— Двойной, — говорю медленно.
Мне не по себе. Мы могли бы обговорить это по телефону. Из сумки раздается звонок сотового, но я его игнорирую, хотя он не прекращает звонить. Я не планирую оставаться здесь надолго, и в этом нет абсолютно никакой необходимости, так что я могу перезвонить Джесси, как только уберусь отсюда.
— И это все? — с сомнением спрашиваю я. Мой телефон замолкает, а затем сразу же начинает звонить снова.
— Хотите ответить? — спрашивает она, глядя на мою сумочку.
— Все в порядке. — Я чуть качаю головой. Она не понимает, но это от неверия. — У вас что-то еще, Рут?
— Хм, — она лихорадочно оглядывает кухню. — Да, я передумала насчет орехового пола. — Она подтаскивает журнал с другой стороны стола. — Мне очень нравится этот.
Она указывает на дубовую альтернативу на обложке журнала.
Я начинаю озвучивать причины придерживаться грецкого ореха, когда мой телефон прерывает меня. Мои плечи сникают.
Рут подталкивает мою сумочку ко мне.
— Ава, возможно, вам следует ответить. Кто бы это ни был, он явно хочет с вами поговорить.
Я закрываю глаза, пытаясь придать себе сил, и лезу в сумочку за телефоном, затем встаю из-за стола и направляюсь в холл.
— Джесси, я на встрече. Могу я тебе перезвонить?
— Я страдаю от ломки Авы, — бормочет он. — Ты страдаешь от ломки Джесси?
— Есть ли лекарство? — спрашиваю я с усмешкой, чертовски хорошо зная, что это за лекарство.
— Да, оно называется «постоянный контакт». Во сколько ты заканчиваешь?
— Не уверена. В два у меня совещание с Патриком.
Я оглядываюсь через плечо и вижу, как Рут листает журнал о дизайне. Возможно, она не обращает на меня никакого внимания, но должна меня слышать. Может, это и хорошо. Большую часть времени я счастлива в браке. И я беременна. Стоит ли упомянуть об этом в разговоре?
— О, хорошо. Ты наконец-то выполнишь свое обещание поговорить с Патриком, — напоминает Джесси.
— Да.
— Это ведь не займет так много времени?
— Нет, наверное, нет, но это не имеет значения, потому что Джон будет ждать меня, не так ли? — отвечаю вопросом на вопрос. Я, наверное, втяну в это Джона, но какой смысл притворяться, что я не знаю?
— Будет, — слышу усмешку. — Как поживают мои малыши, леди?
— Наши малыши в порядке. — Сразу понимаю, что только что сказала, и также замечаю, как глажу живот. — Джесси, мне пора. Увидимся позже.
— Что я должен делать до твоего возвращения?
— Иди на пробежку.
— Уже, — гордо заявляет он. — Может, заняться покупками.
— Да, займись покупками, — подбадриваю его, надеясь, что он увязнет в детском отделе и не даст о себе знать до шести. — Я люблю тебя, — заканчиваю разговор тем, что успокоит его еще немного.
— Знаю, — вздыхает он.
— Пока.
С улыбкой отключаюсь и возвращаюсь на кухню.
— Извините за это. — Машу телефоном и сажусь обратно. — Итак, значит, дуб?
Она выглядит погруженной в свои мысли, изучая меня некоторое время, а затем ее взгляд падает на мой живот, скрытый столешницей. Должно быть, она слышала, но крошечная часть меня надеется на обратное.
Я начинаю записывать кучу полной чепухи.
— Я узнаю цену на дуб. Цена за замер и работу должна остаться прежней, но я все равно уточню. Уверены, что хотите отказаться от грецкого ореха?
Жду ее подтверждения, но когда мне уже нечего писать, а она все еще молчит, поднимаю глаза и вижу, что она по-прежнему очень задумчива.
— Рут?
— Ох, извините! Я была за много миль отсюда. Да, спасибо. — Она вскакивает. — Ава, простите, я даже не предложила вам чашечку чая. Или, может, вина. Мы могли бы выпить вина за ланчем.
— Нет, честно. Я не пью.
— Почему?
Ее резкий вопрос усиливает мое беспокойство.
— Не во время работы. Я не пью на работе.
— Понимаю. Да, мы все можем немного увлечься. — Она улыбается, но улыбка не касается ее голубых глаз. — Как поживает ваш муж?
