— Да, конечно, — отозвался майор. — Кровь она высыхает. Вскоре спустились в неглубокий ход сообщения и пошли, не пригибаясь.
Наблюдательный пункт представлял собой небольшой блиндаж, накрытый железобетонным колпаком с прорезью. Стоял тут короткий, не по росту, топчан, возле него — железная печка, остывающая, уже погашенная, чтобы дым не демаскировал. Наблюдатель, сидевший у стереотрубы, не отрываясь от окуляров, кидал короткие фразы, и казалось, что он разговаривает сам с собой.
Лейтенант, дежуривший на НП, сказал наблюдателю, чтобы подвинулся. Колодан жадно приник к окулярам и наконец-то увидел то, что называлось передним краем. Сразу перед НП простиралась долина речки, за ней горбились холмы. Хорошо было видно изломанную линию окопов, извилистые тропинки и на них движущиеся черные пятна.
— Моряки?! — изумился Колодан. — Их же и от немцев видно!
— Видно! — вздохнул майор. — Флотское обмундирование — прямо беда. Сколько братишек из-за черных бушлатов да шинелей попали на прицел. Ну да скоро все переоденутся, уже есть приказ. Да и понимать начали: лучше в пехотном жить, чем во флотском — к богу в рай.
У стереотрубы можно было сидеть без конца, так это было интересно, но наблюдатель бесцеремонно отодвинул Колодана.
— Пойдем назад? — спросил майор.
— А мне обещали на передовую.
— Можно, конечно, но стоит ли?
— Как же я буду писать о бойцах, не видя их?
— Так вот же бойцы. — Майор оглянулся на наблюдателя и телефониста у двери.
— Я хотел бы повидать и тех, что в окопах.
Они снова спустились в овражек, прошли по нему, а затем, поднявшись по склону, поползли. Локти сразу промокли, охолодели. Колодан представил, во что превратится после такого ползания его новенькая шинель, но заставил себя не думать об этом.
Так ползком и добрались до небольшого окопчика перед землянкой командного пункта батальона. Начальник штаба батальона, сгорбленный и какой-то весь нахохлившийся капитан встретил их сердито.
— Мы же днем не ходим. Засекут, придется опять КП менять.
— А в роты? — спросил Колодан.
Я же сказал: до темноты никакого движения.
Как ни короток мартовский день, его хватило и на интервью со всеми, находившимися на КП, и вместе и порознь, и на подробные рассказы о Москве, и на то, чтобы соснуть немного.
Разбудили его к ужину, который был тут вместе и обедом, поскольку еду приносили только с наступлением темноты. Колодан уже знал, что разносолов в Севастополе не бывает, суп с надоевшими клецками да наркомовские сто грамм, — и очень удивился, увидев на столе тарелку горячей пахучей картошки. Откуда? Оказалось, бомба помогла. Во время бомбежки садануло одного бойца картофелиной по каске. Потом среди комьев земли пособирали много картофелин. Нашли и яму, заложенную колхозниками в прошлом году.
После ужина отправились на передовую. Вел капитан: не зная тропы, можно было запросто наступить на свою же мину. За гребнем порхали ракеты, заполняя лощину трепетными тенями. Вскоре оказались в траншее, долго шли по ней и, наконец, согнувшись, вползли в землянку командира роты.
«Чем ближе к передовой, тем миниатюрнее жилища командиров», — отметил про себя Колодан, вслед за всеми садясь прямо на землю: стоять, тут было невозможно, только сидеть, либо лежать. На ящике, служившем столом, чадил фитиль, опущенный в склянку из-под чернил. Возле ящика сидел лейтенант, за его спиной полулежал телефонист. Ни тот, ни другой не сделали никаких попыток хотя бы переменить позу.
Разговор у ротного получился совсем уж лаконичным: «Да, нет, пожалуйста…» Посидели, покурили и пошли в окопы. Бойцы, мимо которых проходили, тоже не пытались встать, только с интересом поворачивали головы: новый человек в окопе — всегда интересно.
— Откуда гости? — прогудел в темноте недовольный голос.
— Корреспондент. Из Москвы, — тихо ответил лейтенант.
— Братва! Корреспондент прибыл поглядеть на нас.
Его потрогали в темноте.
— Почему так тихо говорите? — спросил Колодан.
— Так немец-то — доплюнуть можно. Не любит, когда мы шумим. Чуть что — шерстит из пулеметов, а то минами начинает кидаться.
— Ну, хватит, товарищи, — сказал ротный.
— Чего хватит?! Дай с человеком поговорить.
— Неужели немцы так близко? — спросил Колодан.
— Да вон, поглядите.
Кто-то крупный, — ни лица, ни звания не разглядеть, — навалился грудью на бруствер, показал в темноту. — Камень видите? Рядом куст. За кустом и сидят.
