Джон протягивает мне телефон, и я без промедления выхватываю его у него из руки.
— Кто она? — Остаюсь спокойной, но если не получу ответа, то очень быстро приду в ярость. И это повлечет за собой бешеное повышение давления.
Он тяжело дышит в трубку, его целеустремленные, громкие шаги слышны на заднем плане.
— Не уверен.
— Что это значит? — кричу я. Он не ответил, не так, как мне надо. Он знает, кто такая Рут Куинн.
— Я уже еду домой. Мы поговорим.
— Нет, скажи мне!
— Ава, я не хотел ничего говорить, пока не буду уверен, что это она, — отвечает Джесси, и визг шин заставляет меня вздрогнуть.
Может, это и так, но неспособность Джона говорить шепотом испортила этот план.
— Я объясню, когда ты будешь сидеть со мной рядом.
— Мне это не понравится, да? — Не знаю, почему спрашиваю. Он хочет усадить меня — нехороший знак. На самом деле, хороших знаков, вообще, нет. Даже здоровяк выглядит озабоченным происходящим.
— Детка, пожалуйста, мне нужно тебя видеть.
— Ты не ответил на мой вопрос. — тихо напоминаю я, устраиваясь на барном стуле. — Что еще ты можешь мне рассказать, Джесси?
— Я скоро буду дома.
— От этой новости мне захочется сбежать?
— Я скоро буду дома, — повторяет он и отключается, оставляя меня с телефоном Джона, безвольно прислоненным к щеке, и скручивающимся от беспокойства желудком.
Сейчас я уже почти хочу убежать. Неуверенность, смешанная с невероятным страхом, толкает меня к бегству, но не от него, потому что мысль о том, чтобы быть без Джесси, болезненно обжигает каждую частичку моего существа. Но глубоко в внутри разверзлась болезненная яма, которая говорит, что я должна защитить себя от всего, что может повлиять на мою жизнь. Наши жизни.
Телефон в пентхаусе стрекочет, заставляя меня подпрыгнуть, и Джон громко топает из кухни, теперь с очками на месте. Не буду тешить себя попытками вытянуть из него какую-либо информацию, даже если она у него есть.
Он возвращается на кухню, выглядя слишком взволнованным для такого грозного человека. Теперь я действительно волнуюсь.
— Я нужен внизу. Запри за мной дверь и не открывай, пока я не позвоню тебе и не скажу, что это я. Где твой телефон?
— Что происходит? — Я встаю, начиная дрожать.
— Где твой телефон? — настаивает он, забирая свой из моей дрожащей руки.
— В моей сумке. Джон, скажи мне.
Он сам вытряхивает содержимое сумки и быстро отыскивает мобильный. Аккуратно кладет его на островок и, подняв меня, осторожно усаживая на табурет.
— Ава, сейчас не время спорить со мной. Консьерж сообщил о ком-то подозрительном, и я просто проверю это. Скорее всего, это пустяки.
Я ему не верю. Ничто не говорит о том, что я должна это делать: ни тон его голоса, ни язык тела. Все говорит о том, что я должна быть в ужасе, и я начинаю его испытывать.
— Ладно, — неохотно соглашаюсь я.
Кивнув и нежно сжав мое плечо, он выносит свое большое тело из кухни, и вскоре я слышу, как закрывается входная дверь, оставляя меня все еще дрожащей и с паникой в мыслях. Я терплю неудачу на всех уровнях, чтобы успокоиться. Мне нужен Джесси. Все равно, что он скажет, мне плевать. Сжав телефон, бегу вверх по лестнице в спальню, быстро отыскиваю в ящике с нижним бельем ключ от кабинета Джесси, прежде чем броситься вниз и отпереть дверь. Я почувствую себя лучше, когда сяду в его широкое кресло, будто это он обнимает меня.
Врываюсь в кабинет, взбешенная и запыхавшаяся, только для того, чтобы встретиться с женщиной, которая стоит посреди комнаты, уставившись на стену со мной.
Рут Куинн.
Мои ноги подгибаются, заставляя пошатнуться вперед, а сердце останавливается. Но мое драматическое появление и шокированное «ох», похоже, не смутили ее. Она продолжает пристально смотреть на меня, не отводя взгляда. Она очарована, и если бы не недавние слова Джесси и Джона и их реакция на эту женщину, я бы подумала, что она не только влюблена в меня, но и безумно одержима.