Не могу сдержать резкого вдоха. Не тогда, когда она упоминает алкоголь, увлечение и моего мужа в двух близких предложениях.
— Хорошо.
Начинаю собирать вещи, стремясь поскорее уйти. Возможно, она невинно задела меня за живое, но она все еще смотрит на меня с тоской, и это становится невыносимым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я узнаю расценки и позвоню вам.
Встаю слишком поспешно и цепляюсь каблуком за ножку стула, отчего слегка спотыкаюсь. Через секунду она уже рядом, держит меня за руку, чтобы я не упала.
— Ава, с вами все в порядке?
— Да, нормально.
Беру себя в руки, изо всех сил стараясь не выглядеть встревоженной, но теперь она обнимает меня и не отпускает. На самом деле, ведет ладонью по моей руке вверх. Я напрягаюсь с головы до ног, когда он добирается до моей щеки и нежно гладит.
— Такая красивая, — шепчет она.
Мне следовало бы отстраниться, но я слишком потрясена, и отсутствие у меня неприятия позволяет ей ласкать мою щеку, сколько душе угодно.
— Мне нужно идти, — тихо говорю я, наконец, приходя в себя.
Отступаю назад, и ее рука опускается, на лице появляется тень смущения. Она смеется и отводит взгляд.
— Да, вероятно, вам следует это сделать.
Я понимаю намек и убегаю, спеша по коридору к входной двери и распахивая ее. Даже не закрываю за собой. Джон замечает, как я бросаюсь к машине, и выскакивает из нее.
— Ава, девочка? — спрашивает он, быстро осматривая меня, проверяя, в порядке ли я. Как только удостоверяется, что я цела, смотрит мимо меня и медленно опускает солнцезащитные очки. Поступок не показался бы таким странным, если бы он не снял очки, и теперь он смотрит на дорожку, ведущую к дому Рут.
Я замедляю бегство и поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что привлекло его внимание: входная дверь Рут.
— В чем дело, Джон? — спрашиваю я, чувствуя себя лучше теперь, когда далеко от своей дружелюбной клиентки, которая теперь кажется жуткой.
— Ничего, девочка. Садись в машину. — Его очки на месте, и он кивает мне, вместо того чтобы повторяться, поэтому я забираюсь внутрь и жду, когда он присоединится ко мне. Он проскальзывает внутрь и поворачивается ко мне. — Что привело тебя в такое состояние?
Я пристегиваю ремень безопасности, чувствуя себя немного глупо.
— Кажется, у меня есть поклонница.
Ожидаю смеха или, по крайней мере, потрясенного «ох», но ничего не слышу, только кивок в знак согласия и лицо, которое отворачивается от меня.
— Еще кое-что, что сведет с ума ублюдка, — сухо ворчит Джон. — Как ее зовут?
— Рут Куинн. Она странная.
Он задумчиво кивает.
— Обратно в офис?
— Пожалуйста, Джон.
Ставлю сумочку между ног, и из нее высовывается конверт, который я засунула туда раньше. Он напоминает мне о своем присутствии, любопытство берет верх, и я наклоняюсь за ним.
— Что это? — спрашивает Джон, кивая на коричневый конверт формата А4 в моих руках.
— Не уверена. — Мой голос звучит так же тревожно, как я себя чувствую. — Его доставил курьер.
Я абсолютно честна, потому что, если это окажется очередной угрозой, я все равно расскажу Джесси, так что не имеет значения, если Джон тоже узнает. Вскрываю конверт и вытаскиваю листок бумаги, и как только вижу вырезанные буквы, у меня перехватывает дыхание.
— В чем дело? — спрашивает Джон, в его голосе слышится беспокойство.
Я не могу говорить. С такого рода письмами связан определенный уровень злонамеренности, и когда я смотрю на сообщение, составленное из различных газетных и журнальных вырезок, мое небрежное пренебрежение предыдущим предупреждением кажется довольно безрассудным.
— Еще одно предупреждение, — удается выдавить мне сквозь учащенное дыхание. Меня тошнит.
— Еще одно?
— Да, первое я получила с полузасохшими цветами. Я выкинула их в мусорку и списала на брошенное бывшее сексуальное завоевание. — Открываю окно, чтобы глотнуть необходимого свежего воздуха.
— И что написано в этом? — Джон продолжает переводить глаза, прикрытые солнцезащитными очками, на листок, который я уронила на колени.
