Она решила проверить это, открыла один глаз и действительно увидела куклу.
Я угадала, подумала она. Кукла стояла и смотрела на нее. Очень близко. Она стояла на полу. Из этого можно было сделать вывод, что она сама лежит на полу.
Кукла стояла, согнувшись под каким-то странным углом. В принципе, ей бы давно уже полагалось упасть. Наверное, у нее были специальные подпорки или магниты в ногах. Когда-то в детстве у нее была похожая игрушка, так та умела лазать по стенам. Она прищурилась и попробовала оценить размеры куклы. Похоже, что они совершенно обычные. Человеческий ребенок, только начавший ходить, мог бы взять ее на руки, как взрослый берет его самого. У куклы были желтовато-коричневая кожа, черные кудряшки, непропорционально большая голова, длинные пухлые конечности. Она была полнощекая. Из одежды на кукле имелись жилетик и брючки темного цвета.
— Йиме? Ты слышишь меня? Ты видишь меня?
Голос шел откуда-то изнутри куклы. Рот двигался, словно кукла сама произносила слова, но ей тяжело было судить, так ли это, потому что у нее что-то случилось со зрением. Наверное, в глаз что-то попало. Она попыталась дотянуться рукой до лица, чтобы вытереть то, что заливало ей глаза, или вытащить то, что там застряло. Кисть не слушалась. Да что там кисть — вся рука онемела и не двигалась. Она испытала другой вариант, другую комбинацию предплечье/локтевой сгиб/кисть/ладонь, но это не помогло. Ее мозг, казалось, посылал сигналы обеим рукам, обеим кистям, пытался принудить их к повиновению, но где-то на середине пути команды эти глушились. Она понятия не имела, что с ней. С другими частями тела вышла похожая заковыка. Чудеса, да и только. Она устала об этом думать, устала сражаться со своим телом. Ей захотелось зевнуть, но что-то сковывало движения челюсти и подбородка.
Она открыла второй глаз и увидела двух кукол. Они были одинаковы, обе наклонились к ней под одним и тем же углом.
— Йиме! Ты пришла в себя! Ты вернулась! Отлично!
— Ийуась? — переспросила она. Она хотела сказать Вернулась?, но у нее не получилось правильно произнести это слово. Губы и зубы не работали так, как надо. Она попробовала глубоко вздохнуть, это тоже не получилось. Все ее тело будто защемило чем-то очень большим и крепким, как если бы она пыталась вырваться из чьей-то почти необоримой хватки и не могла. Она попала в ловушку.
— Не уходи, Йиме, — пропищала кукла.
Она попыталась кивнуть в ответ, но... нет.
— Ага, — удалось ей выговорить.
До нее внезапно дошло, что на самом деле кукол не двое, а только одна. У нее просто двоилось в глазах. Кукла была слишком близко, а у нее в глазах плясали какие-то черные пятна. Все, на что бы она ни бросила взгляд, виделось под неправильными углами. Потолок, если его условно так называть, угрожающе нависал над кудрявой головкой куклы. В темном, тесном, заваленном всякой рухлядью помещении сияющая кожа куклы казалась единственным источником света.
Куда это ее занесло?
Она попыталась вспомнить, где была перед тем, как отключиться.
Она стояла под кораблем, слушала его инструкции, под ней сверкали звезды, скопления и планетные системы, а огромная темная громада корабля висела прямо над макушкой. Нет, не так. Она шла под прикрытием этой громады по какому-то обширному пространству, обильно поливаемому дождем; тупоносый корпус корабля висел над ней, как огромная гора из черного стекла, исполинский плоский нож, готовый рассечь Вселенную до основания, до самого донышка...
— Йиме! — проскрежетало что-то. Она заставила себя открыть один глаз. Ага. Перед ней по-прежнему стояла эта странная крохотная кукла, согнувшись под неестественным углом.
— То? (Что?)
— Не делай этого. Не проваливайся. Не уходи. Будь со мной.
Ей захотелось рассмеяться, но она не смогла. Не проваливаться? Не уходить? Куда бы она могла уйти? Она поймана, она в ловушке.
Кукла подошла к ней на коротких толстых ножках, походка ее была ужасно неловкой. В одной ручке кукла что-то держала, вроде иголки с продернутой в ушко блестящей ниткой. Нить уходила за спину куклы, где между двух наклонных плитообразных поверхностей лежал узкий участок полной тьмы. Зрелище двух очень близких, почти сходящихся поверхностей за спиной куклы показалось ей знакомым, но отчего-то неправильным, искаженным.
В другой ручке кукла тоже что-то сжимала. Игрушка подковыляла так близко к ее голове, что она больше не могла ее толком видеть. Но чувствовала. Маленькое тело куклы протискивалось где-то совсем рядом с ее головой.
