Семеро людей, с серыми лицами, разрисованными багровыми разводами, стояли перед разверзшейся стеной. В проломе кипела тьма, и в той черноте крылось больше страха, смысла и злобы, чем могло бы вместить в себя любое чудовище.
— Вот поэтому, Человек-с-Булавой, я и просила тебя торопиться, — прошептала Эланде. — Не стоит бродить по краю пропасти. Пойдем.
В зале охраны не было.
Мебель тоже отсутствовала. Факелы не горели на стенах. Свет исходил от ствола громадной ивы, росшей в дальнем западном углу. Ствол покрывал мерцающий мох, длинные и толстые прутья, усеянные огромными почками, свисали до пола. Толстые корни выползли наружу, вздыбив каменные плиты и раскрошив стены. Воздух наполнял густой сладкий запах.
Рядом с деревом стояла каменная урна, доверху наполненная землей. В ней искрился железный цветок.
— Хочешь забрать его? — спросил Ильгар.
— Уничтожить.
— Тогда торопись, пока сюда не нагрянули…
— Погоди, — Эланде нахмурилась. — Почему нет стражи? И в самой пирамиде людей было маловато. Андере не дурак, чтобы оставлять цветок без присмотра.
Десятник внимательно посмотрел на иву. Нечто знакомое было в этом дереве.
— Стой! — он ухватил черноволосую за руку. Затем указал пальцем на дерево: — Это и есть страж.
— Почему так решил?
— Видел нечто подобное. На острове Соарт — божеств моего племени. Только там они выглядели куда прекраснее.
— Там не было Андере.
Опальная богиня осторожно спустилась по лестнице.
— Я должна попытаться. Если боишься, Человек, уходи. Позаботься сам о себе.
— Не уйду, если расскажешь, что это за цветок и почему хочешь уничтожить его, — Ильгар устало привалился к перилам. Полученные во время стычек раны болели.
— Нет времени болтать, — Эланде шагнула к цветку. — История Андере и всех нас — это тысячелетия. Потом, если захочешь…
С треском разлетелся пол. Из клубов пыли и каменного крошева вырвался толстый корень, сбивший с ног богиню. Ильгар успел отскочить, отделавшись лишь посеченной осколками кожей.
Пыль удивительно быстро осела на изломанные плиты. Воздух наполнил треск. Ива качнулась, ветви, словно руки, медленно поднялись. Мох засиял ярче.
Хлопнуло раз, другой. Почки на прутьях начали вскрываться, и из них, точно из коконов, падали на пол странные костлявые существа, покрытые слизью. Воздух наполнил пронзительный писк.
— Сорви цветок! — закричала Эланде. — Я попробую отвлечь дерево.
Несмотря на пропущенный удар, богиня не утратила стремительности. Скользя между вырывающимися из-под пола корнями, приближалась к стволу. Ильгар рванул к вазе, уже занес руку с булавой… Пищащие существа, расправив кожистые крылья, взмыли к потолку. Их было так много, и все они имели настолько разный, ядовитых цветов окрас, что рябило в глазах.
Стая налетела на десятника, сбила с ног и протащила по полу. Твари рвали плоть, норовили вцепиться в глаза или добраться до горла.
Ильгар крутанулся, сбросил с себя уродцев, подхватил булаву и ударил по шевелящемуся месиву. Брызнул сок, словно из свежей и жирной листвы. Сзади налетела еще одна стая, и жнец снова оказался на полу.
Отбросив булаву, он выхватил из-за пояса нож и принялся почти вслепую наносить удары. Кислый жгучий сок попадал в глаза, заливал плиты; босые ноги разъезжались. Нож находил цель снова и снова. Затянутый в перчатку кулак ломал хрупкие кости. Выбравшись из-под еще шевелящейся массы, Ильгар жадно вдохнул наполненный пылью воздух. Закашлялся. Протер тыльной стороной ладони глаза.
Эланде почти добралась до ствола ивы. Тело покрывали раны и следы ударов, кровь заливала кожу, но богиня яростно рвала прутья, ломала в щепу корни и медленно, но неотвратимо приближалась к цели.
Десятник, оскальзываясь, похромал к вазе.
Цветок источал потрясающий аромат. В нем смешались разом множество запахов: цветов, сладких плодов, меда, вина и пряностей. Листки казались самим совершенством. И все-таки в растении чувствовалось нечто зловещее, отталкивающее. Такое, чего быть не должно.
Булава обрушилась на цветок, разбила вазу. Растение оказалось хрупким, словно прихваченное морозом. Из сломанного стебля потекла черная жижа, пахнуло гнилью.
Послышался долгий и протяжный скрип. Ива задрожала, зашевелилась, словно задыхаясь от спазмов. Поникла. С уцелевших прутьев закапали слезы.
Зал потихоньку погружался во мрак. Мох серел и переставал источать свечение, пластами отслаивался от ствола.
— Глупцы! — сильный голос набатом разлетелся по залу. — Проклятые тупицы!
Масбей сбежал по лестнице. Смел вставшего на пути Ильгара. Вынул из расколотой вазы мертвый цветок, сжал в пальцах. В глазах бога полыхал яростный огонь.
Эланде молниеносно оказалась за спиной.
Потребовался всего один удар, чтобы сломать Масбею позвоночник. Вырвав ногтями куски плоти и одежды, черноволосая отбросила бога в сторону.
— Какая же ты дура… — прорычал искалеченный Масбей. — Неужели ненависть затмила твои глаза? Айнан дар, д'улай факана. Айнан! Висд'Дамео — айнан!..
Эланде застыла. Опустила безвольно руки, с которых срывались капли крови.
— Что стряслось? — Ильгар с трудом отошел после удара. В голове гудело.
— Ты только что уничтожил цветок, который мог вернуть в болота свет, — бесцветным голосом ответила богиня. — Масбей обманул всех. Даже Андере. Цветок — не средоточие силы Бога Богов, а бесценный дар, который мы втоптали в грязь.
Глава 26 Ная
Лот вырос перед взором путников во всем своем величии, едва они выбрались из леса и перевалили холм. Город располагался в низине, на берегу полноводной реки Нарью. Высокие зубчатые стены опоясывали его с четырех сторон, сторожевые башни, украшенные множеством флажков, возвышались через каждые пятьсот шагов. Холодный серый камень задрапировывали крашеные желтые полотна и знамена гильдий мастеров. Под стенами растянулся палаточный городок. Шумный, пестрый. Подобно ему на другой стороне находился такой же шумный и пестрый порт. Множество лодок и купеческих кораблей покачивались на волнах у причалов, щеголяя друг перед другом разноцветными парусами. На некоторых судах шла разгрузка товара. С высоты холма хорошо было видно, как люди тащили по сходням тюки и катили пузатые бочки.
Ничего общего с руинами городов, виденных Наей в подземном мире. Лот скорее походил на запыленный медовый пирог.
Хостен приостановил Холодка перед выездом на широкий тракт. Убедившись, что дорога пустынна, повернулся к Витогу:
— Дальше пойдешь сам. Запомни, теперь ты нас не знаешь, мы не знаем тебя. Чтобы ни случилось, не вмешивайся. У тебя особый путь. Ну да Призванный тебе уже все рассказал. Удачи, парень.