Иван Горан Ковачич
Перевод П. Семынина
{125}
Веселая церковь
На холме она высоком,И веков немало ей,Заросла травой до окон,Приютив нетопырей.
Голубей пугливых стаиНе тревожит медный звон.Эту церковь, умирая,Запереть велел барон.
Он желал, чтоб страстотерпцыБыли строги в меру сил,Но ваятель, щедрый сердцем,Их весельем одарил.
В алтаре Антоний мудрый,Светлым пламенем одет,Смотрит, лихо вскинув кудри,Как насмешливый студент.
Смех в глазах его лучится;Замер с поднятой ногойИ, чтоб наземь не свалиться,Оперся на посох свой.
С царственным жезлом МиколаРядом с ним — и тоже рад,Митра — башнею тяжелой,Борода — как водопад.
Петр святой в углу бряцаетЗолотым ключом своим:— Кто здесь путь нам преграждает?Ну-ка, схватимся с любым!
Там монашек седовласый,Как юнак, пустился в пляс,Разметались полы рясы, —Нынче грех, мол, не про нас!
Деревянными крыламиМашет ангельский народ,Славно топают ногами,Скачут, будто грех не в счет.
Сквозь проем, заросший цвелью,Солнца луч блеснет из мглы —Тут уж нет конца веселью,Что достойно похвалы.
Моисей один суровоНакреняет грозный рог…И от зрелища такогоУлыбнулся старый бог.
О милейшие святые,Вы теснитесь по углам,Страсти в вас кипят людские,На простор бы выйти вам,
В белый свет, в родные дали,Чтоб весельем да игройНа земле лечить печали,Ободрять народ простой.
Вечно б вы бродили в мире,Согревая смехом всех,Часом с чаркою в трактиреПосидели б, — то не грех.
Тропа
То в пятнах солнца, то голуба,Сквозь чащу леса бежит тропа.
На ней и зайцев и серн следы,И шрам колесный увидишь ты.
Должно, с дровами тянулся воз:Там — птичьи стежки, здесь — червь прополз.
И вновь не видно нигде следов,Тропинка вьется среди кустов,
Вокруг оврага скользит петлей,Играет в прятки сама с собой,
Взлетает к небу и вдруг стремглавНыряет в бездну, совсем пропав.
Дивишься — в яви то иль во сне,В какой ты сказке, в какой стране,
Не слишком ярко и не темно,И сердце миром полным-полно.
И все печали, и все трудыТобой забыты, и счастлив ты.
Моя могила
Пусть в горах над бездной гроб поставят мой, —Черный шорох сучьев, лютый волчий вой
Пусть я слышу, мертвый, сквозь снегов лавины,Недоступный зовам кинутой долины.
Пусть к гремящим тучам вознесут, как трон,Чтоб не оскверненным был мой вечный сон
Благовестом, страхом, покаяньем сирых,Горькими мольбами о спасенье мира.
Пусть лишь друг заветный гроб в горах найдет,А когда простится — след свой заметет.
Юре Каштелан
{126}
«Все, что рождается…»
Перевод Юнны Мориц
Все, что рождается, несет свою кончину,и свой восход, и временности прах,а если месяц над селом — в улыбке,не холодит меня, как прежде, страх.
Чередованье жизней — непременно,оно оставит кости от меня.Товарищ юности моей, откудаявился ты на пламени коня?
Все, что рождается, несет свою кончину,и свой восход, и временности прах,а если месяц над селом — в улыбке,не холодит меня, как прежде, страх.
Всадник
Перевод Юнны Мориц
Скачи, мой конь. Ты слышишь зов трубы?Скачи,мой милый.
— Эй, всадник, всадник мой,длинна ль твоя дорога?И где твоя звезда?
Ты слышишь ржание? И барабан. И топот.И лезвий звон.Ты слышишь, конь мой милый?
— Там, где заря и солнечные копья?И глиняный корчаг воды,мой конь?
