Зайкина и тебя, потому что сам ты стремный.
Торжество приятным волнением наполняло грудную клетку.
– Ах ты сучка, Ермакова! – процедил Гурьев, за мгновение покраснев, как раскаленный уголь.
Девушка с демонстративной брезгливостью сняла перчатку, которой его трогала, и выбросила в мусорное ведро, пока тот судорожно натягивал трусы и лосины. Распахнув дверь, она уперлась в желтый поролон. Губка Боб шагнул назад и чуть толкнул ее обратно внутрь туалетной комнаты, но Карина удержалась за косяк обеими руками.
– Ой, прости, – обернулся Зайкин с простецкой улыбкой и уже было отвернулся, но остановился полубоком. – Кариша?
Синие глаза смотрели с недоверием, но всматривались глубоко. Она закаменела, задержав вдох. Сознание опустело. Только вкус соленой водки ощущался во рту.
– Гура? – парень перевел взгляд за ее спину.
Карина опустила веки. Слишком синими были его глаза. Невыносимо синими.
– Она сама на меня полезла. Я даже ее не узнал, – вскричал Гурьев и тихо добавил. – Только после…
Зайкин сморщился, глядя то на одну, то на другого.
– Блядь! Че с нее взять! – развел руками Гурьев.
Девушка подняла взгляд на Зайкина и увидела, как побелели его губы, а глаза налились красным или были такими до этого. Музыка гремела над их головами. Толпа гудела и дрыгалась. Только феи «Винкс», с которыми он танцевал, замерли и молча наблюдали из-за широкой желтой спины.
– Зай, честно. Я не знал. Она реально сама начала, – оправдывался Гурьев.
Зайкин зажмурился и снял с лица напряжение, проведя ладонью.
– Че случилось? – выскочил, словно из преисподней, Трунов и, пробежав подозревающим прищуром по Карине, заглянул бесцеремонно в туалет.
Гурьев с опущенными штанами только натянул трусы. Набитая долгими годами игры в волейбол рука треснула ему в лицо. Парень упал на унитаз, зажмурился и схватился за глаз. Трунов кинулся на него с рвением цербера. Карина втянула голову в плечи, испытывая одновременно стыд за себя и еще больше за бывшего.
Хозяин мотнул головой недовольно, подвинул девушку в сторону и оттащил Трунова на себя. Тот, махая кулаками, вылетел в зал вместе с матами задом наперед. Губка Боб встал в проеме между Бэтменом и стонущей черепашкой-ниндзя. Трунов скинул маску с лица и зашипел от злости, сверля глазами Зайкина. Карине представилось, как струя огня выжигает последнему волосы. Но он остался неколебим. Даже не дрогнул. Хотя бугристая рука крепко сжимала кулак размером чуть меньше, чем волейбольный мяч. Такой бы размозжил тощему Зайкину голову одним ударом. Никакой поролон бы его не спас.
– Этот ушлепок заслужил! – взревел Трунов, топчась на месте в бешенстве.
К нему тут же подбежали друзья: сокомандники и однокурсники. Все, как на подбор, мускулистые богатыри, готовые влезть в любую заваруху без разбора. Горящие пьяные взгляды говорили о боевой готовности.
– Все разборки вне моего дома, – развел громадными лапами Губка Боб. – Здесь царят мир и любовь. Желаете воевать, – голос звучал расслабленно и приветливо, а потом резко сменился на пренебрежительный и холодный, – валите нахуй.
Кто-то хихикнул, кто-то зашипел, словно от боли. Гурьев ошеломленный сидел на унитазе. Бэтмен посмотрел на парня в желтом гневно, расширяя ноздри. Кулаки всех пяти парней крепко сжались, как будто готовились синхронно прилететь тому в улыбчивое лицо. Зайкин стоял с распахнутыми руками, не шелохнувшись, и переводил веселый взгляд с одного на другого. Карина подумала в этот момент, что в таком костюме выглядеть грозно не получилось бы даже у Дуэйна «Скалы» Джонсона. А этот хиляк еще и дерзил. Но напряжение нарастало, как в лучших голливудских вестернах.
– Ты сам понял, че произошло? Она трахнулась на твоей вечеринке в твоем туалете с твоим другом, – Трунов говорил медленно, со злобой. – А вчера трахалась с твоим преподом по французскому. Боюсь даже представить, с кем она будет завтра.
Горящий взгляд скользнул по Карининому лицу на секунду – ожог проявился на сердце. То сжалось до резкой боли. Люди уже не танцевали, хотя музыка играла. Множество знакомых лиц глядели на нее с осуждением. Настенины глаза таращились, не хотели верить, но верили. Варданян стоял за ней, держа девушку за плечи, и тоже впивался в Карину кофейным прищуром.
– Нас это не касается, – спокойно ответил Зайкин.
– Не делай вид, будто тебя это не трогает.
– Даже если трогает, я не могу запретить двум взрослым свободным людям по взаимному согласию заниматься сексом, – огромная лапа взмыла в воздух на мгновение и снова опустилась вдоль квадратного бока. – Это здесь не запрещено, а вот драться – да.
Уверенный синий взгляд смотрел в красное лицо Трунова. Тот пыхтел еще пару секунд в растерянности, а потом посмотрел на Карину. Зайкин, уловив момент, раскрыл запястье с умными часами, тыкнул пальцем и проговорил в одинокий белый наушник в правом ухе:
– Второй этаж, туалет.
Карина перевела на Трунова усталый взгляд, все еще стеклянный, и пожалела. Смотреть было неприятно.
– А ты че молчишь? Ты назло мне это делаешь, стерва? – он шагнул вперед рывком, но желтая лапа его остановила. – Все простить никак не можешь. Тебе просто нравится надо мной измываться!
Чтобы осознать его претензию под действием шока и водки, пришлось приложить усилия и нахмуриться.
– Че ты пытаешься мне доказать? – на каждом слове шея Трунова напрягалась, кожа краснела, кулаки сжимались. – Знаю я про твое блядство. Все равно тебя хочу.
– Ребят, давайте, не при мне, – Зайкин надавил тому на грудь, отталкивая от Карины. – Выясняйте отношения где-нибудь тет-а-тет.
Трунов фыркнул на него.
– Иди, прыгай за своей белой нимфой. Другим не мешай.
Девушка зыркнула на бывшего с недоумением и остановилась на невозмутимых синих глазах.
– Нечего выяснять, – процедила она. – Все давно ясно. Этот придурок просто не может этого понять.
– Что?! – верещал тот.
– Наверное, не хочет, – вскинул брови Зайкин и поднял левый уголок губ. – От тебя трудно отказаться.
Карина обомлела. Мышцы лица ослабли, рот приоткрылся. И внутри все замерло, словно стрелки сошлись на двенадцати в полночь.
Почти сразу синий взгляд скользнул наверх над ее головой и кивнул на Гурьева, который опирался на косяк двери. Басистый голос сзади послушно принял приказ:
– Ага.
Толстоголовый охранник в сером костюме схватил Гурьева в охапку.
– Алексей, отвези, куда скажет. И доставь в целости, – Зайкин оценил состояние друга и цокнул. – Ну, в какой есть. По оплате договоримся.
По-солдатски прозвучало басовитое «Ага». Гурьев пытался отпираться.
– Зай, честно. Я же ни при чем вообще. Это все Ермакова твоя, сучка.
Но охранник уже тащил его за шкирку к двери. Писклявый голос быстро утопал в волнах техномузыки.
– Думаешь, спас его? – Трунов растянул рот в презрительную ухмылку.
– Влад, вали домой, – вышел из толпы