От порхающих ракет по полю ползали тени, и трудно было разобрать, где камень, а где куст.
— Слышно разговоры?
— Еще как! Бывает, орут: «Рус, иди, сала дам!»
— А вы что?
— А наши матюгом. Не помогает, так гранатами. Есть один, далеко гранаты кидает.
И тут Колодану захотелось побыть в окопе одному, до конца прочувствовать, что ощущает боец, сидя в одиночестве. Сказал об этом командирам. Те промолчали.
— На левом фланге можно, — сказал лейтенант, — Там до немца далеко.
Он провел его по траншее, указал ячейку, глубоко врезанную в каменистую неровную стенку, отдал свой автомат и снял с себя, нахлобучил на него каску.
— Хоть и тихо, а пчелки все-таки летают. И мина может жахнуть.
Все ушли, и он остался один. Знал, что рядом кто-то есть, приставлены для досмотра, но было тихо, и Колодану скоро стало не то, чтобы страшно, а как-то неуютно. Автомат удобно лежал в выемочке, прокопанной посередине бруствера, указательный палец чувствовал упругость спускового крючка. Нестерпимо хотелось надавить еще, всполошить ночь, но он удерживал себя, знал, что на выстрелы тотчас кто-нибудь прибежит, и будет он выглядеть в глазах моряков паникером.
Ракеты взлетали не то чтобы близко, но не так уж и далеко: были слышны даже выстрелы ракетниц. Пока порхающий свет заливал нейтралку, все в ночи приходило в движение: камни, кусты вздрагивали, шевелились, и трудно было поверить, что это всего лишь тени, а не ползущие по нейтралке враги.
Скоро начал пробирать холод, и Колодан все чаще вспоминал толстый свитер, который жена сунула ему в вещмешок в последнюю минуту. Сейчас он лежал под столом в редакции «Красного Черноморца», и Колодан никак не мог понять себя: почему не пододдел свитер, когда выезжал сюда?
Что-то шевельнулось впереди, совсем близко. Колодан схватился за автомат, вгляделся в темень. Но больше ничего не увидел и успокоился, принялся прыгать и бить себя обеими руками по бокам, как извозчик на морозе. Подумал, что никакого особого очарования боец в окопе не испытывает, тошно ему тут, маятно. И голодно и холодно, и мысли одолевают совсем не героические. Но в задуманные очерки такая маета не вписывалась, и он попытался заставить себя думать о чем-либо другом, более романтичном.
Что произошло далее, не вдруг понял. Почувствовал, что ноги его почему-то оторвались от земли, и автомат, который все время был под рукой, отдалился так, что не достать. Еще не испугавшись, а только удивившись, он брыкнул ногами, вывернулся и вдруг увидел чье-то близкое лицо с широко раскрытыми незнакомо злыми глазами. Они-то, эти обдавшие холодом глаза, и заставили ужаснуться: немец! Хотел крикнуть, но только захрипел. Взорвался белый огонь в голове и погас, окунул все вокруг в темноту и немоту…
Было холодно, очень холодно, особенно со спины. Показалось, что лежит на льду, а снизу толкает, шлепает, шебуршит, вот-вот опрокинет льдину темная вода. Пришла мысль о свитере, оставленном в вещмешке, и тут же вспомнилось все, вплоть до ужасающих злобы и страха в глазах немца. Плен?! Он дернулся, пытаясь встать.
Тотчас дергание прекратилось. Колодан почувствовал, что его положили на землю, и услышал радостный девчоночий возглас:
— Я говорила, что живой, что обеспамятел только!
Открыл глаза, увидел каких-то людей, стоявших вокруг, розовеющее рассветное небо над их головами и в этом небе клин черных шевелящихся точек.
— Что? — с трудом выговорил он.
— Теперь-то ничего, — сердито просипел кто-то над ним. — Еще бы немного и очнулся бы не тут, а там.
— П-почему?
— Потому что взяли тебя, как куренка. Еще бы немного… Да наша разведка возвращалась, отбили…
Он попытался встать, опираясь на локти, но упал, обессиленный непонятной дрожью во всем теле. В голове ударил колокол, загудел оглушающе.
— Ты не пугайся, все в порядке с тобой, даже не ранен, — успокаивал девчоночий голос, и Колодан все искал глазами, которая же из этих одинаковых склонившихся над ним людей девушка
— Он-то ничего, а Сашка… Такого парня ранило…
«Я тоже Сашка, — билась мысль. И вдруг вскинулась: — Сашка, да не тот…»
Скосив глаза, он увидел, что рядом лежит еще кто-то. Догадался: тот самый Сашка. Спросил:
— Как его… фамилия?
— Не все тебе равно?
— Так он же корреспондент, — подсказал чей-то знакомый голос.
