и тем самым легко вернула озлобленность на собственную жизнь. Из ванной вышла снова суровой и безразличной ко всему.
Зайкин лежал на самом краю кровати ближе к двери, пялясь в экран телефона. Вместо полотенца пах прикрывала простыня. Голая девушка легла с другой стороны.
– Если хочешь, можешь поискать в комоде какую-нибудь футболку из моих старых, – предложил он радушно, не отвлекаясь от смартфона.
– Мне и так удобно, – отрезала она и отвернулась, накрывшись простыней с головой.
Еще полчаса они лежали в молчании. Внизу народ веселился, грохотал, танцевал. Кто-то периодически выкрикивал что-нибудь в микрофон. Басы трещали по стенам и потолкам. И с улицы со двора доносился смех. Вечеринка шла в самом разгаре. А в комнате царило спокойствие, присущее Зайкину. Он сам лежал невозмутимо, не шевелился, не издавал ни звука, сосредоточенно читал. Карина подглядывала за ним из-под простыни и бесилась, что не может сохранять такое же хладнокровие. Не выдержав, она спросила:
– Что читаешь?
Парень перевел на нее вдумчивый взгляд и только через секунду улыбнулся, как будто вынырнул из книжной реальности.
– «Священную книгу оборотня».
Она округлила глаза, не веря в такие совпадения.
– Да, Вард по секрету мне рассказал, что ты любишь Пелевина. А он узнал от Трунова.
Девушка вздохнула, вопросительно всматриваясь в синие глаза. Сам Трунов никогда даже не пытался читать книги, о которых она рассказывала, а на фамилию «Пелевин» реагировал усталым закатыванием глаз.
– Честно, раньше всегда мимо проходил, но эта книга мне нравится. Цинично и с юмором.
– Хм, – Карину взяла гордость за любимого автора, как будто похвала читателя Зайкина являлась высшей наградой за писательский труд.
– Только не спойлери, я всего лишь на середине.
Взгляд снова вернулся к экрану.
– Там трудно проспойлерить, – усмехнулась девушка.
Парень охотно закивал, а потом перевел на нее полные надежды глаза.
– Но хэппи энд же будет? Они же останутся вместе?
Смех не удалось сдержать, она успела только прикрыть рот рукой и отвернулась.
– У Пелевина хэппи энды в другом.
– Ну, вот ты и проспойлерила!
Он в шутку обиделся, уронил телефон на живот и надул губы.
– Прости.
Карина только сильнее рассмеялась, будто злорадствовала, хотя ее забавляла его наивность. Он и хмурился, как маленький ребенок. Только огромные габариты выдавали в нем взрослость. И сексуальность, которую он почему-то прятал за несуразными футболками и штанишками. Голым его тело выглядело идеально пропорциональным. Фигура казалась аристократично субтильной. Мышцы сидели на скелете плотно, но не были перекачаны, не выбиваясь из изящества всей конституции. Четкие контуры подчеркивали стройность. Это выглядело соблазнительно.
Она словила себя на мысли, что любуется им, откровенно, во все глаза. Зрачки расширялись, с жадностью поглощая картинку. Душа требовала тактильности, коснуться его кудряшек и кожи, облизать губы, обхватить рукой член, который скромно прятался под кусочком шелковой простыни. Девушка провела языком по губам и перевернулась на спину, чтобы больше не смотреть на раздражающего Зайкина.
– Почему твоя Лина только в этом году объявилась? – водка давила на любопытство. – Не помню, чтобы раньше она тебя так доставала.
– Потому что живет в Италии, – спокойно ответил парень – Карина внимательно прислушивалась к каждому оттенку в голосе, пытаясь уловить боль, печаль или нежность, но ничего не определила. – Работает моделью. Приехала в отпуск.
Она не удивилась. Лина по всем параметрам подходила под эталон красоты.
– И с чего вдруг так резко?
– Да нет, раньше она просто меня в онлайне доставала. Ну и до сих пор так делает. Я уже устал ее блокировать. Она любую блокировку обходит, не понимаю, как. И скидывает мне грустные посты якобы своих страданий.
Карина усмехнулась.
– Почему якобы? Может, правда, страдает.
– Ага, только потому, что больше страдать не из-за чего. Любимица отца, светская львица, популярная модель. Недостатка в любви точно не испытывает. И от поклонников, разумеется, отбоя нет. Сама там тысячи сердец разбила. А строит из себя брошенку. Хотя мы по ее вине расстались.
Он сглотнул и затих. Девушка повернула к нему лицо. Зайкин отвернулся к двери.
– А ей именно ты нужен. Так бывает, – она хмыкнула, вспомнив Трунова, которого тоже не понимала, ведь он легко мог найти другую раскрасавицу и не страдать, но почему-то прицепился к ней. – Жалеет, наверняка, об этом.
Карина старалась не выдавать нетерпения узнать причину их расставания, но о своей с Труновым не желала рассказывать, потому не спрашивала. Хотя часть он уже знал от Нади. Ту, которая выставляла ее в неприглядном свете. Но вторая часть ей казалась более унизительной. Она боялась, что Зайкин будет думать, как Трунов, сочтет ее либо меркантильной тварью, ищущей богатого принца, который бы смог решить все ее проблемы в обмен на доступ к вагине, либо, того хуже, беспомощной бесприданницей, которая не умеет делать выбор. Зайкин ведь тоже никогда не испытывал нужду. «Вряд ли он знает, как бывает сложно найти два миллиона на учебу», – давно убедилась Карина. Надина же правда выставляла ее независимой, хоть и беспринципной.
– Не нужен я ей. Просто каждая такая принцесса жаждет личной драмы, чтобы постить загадочные цитаты, и было зачем напиваться по пятницам.
– Тебя именно это задевает? – девушка приподнялась на локте и сфокусировала взгляд на его лице, которое видела только в профиль. – Что ты ей простить не можешь?
– Нет, – ответил он уверенно, застеклив глаза. – Меня задевает несправедливость мира. И жестокая эгоистичность людей.
Парень повернулся и улыбнулся снисходительно.
– На второй вопрос я отвечу, когда ты мне расскажешь свою историю с Труновым.
Карина сразу перевернулась на другой бок и поджала коленки к груди. Не настолько она напилась сегодня. Точно не настолько, чтобы отвадить его от себя навсегда. Кровь прилила к щекам – стыд не отпускал.
Несколько минут они молчали.
– Эх, торт не попробуем, – протянул Зайкин с глубоким сожалением. – Я так над ним пыхтел.
Девушка улыбнулась и закуталась по самый подбородок в простыню. Холодно не было. Просто стало не по себе. То есть захотелось расслабиться, посмеяться и уставиться на него в упор, чтобы утонуть в синих глазах. Даже кошки внутри ослабли и замурлыкали. Она опять почувствовала себя слишком комфортно, непривычно комфортно, недопустимо комфортно. Разум трубил тревогу. Надо было срочно возвращаться к стандартному внутреннему напряжению. Чтобы опять все зудело и кровоточило, боль въедалась в кожу, противные стоны со дна изнанки раздражали сознание. Но этого не было. Наружу порывалась только улыбка, а внутри воцарился мир. И при этом не возникло ощущение пустоты, часто ее настигающее после снятия физического напряжения, как после секса. Внутри ее что-то наполняло, приятное, теплое, нежное.