Скачи, мой конь. Ты слышишь зов трубы?Скачи,мой милый.
Крепость, которая не сдается
Перевод Ю. Левитанского
Я крепость, и сердце — это мое знамя.Мои стены невидимые — из ран они сложены.Против нападеньявыставляю колыбельную песню.На всех моих башнях бодрствует стража,а на берегу стоят кораблииз камыша и тамариска.Железные флюгерасмотрят туда, где войско,где точат стрелыи маслами мажут бедра и мышцы —там поднимается солнце.Я крепость, и сердце — это мое знамя.Крепость, которая не сдается.Не сдаются мертвые, они ничего не чувствуют.Не сдаются молнии в полете своем стремительном.Не сдаются живые, у которых глаза — как алмазы.Рушатся укреплеиья,Но не эти, из мечты моей созданные.Я крепость, и сердце — это мое знамя.
Памяти Ивана Горана Ковачича
Перевод Б. Слуцкого
Ищу твою могилу в глубинах своей крови.О черные, подлые ножи, отрезающие землю от мечты,бьющие под корень дыханье и слово.Смерть в угрюмых горах.В угрюмых горахпролилась кровь поэта.
Петухи каждое утро провозглашают, что в любом солнечном луче ты вечен.Быки ревут над мертвыми ангелами скорби,кони твоей тревоги влачат по кругу отчаяния твои кокарды и твои кости.Врбница — не гробница,а река, вечно смывающая земли твоей крови.
Рожденный в первый день весныты пребудешь в веках ласточкой, верной голубизне.Луна тебя завлекла и тучи взяли к себе.О большое дитя, удивляющееся в мире рыб и вод,в мире звезд, в мире пещер и трав,в мире стеблей, потоков, мельниц, мостов и лесов,в мире волков, волков, волков,в мире рвущих на куски волчиц.
О ребенок с глазами мотылька и златоколосными кудрями,если б мог я создать тебя зановоили оживить в твоем Луковдоле,если б мог я сделать это сегодня утром,нарек бы Землю твоим именем,превратил бы твои глаза в солнце и голубизну.Но ты знаешь слово, что горше тревоги, острее ее лезвия.В миллионах твоих сердец умножается боль.Ты имеешь право глядеть сурово,потому что роздал себя людям,разделил свой гнев и свои стихи между нимис геометрической прямотою.
Тебе знаком язык вещей,язык языка, язык пустоты,и судорога одиночества на кладбищенских перекрестках,и одиночество эскиза,одиночество крика, приходящего издали,отзывающегося в крови,одиночество плача.
Укройся в ветвях, Иван Горан,и восстань шумом водопада.Приди в трепете листвы с голубкой на ладони,с цветами в глазах, с пламенем в мыслях.О юноша с мощью мужа, с мощью жернова, землекопа и дровосека,юноша, заглядевшийся на аквариум неба.Пусть течет время.Пусть течет время.Пусть течет время.
Приди ко всем любимым тобою и любившим тебя, даже не зная о тебе,приди со свитою твоих вымыслов,с твоими семью звонарями,с твоим мракоми опочившей на волнах Офелией.Поэт в шеренгах мятежа,в омутах безнадежности,на материках надежды,на всех берегах сущих, но еще не заселенных искусством.
Нет моря без потонувших кораблей.Нет берега без израненных скал и леденящих взоров ветра.Вершина — не вершина, если до нее можно дотянуться рукою.Спасибо тебе за болезненную сентиментальность твоих стихов,разбегающихся, как овцы небесные.
Иван Горан сущий душой и телом.Иван Горан над уплывающими трупами.Иван Горан над ямой.Иван Горан над могилой в угрюмых горах.Певец с перерезанным голосом.Цветок, выросший в мире вещей,столь же ненужных и брошенных,как стихи.
Иван Горан —рана, огромная, как народ, высокая, как солнце.
Колыбельная времени
