Задача, по его мнению, заключалась не в изучении перспектив мира с соседями Израиля, а в создании фактов на местах, в составлении новой карты Израиля. 30 июля 1973 года он заявил журналу Time: "Палестины больше нет. Закончено". В апреле 1973 года с вершины Массады он провозгласил концепцию "нового государства Израиль с широкими границами, сильного и прочного, с властью правительства Израиля, простирающейся от Иордана до Суэцкого канала".
Умеренные, возглавляемые Аббой Эбаном и Пинхасом Сапиром, боролись за спасение души партии. Они без особого успеха пытались придать партии такой курс, который сохранил бы возможность мира с арабами и в то же время сохранил бы еврейский и демократический характер государства Израиль. В ряде выступлений и статей Эбан предупреждал, что доктрина безопасности, основанная на безграничной уверенности, ухудшит тон и качество их жизни, а впечатление прочности может оказаться иллюзорным. Политический и военный тупик может закончиться войной, поскольку, если у арабов не будет надежды добиться чего-то на дипломатическом поприще, нельзя ожидать, что они воздержатся от военных действий. Сапир предсказывал, что длительная оккупация разрушит моральную ткань израильского общества. Он считал, что вся страна живет в раю для дураков, но был менее откровенен, чем Эбан, опасаясь повредить перспективам своей партии на предстоящих выборах.
Задача преодоления разрыва между сторонниками жесткой линии и умеренными была возложена на министра без портфеля Йисраэля Галили, который сам являлся одним из самых ярых сторонников жесткой линии. В конце августа Галили опубликовал заявление министров правительства от Партии труда Израиля о предполагаемой политике на оккупированных территориях на ближайшие четыре года. Документ, получивший название "Документ Галили", предусматривал укрепление существующих еврейских поселений на оккупированных территориях и строительство новых, стимулирование израильских промышленников к строительству заводов на оккупированных территориях, разрешение на покупку земли на оккупированных территориях, а также строительство жилья в Ямите, недалеко от Рафаха, на южном въезде в сектор Газа. Документ Галили включил в себя многие требования Даяна и стал крупным триумфом сторонников жесткой линии и аннексии. Хотя документ не предусматривал официальной аннексии оккупированных территорий, он дал мощный толчок политике постепенной аннексии.
Документ Галили был несовместим с миром с соседями Израиля. Его сторонники утверждали, что в обозримом будущем мир с арабами все равно невозможен. Позднее его критики утверждали, что он дал Садату и Хафезу Асаду последний толчок к началу войны. Сирийско-египетское решение о начале войны, конечно, предшествовало публикации "Документа Галили". Тем не менее, этот документ имел далеко идущие психологические последствия из-за подразумеваемого в нем презрения к арабам. Садат был особенно чувствителен к этим проявлениям израильского высокомерия. Он наблюдал, как партии и кандидаты перебивают друг друга в своих планах по захвату завоеванных арабских территорий. Даян открыто говорил о своих планах строительства глубоководного порта Ямит, который отрезал бы Египет от сектора Газа. "Каждое слово, сказанное о Ямите, - говорил Садат, - это нож, направленный против меня лично и против моего самоуважения".
Аннексионистские заявления политиков "Согласия" в сочетании с самоуверенностью израильских военачальников привели к формированию ярко выраженного национального стиля. Основные политические и военные лидеры разделяли эту самодовольную удовлетворенность статус-кво. Абба Эбан продолжал выступать с речами о необходимости соблюдения баланса между историческими правами Израиля и правами других стран, об опасностях статус-кво и моральных императивах продолжения работы по достижению мира, но это был одинокий голос в пустыне. Как он сам вспоминал: "К 1973 г. дипломатический тупик, провал миссии Яринга, решительная поддержка администрацией Никсона-Киссинджера политики истощения - все это создало атмосферу чрезмерной самоуверенности, которая стала граничить с фантазией. Возникла одержимость физическими границами страны без учета ее политических и моральных границ. Риторика 1973 года практически не поддается осмыслению. Мнение переходило от трезвости к самоуверенности и от самоуверенности к фантазии, достигнув в 1973 году некоторого абсурда."
Это национальное настроение бурной уверенности в себе проявилось в параде в честь 25-летия Израиля в Иерусалиме в апреле 1973 года. Несколько месяцев спустя Эбан созвал в Иерусалиме совещание послов Израиля в Европе. Некоторые из дипломатов попросили руководителей разведки прокомментировать возможность арабского нападения, направленного не на нанесение Израилю военного поражения, а на выход из политического тупика. Руководители разведки были уверены, что арабы не рискнут на такое нападение, которое, как они знали, было бы самоубийственным; а если бы даже и рискнули, то были бы отброшены назад так быстро и жестоко, что сдерживающая сила Израиля стала бы еще больше, чем прежде. Низкое мнение о способности арабов вести современную войну способствовало такому оптимистичному прогнозу. Как признавался впоследствии один из бывших руководителей военной разведки, "смесь самодовольства и самоуверенности, как правило, окрашивала оценку будущего развития событий в этом регионе"
Война Йом-Киппур
В 2 часа дня в субботу, 6 октября 1973 г., Египет и Сирия начали совместное военное нападение на Израиль. Война, которую руководители спецслужб характеризовали как "маловероятную", разразилась с поразительной внезапностью. День, выбранный для нападения, был Днем искупления, самым святым днем в еврейском календаре. Это дало войне грозное название - война Йом-Киппур.
В военной истории мало параллелей для столь полной стратегической неожиданности, как та, что была достигнута Египтом и Сирией 6 октября 1973 года. После окончания войны правительство назначило комиссию под руководством председателя Верховного суда д-ра Саймона Аграната для изучения ответственности военных и гражданских властей за неспособность предвидеть нападение и за упущения в начальном ведении войны. Комиссия Аграната оправдала политических лидеров и возложила всю ответственность за провал разведки на армию. Комиссия также рекомендовала снять с должностей четырех старших офицеров, включая начальника штаба Давида Элазара и директора военной разведки Эли Зейра.
Разведка ЦАХАЛа располагала исключительно подробной и точной информацией о военном потенциале и оперативных планах противника. Неспособность предвидеть нападение арабов была вызвана не недостатком информации, а ее неправильным прочтением. Комиссия Аграната объяснила провал разведки тем, что она назвала "концепцией". "Концепция" основывалась на двух предположениях: (а) Египет не вступит в войну, пока не сможет нанести глубокие воздушные удары по Израилю, особенно по его основным военным аэродромам, с целью нейтрализации израильских ВВС; (б) Сирия не начнет полномасштабную войну против Израиля, если в борьбе не будет участвовать и Египет.
Нападение арабов представляло собой не только провал разведки, но, прежде всего, провал политики. До раннего утра 6 октября руководители разведки не считали, что арабы планируют начать войну. Но сам факт, что арабы вообще решились на войну, свидетельствовал о провале политики статус-кво, ответственность за которую несли в конечном итоге политики. Эта политика основывалась на предположении, что Израиль способен сохранять статус-кво бесконечно долго, и это
