Командование дивизии и ВВС МВО отметило меня за проделанную работу, присвоив досрочно звание подполковника. В предыдущем я проходил два года. Не думал я, что так быстро получу его. «Майора» я ждал четыре с половиной года. Когда пришел домой с двумя большими звездами на погонах, Полина поинтересовалась, не чужую ли я куртку надел. «Да нет, – говорю, – не перепутал. За них много ночей пришлось не поспать. Знаешь, как вкалывал! Летал от зари до зари, а под утро еле ноги волочил от усталости». Летать всем полкам дивизии с использованием приводных радиостанций в СМУ ночью с одного аэродрома на практике оказалось сложно.
На такие полеты полкам, базировавшимся в Подольске, приходилось перелетать в Малино, а это одна морока. Поэтому мы тут же поставили вопрос об установке приводных радиостанций в Подольске. Сделано это было через полтора месяца. Установка станций требовала корректировки с воздуха. Работу эту выполнил я. Теперь на Подольском аэродроме имелась возможность летать днем и ночью в СМУ по системе ОСП-48. Мне это дало некоторое облегчение – отпала необходимость часто бывать в Малине, откуда я не вылезал неделями.
Овладев полетами ночью, полки почти перестали летать днем. Днем работали штабные работники, батальоны авиационно-технического обслуживания, ремонтные мастерские – все те, кто не принимал участия в ночных полетах. После снятия с должности Осмакова прошло полтора года. За это время никто из руководящего состава округа, кроме заместителя командующего по общим вопросам генерала Василькевича, к нам не наведывался.
Летные дела этого засидевшегося полупехотного служаки абсолютно не интересовали. В основном он занимался проверкой боеготовности пожарных команд. Объявит им тревогу, посмотрит, как они действуют, и на этом его визит заканчивался. Контроль за состоянием летной подготовки в дивизии осуществлялся Афанасьевым, а после его ухода из округа – мною. В отделе боевой полготовки меня знали все. У них я пользовался полным доверием. Командующий за время своей службы в авиации округа у нас ни разу не побывал. Любимым видом авиации для него по-прежнему являлись истребители. У них в Кубинке он бывал почти каждую неделю.
Штурмовиков Василий не жаловал, поэтому я был удивлен, когда узнал, что он случайно побывал у нас в дивизии. При этом он устроил разнос начальнику штаба дивизии Рыжкову. Разозлился он оттого, что его, как командующего, никто не встретил. Дело было на рассвете, и, естественно, его никто не ждал. В гарнизоне он появился внезапно и так же внезапно покинул его, чем немало озадачил командование дивизии. Впрочем, вскоре загадка разрешилась. О том, как он оказался у нас и что потом произошло, нам стало известно от дежурного по управлению дивизии и рассказа заместителя командира 95-го полка майора Трихлеба. Но прежде несколько слов о том, как узнал об этом я.
В этот день я должен был заниматься бумажными делами. Летать не собирался, поэтому на службу прибыл в повседневной одежде. Пришел и не могу понять, что произошло. Весь штаб на ногах. Смотрю на часы – не подвели ли они меня. Зашел в кабинет заместителя комдива В.И. Туровцева. Ни Василия Ивановича, ни Мыхлика пока нет. Оба жили в Москве и нередко приходили на работу с опозданием, связанным с длинной дорогой. Встретил майора Онищенко, прозванного сослуживцами Кумом. Сюда он заглянул просто так. «Ты чего по тревоге пришел в шинели, а не в летном костюме?» – спросил он. «Я о ней ничего не слышал». – «Она была объявлена не совсем обычно, командующим, который на рассвете случайно оказался у нас, поэтому тебе, наверное, и не сообщили».
На рассвете В. Сталин поехал на аэродром Остафьево проводить одного из друзей. Шофер дороги на аэродром не знал и никогда там не был. Поворота в сторону аэродрома не заметил и проскочил его. Увидев через некоторое время указатель с надписью «Подольск», командующий приказал водителю назад не возвращаться, а проехать до дивизии, чтобы взять проводника и с ним искать Остафьевский аэродром. Дежуривший у въезда в городок солдат о приезде генерала никому не доложил. Нe поинтересовался он и тем, кто этот генерал, чем вызвал возмущение командующего. В столь раннее время в штабе дивизии никого из начальников не было. У входа в помещение стоял часовой с автоматом.
Подъехав к штабу, командующий приказал своему адъютанту майору Прохорову, одетому в кожаный реглан без погон, пройти внутрь и взять какого-нибудь офицера, знающего дорогу на Остафьевский аэродром. Адъютант этот числился в штате одного из полков дивизии помощником штурмана эскадрильи. Такой должности в штурмовой авиации фактически не существовало. Она была специально введена в 5-й гвардейской дивизии, чтобы кормить таких нахлебников, как Прохоров. Они получали летные нормы снабжения, а фактически находились в штабе ВВС MBO, выполняя работы, не связанные с полетами. В частности, Прохоров, помимо адъютантских обязанностей, являлся футболистом команды ВВС МВО.