Проходит слишком много времени, прежде чем мозг осознает, что я должна бежать, но когда я медленно начинаю отступать, она смотрит на меня. Она выглядит опустошенной, а не обычной женщиной с яркими глазами и свежей кожей, к которой я привыкла. Прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела ее в последний раз, но можно подумать, что прошли годы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не волнуйся. — Ее голос холоден и полон отвращения, и это сразу же избавляет от мыслей, что эта женщина влюблена в меня. Теперь я абсолютно уверена, что она меня ненавидит. — Лифт выведен из строя, а Кейси остановит тебя на лестнице.
Возможно, я в шоке, но эти слова звучат четко и ясно. Так же как и вспышка воспоминаний о Кейси в костюме… и на кадрах с камер видеонаблюдения с той ночи, когда меня накачали наркотиками. Мне даже удается задать себе разумный вопрос о том, как, черт возьми, она попала в пентхаус, не говоря уже о кабинете Джесси.
Затем она машет связкой ключей перед собой.
— Ему удалось это слишком легко.
Она бросает ключи на стол Джесси, и я провожаю их взглядом, пока они не бряцают о поверхность и, в конце концов, не замирают. Я не узнаю связку, но не настолько глупа, чтобы задаваться вопросом, откуда она взялась.
— Глупость твоего мужа и отчаянная потребность моего любовника осчастливить меня почти сделали это скучным. — Она снова смотрит на стену. Стену Авы. — Видимо, он немного одержим тобой.
Я остаюсь на месте, перебирая варианты. У меня их нет. Никакого спасения, никаких шансов, что кто-нибудь доберется до меня, а с новым консьержем, подстерегающим меня, я беспомощна.
Кончик ее пальца касается стены, на которой Джесси оставил надпись.
— «Сегодня мое сердце снова забилось»? — Она холодно и зловеще смеется, усиливая мое и без того сильное беспокойство. — Джесси Уорд, несносный, использующий женщин мудак, влюблен, женат и теперь ждет двойню? Как идеально.
Последнюю фразу она не говорила серьезно, в отличие от предыдущих. Я столкнулась с еще одной отвергнутой бывшей любовницей, но совершенно нового уровня. Она ненавидит его и, в свою очередь, ненавидит меня. Пугающая ясность, плюс то, как она сейчас смотрит на мой живот, сообщает, что она также ненавидит и наших детей. Мой страх только что достиг наивысшего уровня, и я точно знаю, что мы с малышами в серьезной опасности.
Вижу, как она приближается, но не понимаю, что тоже двигаюсь. Но недостаточно быстро, потому что через несколько секунд она оказывается передо мной и задумчиво поглаживает мой живот.
Затем отводит руку и бьет меня. Я кричу, тело сворачивается в защитную позу, руки обхватывают живот в инстинктивной попытке защитить детей.
Она тоже кричит, хватает меня за волосы и тащит из кабинета Джесси в открытое пространство пентхауса.
— Тебе следовало оставить его, — кричит она, толкая меня на пол и целенаправленно пиная.
Меня пронзает боль, глаза наполняются слезами и сбегают по щекам. Если бы я смогла преодолеть невероятную боль и шок, то, думаю, нашла бы в себе силы почувствовать гнев. Она пытается убить наших детей.
— Что есть такого в этом аморальном ублюдке, из-за чего ты с ним, жалкая сука!
Она поднимает меня на ноги и бьет по лицу, но жгучая боль и пылающая кожа не оторвут мои руки от живота, ничто не оторвет, даже необходимость умчаться от нее. Даже телефон, все еще остающийся в моей руке, но я не могу рисковать, предоставив ей открытый доступ к животу.
Перегруженный мозг срочно пытается направить меня, дать инструкции, но все, о чем я могу думать, — это принять ее безумство и молиться, чтобы для нас троих все благополучно закончилось. Если я когда-либо думала, что оказалась в аду, то данный момент доказывает, что я ошибалась. Это ниже самого низкого уровня подземного мира.
Кулак соприкасается с моим предплечьем с гневным, бешеным воплем, и мое тело изгибается с испуганном, болезненным криком. Мне не выжить. Я далеко не мертва, но ее взгляд сквозь мое затуманенное зрение говорит, что она не остановится, пока я не умру. Она сумасшедшая. Совершенно не в себе. Что, черт возьми, он сделал этой женщине?
