно плавали какие-то экзотические рыбки. Ну вот и готовый аквариум для Музыканта, будет ему хороший свадебный подарок. Пока тепло, пусть поиграет, а там видно будет, может, он павлинов захочет завести или обезьян. Почему бы и нет, в конце концов? Чем бы дитя ни тешилось… Главное, чтобы её любил, а он, кажется, любит.
