— Нора! — вскричал рыцарь. — Почему мне никто не рассказывал, что у вас делают такое прекрасное вино?! Да я бы у вас поселился!
Нора покосилась на Вира. Тот с наслаждением втянул воздух и еле заметно кивнул. Надо же! Оказывается, хитрый старик выпросил у Йагана-виноградаря хорошее вино.
После этого Клос проникся к палачу необыкновенным доверием и без возражений позволил тому перевязать свою рану. Закончив с этим, палач поклонился и, подумав, покосился на Нору.
— Я бы посоветовал вашей милости ночевать сегодня в других покоях, чтобы не потревожить рану.
Нора густо покраснела.
— Да-да, жена, — весело поддакнул Клос. Все действия Клеменса он вынес молча, сжав зубы, и теперь слегка повеселел. — Теперь твоя очередь спать в той каморке, которую ты мне выделила.
Нора покраснела ещё сильнее, хотя, казалось, было некуда.
Палач ещё раз поклонился и вышел.
— Поспи, — предложил Вир.
— Погоди, — остановил его рыцарь. — Я ещё не хочу спать.
— Уверен? — поднял брови оборотень. Глаза рыцаря сонно поблёскивали.
— Уверен! — рубанул воздух здоровой рукой Клос. — Я всё хочу у вас спросить…
— Да, ваша милость? — чуть усмехнулся Вир.
— Во-во, — кивнул рыцарь. — Вы тут все за дурака меня держите. В глаза льстите, за спиной смеётесь, небось.
— Что ты выдумал?! — возмутилась Нора. Клос махнул на неё рукой.
— Тише, жена, — потребовал он. — Вир! Что у вас происходит? Зачем вы приютили того приора задохлого? Что у вас нагбарцы делали и почему так легко поверили?
Нора вздохнула.
— Это не приор, — сказала она. — Это посланник святейшего папы, отец Сергиус. Он помирил нас с нагбарцами.
Клос покосился на жену.
— Вот как, — протянул он и снова посмотрел на Вира.
— Это хорошо, что ты начал спрашивать, — кивнул оборотень. — Я этого ждал.
Клос фыркнул.
— Вижу, у тебя и это продумано.
— Продумано. Пришло время кое-что переиграть в Тафелоне. Тебе пора решать, кто ты — сын графа цур Вилтина или муж баронессы цур Фирмин.
Рыцарь покраснел и ударил кулаком здоровой руки по постели.
— Хватит! Я несколько раз говорил на эту тему с тобой, с твоей женой, с моей собственной женой! Может, хватит меня об этом спрашивать?!
Он требовательно протянул руку к Норе, которая, вложила в неё свою.
— Вот моя жена! — рявкнул рыцарь. — И вот её муж. Всё, хватит! Что вы там решили переиграть?
— Влияние, — отозвался шателен Ордулы. — Пора её милости избавиться от оскорблений в совете. Что скажешь?
Клос довольно захохотал.
— Убивать врагов в этой игре разрешается?
— Разумеется… ваша милость.
— Тогда я с вами! Говори, что от меня нужно.
— Выздороветь, — веско ответил Вир. — А там… Всё уже готово. Есть отряд, люди, лошади, оружие… как только вам станет легче — вы поедете на восток, завоюете для вашей жены графство Дитлин.
— Вот это здорово! — усмехнулся рыцарь. — А потом совет отрубит мне голову.
— Не отрубит, ваша милость. Ваша жена и ваш отец найдут слова в вашу защиту. Вы мстите за свою обиду, кто станет вас осуждать? Замок придётся разрушить, забрать себе все деревни, конечно, не выйдет… если вы проявите скромность и передадите союзу баронов половину…
— Да пусть забирают, — махнул рукой Клос. — А остальные как? Одну мне, одну Норе?
— Вы угадали.
Рыцарь поморщился.
— Говори со мной попросту, не люблю церемоний, — чуть заплетающимся голосом потребовал он и зевнул.
— Тогда спи, — посоветовал Вир. — Завтра вернёмся к этому разговору.
Рыцарь душераздирающе зевнул, потом уставился на жену.
