Из Карлсбада Петр поехал назад в Дрезден и провел там неделю. Он остановился в гостинице «Золотое кольцо», а не в королевском дворце, причем и там выбрал низенькую комнатку привратника, а не специальный номер для важных гостей. Он сходил на теннисный корт, взял ракетку и немного поиграл. Дважды посетил бумажную фабрику и своими руками сделал несколько листов бумаги. Заглянул к Иоганну Мельхиору Динглингеру, придворному ювелиру, чьи великолепные произведения из драгоценных камней, металлов и эмали славились на всю Европу. (Годом позже, оказавшись в Дрездене, Петр настоял на том, чтобы прожить неделю в доме у Динглингера). Он три часа провел с Андреасом Гартнером, придворным математиком и механиком, знаменитым изобретателем. Петра особенно заинтересовала его машина для перевозки людей и вещей с одного этажа в доме на другой – попросту говоря, лифт. В благодарность за прием царь подарил Гартнеру охапку соболей, чтобы тот сшил себе теплую шубу к зиме.
13 октября Петр приехал в Торгау, замок польской королевы, где должна была состояться свадьба его сына. Это место предпочли Дрездену, чтобы устроить скромную церемонию для близких и не приглашать прусского короля, курфюрста Ганноверского и других германских князей, избежав тем самым протокольных сложностей и сэкономив время царя и деньги отца невесты, герцога Вольфенбюттельского. Свадьба состоялась в воскресенье, 14 октября 1711 года, в большом зале дворца. Для того чтобы ярче сияла иллюминация, устроенная по случаю этого события, окна в зале затемнили, а стены увешали зеркалами, отражавшими свет тысяч свечей. Обряд венчания проводился по-русски за исключением традиционных вопросов к невесте (уже перешедшей из лютеранства в православие, поскольку она готовилась стать супругой будущего царя) и ее ответов, которые прозвучали по-латыни. За свадебным ужином, накрытым в апартаментах королевы, последовал бал, после чего, как сообщал современный хронист, «Его Царское Величество самым трогательным образом дал новобрачным свое отеческое благословение и сам отвел их в опочивальню». Той же ночью, прежде чем отойти ко сну, Петр успел написать Меншикову: «На писма ваши буду впредь ответствовать, а ныне не успел за свадьбою сына моего, которая сего дня совершилась, слава Богу, добрым порядком и людей было зело знатных много. Свадьба была в дому королевы полской, где и от вас присланной арбуз поставлен был, которой овощ здесь зело за диво».
В Торгау Петр наконец встретился с Готфридом Лейбницем. Еще со времен первого визита Петра в Германию с Великим посольством знаменитый философ и математик ждал случая добиться благосклонного внимания царя и побудить его ввести новые образовательные и научные учреждения в России. Теперь, когда он познакомился наконец с Петром, ему это удалось – правда, частично: царь не вверил его заботам будущее русской культуры и просвещения, но на следующий год пожаловал Лейбницу чин советника юстиции, установил жалованье (ни разу не выплаченное) и попросил набросать проект предполагаемых реформ в сфере образования, законодательства и управления. Их следующую встречу в Карлсбаде в 1712 году Лейбниц так описывал ганноверской курфюрстине Софии: «Я обнаружил, что Его Величество вот-вот закончит лечение. Несмотря на это, он пожелал переждать несколько дней, прежде чем уезжать отсюда, потому что в прошлом году он почувствовал себя плохо, выехав в дорогу сразу после лечения… Ваше Высочество найдет удивительным, что мне предстоит сделаться своего рода российским Солоном, хотя и на расстоянии. Это означает, что царь через Головкина, своего великого канцлера, сказал мне, что мне предстоит реформировать законы и составлять руководство для отправления правосудия. Так как я полагаю, что законы тем лучше, чем они короче, подобно десяти заповедям или Двенадцати таблицам Древнего Рима, и поскольку этот предмет принадлежит к числу самых старых моих занятий, то вряд ли это отнимет у меня много времени».
Герцог Вольфенбюттельский, постоянный корреспондент Лейбница, в шутку предупреждал «нового Солона», что вряд ли он получит за свои старания что-нибудь кроме Андреевского креста. Но Лейбниц не слишком серьезно отнесся к своему новому назначению: «Я очень рад, что заставил Ваше высочество немного посмеяться над русским Солоном. Но русскому Солону мудрость греков не нужна, хватит с него и меньшего. Меня бы чрезвычайно порадовал крест Св. Андрея, если он усыпан алмазами, но их в Ганновере не дают, а только из рук царя [в России]. Обещанные же мне пятьсот дукатов пришлись бы весьма кстати».
В конце декабря 1711 года Петр вернулся в Санкт-Петербург после почти годичного отсутствия. Здесь он с головой погрузился во внутренние дела, которые пришли в некоторый упадок, пока он оставался на Пруте и в Германии. Царь распорядился расширить торговлю с Персией, учредил коммерческую компанию для торговли с Китаем и в апреле 1712 года приказал вновь созданному российскому Сенату переехать из Москвы в Санкт-Петербург. С приездом царя заметно оживилось строительство вдоль невских берегов, и в мае Петр заложил первый камень в основание нового Петропавловского собора, который Трезини собирался воздвигнуть на территории крепости.
Эта весна оказалась для Петра тревожной – он все еще не вывел свои гарнизоны из Азова и Таганрога, так что турки во второй раз объявили войну. Но царя успокоило необычайное видение, которое он описал Уитворту, а посол, в свою очередь, доложил об этом в Лондон: «Не так давно царю приснился сон: он видел, как дерутся друг с другом разные дикие животные, и тут на него бросился свирепый тигр с разинутой пастью и так его испугал, что он не мог ни защищаться, ни бежать. Но голос, неизвестно откуда исходивший, несколько раз призвал его не бояться, и внезапно тигр замер как вкопанный и больше не бросался на него. Тогда появились четверо в белом, вошли в гущу диких зверей, и ярость их сразу утихла, и все мирно разошлись. Этот сон так подействовал на воображение царя, что он записал его в своей записной книжке, указав число. Я нахожу, что это сильно укрепило его уверенность в себе».
19 февраля 1712 года Петр официально оформил свой брак с Екатериной и публично возвестил об этом. Церемония венчания, состоявшаяся в 7 утра в домашней церкви князя Меншикова, должна была упрочить положение законной супруги Петра в глазах тех, кто поговаривал, что заключенный втайне от всех в ноябре 1707 года брак не соответствует царскому статусу[52]. Кроме того, Петр хотел таким образом выразить благодарность своей терпеливой, преданной подруге за ее несгибаемое мужество во время Прутского похода, которое помогло ему выдержать это страшное испытание. Петр венчался в мундире контр-адмирала, причем вице-адмирал Крюйс выступал в роли посаженого отца, а другие морские офицеры были шаферами. Царь и царица возвращались к себе во дворец по дороге, вдоль которой выстроились и приветствовали их трубачи и барабанщики. Петр выскочил из саней, не доезжая дверей, чтобы успеть войти первым и повесить над обеденным столом свой свадебный подарок Екатерине. Это была люстра с шестью рожками из слоновой кости и черного дерева, над которой он самолично трудился две недели. В тот вечер, писал Уитворт, «общество было великолепно, обед превосходен, вино из Венгрии прекрасно, и, что особенно приятно, его не навязывали гостям в слишком больших количествах. Вечер завершился балом и фейерверком». Петр был в веселом расположении духа и во время пира признался Уитворту и датскому послу, что «свадьба эта плодоносна: у них родилось уже пятеро детей».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
