Затем направился туда, где догнивали доспехи. В основном — из меха и кожи, хотя и проржавевшие кольчуги встречались. Нашел толстый нарукавник с усиленной перчаткой и чудом уцелевшей шнуровкой. Вместо щита на больную руку сгодится.
— Помоги, — он, кривясь от боли, надел нарукавник. Место, куда вогнали иглу, казалось одним громадным кровоподтеком. Пока черноволосая возилась со шнуровкой, спросил: — Как тебя зовут?
— Эланде. Если переводить на ваше наречие: «Омут-в-котором-живет-музыка».
— Красиво.
— Лживо. Когда музыка предназначена только для ушей музыканта — это кара.
Она замолчала.
Иногда коридоры разветвлялись, переходили в громадные залы и помещения поменьше. Попадались и лестницы, что уходили либо под воду, либо, закладывая виражи, куда-то вверх. Вид подобного строения поражал. Ильгар и представить не мог, что в топях могло быть нечто столь величественное.
Вскоре они выбрались к короткому мосту, сложенному из серых гранитных глыб.
— Откуда здесь столько гранита? — спросил десятник. — Кирпичи, мозаики и статуи? Кругом ведь только гнилая вода.
— С древних времен, — ответила Эланде. — Коридорам и залам три тысячи лет, если тебе интересно. Мост выстроен еще раньше, теми, о ком тебе знать не следует, человек. Когда-то по обе стороны провала, через который он переброшен, находились посты стражей. Колдунов. Последний из них умер много сотен лет назад…
Десятник перегнулся через борт. В бездне клубилась мгла — живая, беспокойная.
— Идем. Не стоит здесь задерживаться. В темноте обитает много такого, с чем лучше не сталкиваться смертным. Да и редкий бог не убоится той встречи… Не стоило нам селиться здесь. Мы изменились.
Они вышли к лестнице, ведущей наверх. Ни о каком свете здесь мечтать не приходилось. Благо, Эланде видела в темноте, как кошка, и вела осторожно. Предупреждала о завалах на пути.
Ильгар зажмурился от света, когда они оказались на поверхности. Ощущать свежий ветерок на щеках, дышать даже тяжелым и сырым воздухом было приятно. Ни с чем несравнимое чувство. Особенно, когда веревки больше не стягивают руки…
Вокруг раскинулись руины. В основном — заросшие лозой стены и фундаменты строений. Много каменных блоков, травы, пара корявых деревьев и скрывшаяся под вьюном скульптура.
— Неужели никто не знает про этот ход? — удивился Ильгар. — Не думаю, что в топях полно подобных мест.
— Знают, — хмыкнула Эланде. — Только не верят, что пленники способны преодолеть подобный путь после пыток.
Вспомнив отвратительного старика, истязавшего людей днями напролет, десятник сжал пальцы на рукояти булавы. Он с охотой проломил бы ему череп.
— Что теперь?
Черноволосая повернулась к нему. Глаза сузились.
— Я вывела тебя из клетки. Теперь помоги мне, Человек-с-Иглой. Да и не только мне, если уж на то пошло.
— Что нужно сделать? — нечего было и мечтать, чтобы сбежать. Без Эланде из болот не выйти.
— Отомстить.
Пробраться к пирамидам оказалось не так уж и сложно. Черноволосая вела его сквозь трясину. Помимо подвесных мостов здесь хватало и гранитных — скрытых в тине и под жирным илом. Мелкая живность побаивалась Эланде, даже огромные змеи, с мохнатыми гривами, уважительно отползали в сторону.
Все чаще Ильгар замечал, то тут, то там увязшие в мягкой болотной почве остовы башен, руины и скульптуры. Словно огромный город, с садами и дворцами, храмами и домами, в одночасье ушел под воду.
— Нужно пройти через третий мост на востоке, — сказал Эланде, когда они проходили мимо торчавшей из омута громадной ладони из черного мрамора. — Там, где самые жаркие грязевые озера и стоит густой пар.
Заметив вдали трех стражей, облаченных в коричневое, черноволосая присела, прячась за кочкой, поросшей кустарником.
Ильгар вынул нож.
— Отвлеки их, а я подкрадусь сзади и убью.
Эланде поднялась и гордо направилась к мужчинам. Легко взмахнула рукой, заставляя тех согнуться в поклонах. Стражи наперебой принялись восхвалять богиню. Десятник ползком пробрался к мосту, беззвучно соскользнул в овражек, взобрался по свае вверх, сжимая в зубах нож. В тело возвращалась сила, хотя орудовать одной рукой было сложно.
— Где ты ходишь, человек? — выговорила ему богиня. Возле ее ног лежали три изломанных трупа. — Я на своей земле. Здесь мою силу ничто не сдерживает, так что можешь не бояться врагов.
Ильгар почувствовал неприятный холодок. Стоило благодарить судьбу, что схлестнулся с Эланде далеко от топей, да еще и при свете дня.
Они сбросили мертвецов в грязь, чтобы их не нашли раньше времени, пробрались к пирамиде. Внутрь вели четыре арки, причем от каждой брал разбег свой коридор.
— Бегом! — зашипела Эланде, рванувшись к третьем, ведущему вправо.
Вставших на пути шестерых стражей она разорвала в клочья. Молниеносно расправилась еще с тремя ошарашенными рабами. От ярости черноволосой даже Ильгару делалось не по себе. Богиня обладала колоссальной силой… и жестокостью. Глядя на Эланде, он сомневался, что ей необходима помощь.
Однако держался рядом. Даже помог прикончить парочку противников. Благо, вооружены те были лишь дубинами. Никакой воинской выучки. Движения неуклюжие, удары бездумные, в глазах — страх. Эти люди никогда не встречались в открытом бою с настоящими противниками.
Десятник легко увернулся от всех выпадов. Сломал булавой колено одному. Присел, пропуская удар над головой, резко распрямил ноги и врезался во врага плечом. Сбил на пол. Размозжил голову. Обернулся, чтобы увидеть, как Эланде когтями вспарывает живот последнему стражу.
— Устал? — лицо ее было покрыто кровью, губы растянуты в улыбке. Она наслаждалась своим могуществом, запах опасности и смерти ее только раззадоривал.
Тараном они прошлись сквозь коридоры и крохотные каморки в пирамиде. Ильгар потерял счет разбитым головам, сломанным ключицам и проломленным ребрам. Его кулак, обтянутый кожаной перчаткой, крушил челюсти, вбивал носы и скулы. Сила кипела, хмелила голову. Он понимал, что когда боевое безумие схлынет, — не сможет сделать и шага.
Чем дальше они забирались, тем увеличивалась возможность встретить кого-нибудь из богов. Об отдыхе следовало позабыть.
Наконец, они спустились на ярус ниже. Свод зала украшала поражающая воображение мозаика. Ильгар остановился. Задрав голову, вгляделся в щербатую картину, от которой мурашки бегали по коже.
Семеро людей, с серыми лицами, разрисованными багровыми разводами, стояли перед разверзшейся стеной. В проломе кипела тьма, и в той черноте крылось больше страха, смысла и злобы, чем могло бы вместить в себя любое чудовище.