— Мне нравится ваша игра, — задушевно поведал он. — Я ж говорил… ты будешь мной гордиться…
Глава четвёртая
Наёмники
Теперь-то она была счастлива, по-настоящему счастлива. Позади остались все беды. Все эти интриги, дрязги… Врени выбрала дорогу на северо-запад, через графство Лабаниан в город Карог. В Лабаниане почти все священники были из ордена братьев-заступников, это не говоря уже о большом монастыре. Это заставило Врени позаботиться о женском платье, которое она напялила прямо поверх привычной одежды. Всё теплее. Замотала цирюльница и голову платком, скрывая коротко, по-мужски стриженные волосы. Так было непривычно и, что греха таить, неприятно, но в Лабаниане лучше не нарываться на излишнее внимание. Да и неважно всё это. Она безо всякого стеснения заночевала в маленьком монастыре братьев Камня, который находился у самой границы графства. Монахи давали приют странникам и весьма обрадовались, когда она предложила им свои услуги. Весь вечер и наутро до полудня женщина брила затылки[40] и подбородки и ушла, сопровождаемая добрыми пожеланиями и нагруженная некоторым количеством припасов. Тайком цирюльница переморила у них насекомых и собрала достаточно, чтобы можно было потом приготовить из них свой особый яд. Теперь путь её лежал в принадлежащую братьям-заступникам деревеньку, где крестьяне весьма страдали от расплодившихся к осени крыс и мышей. Не то чтобы там могли так уж много заплатить. Но это была её жизнь, та, к какой она привыкла. Самое главное было — не перестараться. Люди тут подозрительные, беспокойные. Если крысодавка окажется слишком умелой, как пить дать, решат, что она ведьма. Это всё Врени уже проходила. Ничего. Она уже знала, как быть, что говорить и что делать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Слегка успокоившись, Врени даже подумала, что ей, пожалуй, немного не хватает брата Полди с его умением молиться три дня кряду и не болтать под руку. Она уже отвыкла ходить одна и иногда порывалась буркнуть что-то понимающему собеседнику.
Ничего.
Ничего.
Она привыкнет.
В конце концов, так было всегда. Дорога. Чужие дома. Чужие люди. И никого рядом.
Это было то, к чему она всегда шла.
Вся её жизнь.
Навсегда.
Она остановилась в той деревеньке у бедной вдовы на сеновале. Говорить о работе следовало утром, чтобы не пугать добрых людей вечерним стуком в дверь. Она вытянулась во весь рост, поплотнее закуталась в плащ и уснула.
Ночь ещё не перевалила за середину, когда цирюльницу разбудил ночной шорох. Женщина подобралась, готовая бежать или защищаться… рычание… собака?
— Цыть! — негромко осадила ночного гостя цирюльница. — Кыш отсюда!
— Неласково встречаешь, Большеногая! — отозвался голос Вира.
Врени застонала.
— Скажи, что это сон, — взмолилась она.
— А я тебе часто снюсь? — засмеялся оборотень.
— В кошмарах, — проворчала црюльница. — Как ты меня нашёл?
— По запаху, — ответил Вир.
— Не ври! — рассердилась Врени. — Через день ни одна собака след не возьмёт.
— Хрольф сказал, куда ты пошла, — пояснил Вир, — а дорога одна, да и ты человек приметный.
— Так и знала, что с вашим братом свяжешься — пропадёшь! — плюнула Врени.
— Не ругайся, Большеногая. Дело есть.
— Меня ваши дела не интересуют. Ну, что же? Скажи, что тебе нет дела до моих желаний.
— Вообще-то нет, Большеногая, — засмеялся оборотень. — Неприятно узнать, что я зря сюда мчался.
— Переживёшь, — огрызнулась Врени. Бежать было нечего и думать, куда денешься от оборотня?..
— Не хочешь узнать, что за дело? — спросил Вир.
— Нет!
— Клос ранен.
— Кто?
— Клос. Муж её милости.
— Ну и что? Без меня его лечить некому?
— Да нет, Клеменс его перевязал.
— Что тебе надо, Серый? — вздохнула цирюльница.
— Ты можешь понадобиться в походе.
— В каком походе?
— Пойдём с нами, узнаешь.
— Нет!
— Лошади ждут, Большеногая.
— Мне дела нет.
— Мы заплатим.
— Мне нет дел… Сколько?
— Десяток золотых за поход — пойдёт?
Если бы Вир назвал сумму меньше, она бы плюнула и не стала бы с ним разговаривать. Если бы больше… плюнула бы тоже. Видела она, к чему приводит жадность. Но десять золотых… это было много за услуги цирюльника. Очень много. Но это было не чрезмерно — если к цене добавлялось, скажем, молчание.
