Тогда есть ли в ней смысл?
Триада 6.3 Туран
Ну и кто придумал устроить байгу?
Вполне естественный вопрос при оценке последствий заезда. Тем не менее, вслух произносится редко.
Всевидящий одной рукой дает, второй забирает, и не гоже отказываться от даров его, как негоже руку дающую кусать.
Из проповеди ясноокого харуса Вайхе, что прочитана им для тегина Ырхыза в дни болезни.
На красной кошме, расстеленной прямо на снегу, сидела старуха. Темная льняная юбка натянулась, грозя треснуть, а вывернутые розоватой, внутренней стороной ладони светлыми пятнами выделялись на ткани. Старуха бормотала заздравницу, громко, но неразборчиво, вздыхая и прихлюпывая хрящеватым носом. При этом лоснящиеся жиром губы ее были почти неподвижны, а по набеленному лицу, мешаясь с мукой и мелом, катились крупные слезы.
— Тут стой, — велел Ирджин Турану и, кинув на кошму монетку, шагнул под полог.
Старуха взвыла, воздела руки, растопырила пальцы с неестественно длинными ногтями. Уродлива она была, но тонкоголоса и жалостлива, и Туран, последовав примеру кама, кинул монетку, которую плакальщица словно бы и не увидела. Только выкрашенные сажей веки дрогнули, и почудилось — мазнуло по лицу холодным нечеловечьим взглядом. Но нет, снова полились слезы, понеслось к небу гортанное пение. Оно вплеталась в туманные косы Гарраха печалью сердечной, что по всем и каждому, по тем, кто уже лежит в земле и тем, кто еще ляжет. По тихим и громким, по сильным и слабым, по разумным и по безумцам.
Последних в Наирате было явно больше. Они летели по заснеженным склонам на неоседланных лошадях, пытаясь догнать и обогнать, не боясь ничего, падая, разбиваясь, умирая. И в атаку также пойдут, не жалея и не сожалея. Волной живою, стеной стальною, плетью и злостью переломят хребет Чунай, перевалятся, затопят Байшарру и весь Кхарн кинут под копыта лошадей своих с гиканьем и воплями, с лютой радостью. А тегин их впереди пойдет, только парадный доспех на боевой сменит да вместо плети, которой толпу потчевал, меч возьмет.
Кырым обещал, что наирцы не пойдут к Чунаю… Но можно ли верить волоху?
— А земля тиха: то снег серебром, то пух ковром. Туманы ползут по ним, — неожиданно ясно, скороговоркой произнесла старуха, протягивая руку. — Дай деньгу, кого угодно отпою. Даж тебя, наперед, ежели надо. Имя только назови.
— Карья. — Туран вложил серебряную «кобылку» и отвернулся. Не хочет он глядеть на эту вестницу смерти, не хочет и думать о том, что происходило тут: задолго ли прежде, в последние ли дни.
Как ни странно, по прибытии долина не произвела на него особого впечатления. Обыкновенная, с лесом, что исчезал при понижении, заснеженными полями и заледенелою рекой. В долине гулял ветер, и сбивались в пестрые стада люди. Пожалуй, если что и удивило, то именно количество людей, явившихся в Гаррах. Точно и вправду на великое празднество. Вот только странное было веселье, не радостными — жалельными песнями сдобренное. Нынешняя бабкина — одна из многих. Но ни она, ни толстые стенки шатра не в силах заглушить детский плач.
Дикари. Варвары. Безумцы. Пусть Ирджин говорит об исконных обычаях Наирата, но разве может быть в обычае подобное? Нет.
Полог откинулся и наружу выбрался кам, наклонился к уху старухи, шепнул что-то — она ответила важным кивком, не прерывая пения — и только тогда обратился к Турану.
— Сложный случай.
— Умрет?
— Все в руках Всевидящего. — Ирджин поднес к лицу ладонь и, скривившись, потер невидимое пятно на коже. — К сожалению, иногда даже эман не способен помочь.