— То ты делаешь? — спросила она. Что-то холодное надавило на шею. Она попыталась пошевелиться. Подвигать, все равно, чем. Глазные яблоки и веки работали. Рот тоже, но не до конца, губы плохо ее слушались, сомкнуть их и нажать ими друг на дружку стоило немалого труда. Лицевые мышцы более-менее в порядке. Язык, горло, дыхательный аппарат: немножко. Пальцы на руках? Не слушаются. Пальцы на ногах? Тоже. Мочевой пузырь? Она чувствовала какое-то напряжение. Чудесно. Если очень постараться, она сможет описаться.
Всеми остальными частями тела, туловищем и головой она пошевелить не смогла.
Внезапно картинка наклонной плоскости за спиной куклы обрела смысл, и она сообразила, что находится на борту корабля. В той же гостиной, где и раньше, когда началось внезапное ускорение. Ускорение? Разве корабли ускоряются?
Это был пол, вывернутый и прижатый к стене. Она лежала на стене. Пол соприкасался со стеной, утыкался в нее. Ее зажало там, где пол утыкался в стену. Очевидное объяснение неспособности двигаться.
— Что? — пропищала кукла, перебравшись через ее лицо на другую сторону шеи.
— То ты делаешь? — повторила она.
— Я подключил к тебе микропакет экстренной медицинской помощи и пытаюсь подтащить тебя к тому месту, где лежит другой пакет, так близко, как это в моих силах. Он в нескольких метрах от тебя.
— А я оукке?
— Ты в ловушке? — повторила кукла, сражаясь с каким-то препятствием, недоступным ее зрению. — Да, Йиме, боюсь, что ты в ловушке.
Она ощутила и краем глаза увидела блеснувшую длинную серебристую нить, затем что-то холодное опять коснулось ее шеи, на сей раз с другой стороны. Игла пронзила плоть, но боли не было. Даже намека. Это ее удивило: было вполне логично ожидать боли от укола, хотя бы небольшой, прежде чем включится система болеподавления.
Разве что... разве что все тело по сути агонизирует, а наркосекреторные миндалины уже выделили вещества-болеподавители в таких количествах, что мозг попросту оглушен чудовищной дозой анальгетиков и утратил способность отличать болевые сигналы от обыкновенных, потому что восприятие всех раздражителей притуплено до крайности; такая малость, как игла медицинского аппарата, протыкающая плоть, в ее нынешнем состоянии едва ли достойна внимания.
Наверное, так оно и было. Она в западне. Обездвижена, зажата внутри расколошмаченного, изуродованного корабля. Едва дышит, все тело в буквальном смысле почти по стенке размазано. Невеселые перспективы, если это так. Но это единственное правдоподобное объяснение.
Она подумала, что ведет себя на удивление тихо и спокойно. Впрочем, что было толку паниковать?
Она сглотнула, потом прошептала:
— Аого ера ут оиосло?
— Какого хера тут произошло? — расшифровала ее вопрос кукла, закончив возиться с ее шеей и вновь оказавшись в поле ее зрения. Теперь игрушка встала немного дальше, чем в прошлый раз, поэтому смотреть на нее было легче. — Мне — нам — нанесло сокрушительный удар что-то очень мощное: либо сама бальбитианская структура, хотя если это так, то она проявила неслыханные доселе боевые возможности, либо же... ошивавшийся поблизости ЭТ-корабль. Мы только что покинули атмосферный пузырь бальбитианского хабитата. Я был вынужден перейти в гиперпространство прямо изнутри пузыря — у меня не было выбора, в противном случае нас бы просто размазали. Это очень старый и грубый способ, и мы по-прежнему находимся под атакой. Я попытался дать отпор, но понятия не имею, удалось ли мне поразить врага: мои немногочисленные орудия довольно сильно пострадали. Мне пришлось отстреливаться ракетами и капсулами гиперперехода, используя их как мины — решение отчаяния, но я потерял ориентацию в четырехмерном пространстве и вынужденно пропахал Решетку вплоть до ближайшего междоузлия, чтобы нас не разнесло в щепки. Сейчас мы дрейфуем, утратив сцепление с Решеткой.
— Ы оешь аать, о ас аетно ыеали.
— Нет, не совсем, — пропищала кукла. — Нас действительно выебали, и даже очень жестоко, однако мы остались живы, и это очень хорошо, тебе так не кажется? Более того, у нас очень неплохие шансы на спасение.
— Ада?
— Правда-правда. Моими стараниями, а также благодаря твоим системам болеподавления и ранозаживления, тебя удалось перевести в стабильный режим и даже принять кое-какие меры по срочной терапии. Тем временем я отбиваюсь от тех, кто нас атаковал, мои собственные системы стабилизации и ремонта работают по полной, а сигналы бедствия, которые я успел подать перед сбросом полевой структуры, как и сам абляционный шлейф, видны на достаточном удалении от нас, чтобы кто-нибудь их заметил и пришел на помощь. Я склонен полагать, что помощь уже спешит к нам, в этот самый момент, когда я с тобой говорю.