Только он хотел пройти в помещение, как низкорослый часовой азиатской внешности, держа на груди автомат, преградил ему путь, сказав, что в штабе никого нет и посторонним сейчас без разрешения входить нельзя. Прохоров заявил, что он адъютант командующего и ему надо срочно пройти в помещение для решения одного вопроса. Часовой, недостаточно чисто говоривший по-русски, ответил: «Я никакой командующий не знаю, в штабе никого нет, вас не пущу».
Невзирая на запрещение, он решил, отталкивая часового в сторону, пройти самовольно. Тот взял автомат в руки, угрожая открыть огонь по адъютанту. На поднятый шум из помещения штаба вышел дежурный офицер-связист, младший лейтенант, очень исполнительный парень. Командующий, зорко наблюдавший из машины за происходящим, при появлении офицера с красной повязкой на рукаве не вытерпел, вышел из машины и, матерясь отборными словами, с гневом набросился на тихого, робкого, исполнительного офицера: «Это так вы командующего встречаете!» И тут же наотмашь ладонью ударил дежурного по щеке.
Громко крича, спросил у оробевшего офицера: «Где командир дивизии, где начальник штаба?» Дежурный ответил: «Командир дивизии за полчаса до вашего прибытия уехал отдыхать домой после ночных полетов в одном из полков, а начальник штаба еще не прибыл. По распорядку дня он должен быть к восьми часам утра». Нe дослушав офицера, командующий не придумал ничего другого, как объявить тревогу всей дивизии. Тут командующий увидел начальника штаба дивизии Рыжкова. Подойдя к нему, Рыжков начал что-то докладывать и свой доклад закончил стандартной фразой: «…начальник штаба полковник Рыжков». 3ло посмотрев на него, Сталин резко произнес: «Ты больше не начальник штаба». От этих слов Рыжков мгновенно побледнел, не зная, что дальше делать. Он отошел в сторонку в полной растерянности, не понимая, чем вызван гнев командующего.
Как только дежурный побежал исполнять команду, командующий сел в машину и поехал на аэродром. Очевидно, он хотел посмотреть, как будут действовать по тревоге полки и штаб дивизии. По дороге ему встретилась машина, в которой ехал Трихлеб, исполнявший обязанности командира полка. Командующий знал его. Он остановил свою машину, дав сигнал остановиться Трихлебу. «Знаешь дорогу на аэродром Остафьево?» – спросил он. Тот ответил утвердительно. «Садись ко мне в машину и показывай, а твоя тарабарка пусть идет за нами, вернешься на ней назад». Лимузин командующего шел со скоростью не менее ста километров в час. Трихлебовский же потрепанный «газик» больше шестидесяти давать не мог, поэтому сразу же отстал, а вскоре и вовсе его потеряли.
Между тем сигнал тревоги сработал. Она была объявлена в Подольске и Малине. По тревоге на свой КП, находившийся на аэродроме, прибыл комдив Карякин. Появился и еще не пришедший в себя Рыжков. По тревоге собрался личный состав дивизии и батальонов авиационно-технического обслуживания. Командиры и начальники штабов полков стали запрашивать у Карякина указания о варианте бомбовой загрузки, маршруте полета и обо всем остальном, что связано с выполнением предстоящей задачи. Карякин находился в полном неведении. Ему доложили, что видели командующего вместе с Трихлебом, что они выехали на машине за пределы гарнизона, но куда – неизвестно. В связи с неясностью обстановки Карякин дал распоряжение ждать дальнейших указаний и всем быть в готовности.
Время идет. Ни командующего, ни распоряжений от него. Минут через сорок в диспетчерской по перелетам раздался телефонный звонок. Звонил Трихлеб. Карякин спросил у него: «Где командующий и к чему надо готовиться? Мы ждем распоряжений, дивизия поднята по тревоге». – «Да какая там тревога, – смеясь, произнес Трихлеб, – я ее отменяю». «Как отменяете?» – последовал недоуменный вопрос Карякина. «Вполне серьезно говорю, тревогу можно отменить. Мне надо как-то выбраться отсюда. Машины моей нет, может, самолет за мной пришлете? Как прибуду, расскажу, что произошло». Вскоре Трихлеб прилетел на спарке и объяснил Карякину, почему он набрался смелости дать отбой боевой тревоге, а заодно рассказал, как ехал с командующим. Сталин после выезда из гарнизона был спокоен, вроде бы ничего и не произошло. По радиотелефону переговорил с женой, попросил ее минут через сорок приготовить кофейку.