— Буде, бу-у-уде, буде милостиво! — затянула старуха новую песню, закрывая глаза. Видимо, устала плакать, а может, знала, что петь придется до рассвета, а потом еще день, пока не соберется родня мальчишки, и тогда песни запоют иные, не скорбные, скорее уж злые.
Злиться на смерть — весьма в духе наир.
— Мне придется остаться: Сарыг мой родич: — Ирджин, отстегнув от пояса плоскую бляху с выдавленным рисунком, протянул. — Тамга. Возникнут сложности — покажешь, но лучше возвращайся в нащшатер.
— Непременно, — солгал Туран, закрепляя пластину на ремне. Возвращаться он не собирался — когда еще выпадет какой-никакой, а глоток свободы?
— Кхарнцев здесь не любят. Не так, как крыланов, но всё же.
Вероятно, прав был кам Ирджин со своей чрезмерной заботливостью: кхарнцев в Наирате крепко недолюбливали; но это значит лишь одно — надо быть осторожнее. А чему-чему, но осторожности Туран за последнее время научился.
Пожалуй, он и сам не знал, что больше интересовало его: оживающая фактория, лагерь или легендарный Вед-Хаальд. Жалко, что поглядеть на крыланов удалось лишь издали, когда посольство только въезжало в ворота Замирного дома. А что там увидишь? Сидящие на лошадях неуклюже, так, что сразу было заметно, что в седле им непривычно, склан весьма походили на людей. И крылья прятали под шубами. Единственной отличительной чертой, каковую получилось заметить, был цвет кожи — темно-серый, точно гранит, и с виду такой же каменно-жесткий. Поближе бы глянуть, каковы они, крыланы, на самом деле, похожи ли на те картинки из книги Ниш-Бака? Да только убрались те в свое поднебесье, оставив пока долину Гаррах людям. И теперь кипела она жизнью, радовалась и по наирской привычке щедро сдабривала радость чужой болью, той, о которой выла старуха-певчая у черно-желтого шатра.
Впрочем, сейчас и старуха, и Ирджин, в последние дни не отходивший ни на шаг, остались где-то позади, а потому Туран постарался выкинуть из головы неспокойные мысли. Огляделся. Если пойти прямо, то рано или поздно он выберется к Вед-Хаальд, если свернуть налево, то окажется у Замирного дома, а, следовательно, у их с Ирджином шатра.
Пока, против всяких опасений, никто не обращал на Турана внимания: оставшимся в опустевшем лагере людям было откровенно не до него. Да и тамга на поясе в случае чего поможет. Должна помочь.
Туран решительно зашагал вперед, туда, откуда доносилось уханье наирских бубнов, лязг, гул и крики толпы. Кажется, вот-вот состоится новый заезд. Вроде бы сам тегин должен принимать в нем участие.
Ох, и занятно бы вышло, сверни наследник наирского престола шею в дикой забаве… Интересно, это хоть чуть-чуть уняло бы Наират? Или каган готов к такому и знает, как усмирить голодных до власти?
Крепка ли рука твоя, Тай-Ы, и если крепка, почему не ты при Вед-Хаальд вел к победе войска, а молодой и неспокойный тегин? Вот вопрос вопросов. Неужели сил отчаянно не хватает? Плеть поистрепалась? Почему сидит каган в Ханме и не спешит раздавить кланы пиратов-побережников, что рвут не только плоть Наирата, но и отчаянно кусают Кхарн? Или стереть с лица Мхат-Ба бурлящий котел габарской ереси? Неужели ты, ясноокий Тай-Ы, уже не успеваешь карать и казнить всех, кого должно? И не потому ли ты вспомнил об опальном сыне? О да, Ирджин молчит, но лишь он один: всем сплетникам рты не закрыть, все слухи не выловить. И неужели ты, великий Тай-Ы, не видишь, сколь неспокойно нынче в Наирском каганате? Что будет, если у тебя появится еще один повод для волнений?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
