стиснуты. Из ран, наспех перевязанных и обработанных, сочились капли крови, но он думал лишь о том, чтобы не опоздать.
«Я никогда не стоял у тебя на пути, Арнил, — думал Гаральд Алистер, пришпоривая коня, — служивший тебе не только как своему господину, но как любимому с детства другу. Я уступал тебе всех, кого ты только желал. Но, как только Акме Рин окажется на свободе, я никому более не позволю забрать её у меня».
— Она — защитница Лорена, ибо неспроста дана ей подобная мощь, — упрямо твердил Кицвилан. — Посему она не может умереть! Ей стоит только прийти в сознание.
— Огонь Лорена не действовал на них… — подал голос Арнил.
— Я не понимаю природу его Силы, — пробормотал Авдий. — Он будто неспособен никому причинить вреда. Но Акме дана Сила разрушения.
— Мы вернём её! — выдавил Гаральд сквозь яростно стиснутые зубы.
Никто не придал значения этому мучительному выкрику, лишь принц Арнил обернулся к нему, вскинул на него свои затуманенные горем глаза, долго буравил стеклянным взором друга детства, а после вновь начал следить за дорогой. По взгляду этому нельзя было понять, догадался ли принц о том, что и он, и его самый близкий друг влюблены в одну и ту же девушку, но то было Гаральду уже безразлично.
Порой им приходилось останавливаться, чтобы найти едва различимый след. Надвигающаяся ночь ещё более замедлила их продвижение и сделала его почти невозможным. Ни луна, ни звёзды не сопутствовали им сегодня, небо, покрытое агатами туч, отвернуло от них свою благодать.
Рассвет не принёс облегчения, ибо нашёл их там, где Кандох впадает в Арних. Вереницы следов разлетались в разные стороны: пересекали Арних и вели на запад, сворачивали на восток или устремлялись на юг к Коциту.
— Едва ли твари эти способны на хитрости, — фыркал Хельс.
— Нельзя их недооценивать, — монотонно говорил Авдий.
— Надо разделиться, — решительно проговорил Гаральд. — Им хватило ума подкрасться к Акме исподтишка и удерживать нас в лагере, хватит ума и на это.
— Нас всего пятеро, — неуверенно произнёс Хельс. — Нас могут поджидать целые колонны вооружённых до зубов дикарей, которые не боятся ни боли, ни смерти. Что сделают против них два или три человека?
— У нас нет времени, — раздражённо воскликнул Арнил. — Сначала будем действовать, думать — потом. Мы уже отбились от одного отряда, отобьёмся и от второго. Разделимся же наконец!
— Авдий? — позвал Хельс, увидев, как разведчик сел на карточки, поднял что-то с земли и начал внимательно это разглядывать.
— В тайне я порицал склонность Акме Рин к одежде ярких цветов, — задумчиво проговорил он, и в голосе его звучало довольство. — Скрытность, тень — залог нашего успеха. Но отныне я не посмею упрекнуть её ни в чём.
И на ладони протянул спутникам он небольшой кусок ярко выкрашенного в красный цвет льна. То был кусок её красной туники, в которой девушка была одета в этот день.
— Ай, чертовка! — облегчённо и грубо засмеялся Хельс. — Жива, да ещё оставляет следы для нас!
— Они держат путь в Коцит, — воскликнул Веррес, вскакивая на коня. — Вперёд!
— Дьяволица! — победоносно выкрикивал Руфин и радостно вскидывая к небесам сжатый кулак. — Говорил же вам: не пропадёт она! Красавица! Быть может, есть шанс у меня забрать её у карнеоласского принца и сделать своей невестой, супругой и хозяйкой поместья близ Селенара! Такую женщину нельзя упускать!
Арнил Вальдеборг и Гаральд Алистер застыли, ошеломлённо разглядывая сильванца. Затем глаза их засверкали, а кулаки сжались.
— Не глядите на меня так, Ваше Высочество! — смеялся сильванский вельможа, сияя на солнце радостью. — Такую барышню я не уступлю даже вам. Уж я не помедлю. Я сделаю ей предложение, как только мы вызволим её. Полагаю, на радостях она не откажется!
— Это мы ещё посмотрим, Кицвилан! — срывающимся голосом, изумляя всех грозностью и схожестью с отцом, прокричал Арнил, оседлав коня.
— Она имела неосторожность поощрить меня! — радостно восклицал он.
— Когда успела? — изумился Хельс.
— Не тем ли она поощрила тебя, что нос тебе разбила? — презрительно высказался принц, чем разжёг бесперебойные потоки ругани Руфина.
Гаральд, сглотнув бугристый ком бешенства, подступившего к горлу, отвернулся, чтобы скрыть и гнев, и потрясение, и торжество. «Она не могла иметь на него виды, — говорил себе он. — Не красноречивы ли были руки её, сжимавшие ладони мои накануне? Не красноречивы ли были слёзы её, которые я стирал поцелуями с её щек? А губы? У неё самые нежные и чудесные губы. И лишь мне дарила она свои поцелуи…».
После возвращения в Кеос слишком часто думал он об отношениях Арнила, потерявшего голову от чар целительницы, строгой, всё ещё избегавшей его. Вопреки тем грязным слухам, что подпитывали Нелей, верные лазутчики Гаральда сообщали, что спальню свою по ночам покидала она лишь для того, чтобы навестить Провидицу в лесу. И что даже в безлюдных местах держалась она от принца на некотором расстоянии. И в предосудительных отношениях с другими мужчинами не замечена. И лишь тот танец на балу, когда Арнил поцеловал её, отзывался в душе Гаральда неистовством.
И так далёк показался Нелей молодому агенту, и столь безосновательной и глупой показалась ему его былая ревность…
Солнце третьего дня уже заканчивало своё необратимое увядание, когда путники завидели лихие утёсы Коцита с боками, покрытыми малахитами непроходимых лесов. Утёсы Крови, — как называли в Архее скалы Коцита, — нежились на летнем ветру, к небу вздымая свои шевелюры да бороды.
Держа в руке ещё несколько ярко-красных лоскутков, найденных по дороге, Авдий молча кивнул на бессловные вопросы своих спутников, и все пришпорили коней. И сердца их забились чаще, надежда засияла в глазах с новой силой, и оружие сверкнуло ярче, чем когда-либо.
Следы уводили в глубь лесов и гор. Для лошадей Авдий и Гаральд быстро отыскали менее опасные тропы.
— Мы должны найти этих тварей до темноты, — шептал Хельс. — Иначе вновь нам придётся потерять кучу времени.
— Осталось недолго, — выдохнул Гаральд, и весь дух его превратился в одну сплошную готовность и непоколебимую решимость.
Поначалу казалось, что край безлюден. Но чем глубже путники уходили в лес, тем оглушительнее становилась тишь, тем ещё зловеще выл ветер и будто доносил до неискушённого слуха мучительные стоны осуждённых на мучительную гибель пленников.
— Кровавая нас ждёт ночка, — вздохнул Кицвилан, вынимая из ножен меч и крепко сжимая боевой топорик.
Когда ночь накрыла лес непроницаемой стеной, путники услышали равномерные гулы и стуки, будто сами горы издавали их. Через какое-то время после спуска далеко меж деревьями узрели они отблески многочисленных костров да факелов, сияющих в ночи гранатами. Не слышны ни
