страшными ранами, будто рвали дикие звери.
— Да, мы пришли, чтобы освободить вас, — наконец вымолвил Арнил, глотая слёзы, не в силах оторваться от того ужаса, которое открылось перед ним.
Отчаянный вопль «Акме!» тотчас застрял в горле Гаральда, едва он узрел всех этих несчастных женщин. Звериная натура дикарей из Коцита не миновала ни одну из них. Женщины всех возрастов были прикованы к стенам: от девушек-подростков до женщин преклонных лет.
Гаральд схватил со стены зажжённый факел и на негнущихся ногах кинулся туда, куда не проникал свет, но где тоже томились люди. Двоим мужчинам потребовалась вся сила их мужества и вся любовь их, чтобы заглядывать в эти давно потерявшие человечность лица, чтобы среди них найти одно — столь любимое и дорогое.
— Кого вы ищете? — спросил всё тот же старик, когда Авдий Веррес перерубил ржавую цепь и освободил его. Из ран на лице старого мужчины заметны лишь мелкие шрамы и сломанный нос. Правая рука — без нескольких пальцев.
— Акме Рин, они забрали её вчера, — ответил Хельс, освобождая остальных. — Роста невысокого, телосложения хрупкого… черноволосая, — ему пришлось откашляться, чтобы продолжить, ибо многие из женщин здесь были лишены волос, — черноглазая…
— Сюда никого не завозили более месяца, — сказала одна из женщин, волосы и глаза которой были целы, но рот был порван настолько, что багровые порезы будто являлись продолжением зловещей улыбки.
Арнил и Гаральд оглянулись в оцепенении. Лицо первого приобрело землистый оттенок, а факел второго дрожал так, будто вот-вот готов был вывалиться и поджечь разлитую по камням кровь.
— Но все их следы вели именно сюда! — воскликнул Кицвилан, недоверчиво воззрившись на людей. — Она оставляла нам знаки!..
Гаральд выхватил из рук Авдия кусочки ярко-красной ткани, схватил одного из трясущихся коцитцев, ударом ноги опрокинул его на колени, показал ему лоскутки и прорычал:
— Где она?!..
Коцитец что-то жалобно залопотал на незнакомом языке, трясясь от ужаса.
— Он не понимает… — пробормотал Кицвилан.
— Сейчас поймёт!.. — Гаральд Алистер прижал к каменному полу руку коцитца, занёс над ней топор Хельса и свирепо выкрикнул: — Где она?!
— Кур! Кур! Кур! — заверещал пленник.
Гаральд мертвенно побледнел.
— Когда празднество? — выдохнул он.
— Завтра ночью, — отозвались пленные.
— Едва ли успеете вы доехать до Кура даже до послезавтрашнего полудня, — со страшным равнодушием обронила женщина, пожав плечами. — По обыкновению своему они всех убивают за одну ночь. А если близится рассвет, начинают торопиться, будто боятся лишать жизни при солнечном свете…
— Господь Всемогущий! — выдохнул Арнил, запустив скрючившиеся от горя пальцы в кудри золотых волос. — Они обвели нас вокруг пальца! Они спутали следы!
Гаральд забыл обо всём. В голове его осталась одна мысль: «Добраться до Кура». Улыбка Акме, её образ с наброшенным на голову ослепительно-белым палантином, всесильная лазурь глаз её во взрыве самозабвенной ярости, нежность прикосновений и низкая мелодичность голоса — всё это стало запретной чертой, которую он не имел право переступить, не вызволив её из этого чистилища. Всё его существо превратилось в один лишь стон бешенства и горя…
С рыком раненого зверя он стрелой кинулся вон из пещеры к своему коню.
— Гаральд! — воскликнул Авдий Веррес.
— Освобождайте их и догоняйте! — проорал он на ходу.
Арнил и Кицвилан побежали за ним, а Авдий и Хельс поторопились освободить всех из кандалов.
Несчастных покалеченных людей освободили. Все они нуждались в помощи, физической и моральной, но время не позволяло мужчинам задерживаться. Авдий написал сопроводительное письмо властям Мернхольда, подписавшись главой карнеоласской миссии, и отдал его самого крепкому из бывших пленников.
В глазах бывших пленников стояли то слёзы горячей благодарности, то безысходность и пустота. Обездоленные, искалеченные, изуродованные, они наконец были освобождены, но многим было некуда идти. Ими завладел страх, ибо боялись они показаться на глаза людям, которым посчастливилось избежать столь страшного пленения. Насмотревшиеся ужасов и поседевшие от злоключений, они были не в силах вернуться к той жизни, которой жили ранее. Страшились они позора, вечной жалости и отвращениях родных и близких.
Гаральд, Арнил и Руфин уже давно унеслись вперёд, обнажив мечи и свои души.
Кто-то из бывших пленников изъявил желание сопровождать отряд, ибо жажда мести поглотила их, но Авдий и Хельс решительно отказались.
— Как зовут вас, чтобы знали мы имена своих спасителей? — выкрикивали из толпы.
— Авдий Веррес, Гаральд Алистер, Руфин Кицвилан, Арнил Вальдеборг и Хельс, — ответил капитан Личной Гвардии карнеоласского государя.
— Арнил Вальдеборг?.. — изумился кто-то. — Не второй ли сын государя Карнеоласа?
Но вопрос его остался без ответа, и, получив проникновенное благословение освобождённых, Авдий и Хельс поскакали на запад.
Кур был на удивление безмолвен и мёртв в свете погибающего солнца. Небольшой лес, окружённый голыми вершинами, сохранял бесчеловечное спокойствие, будто не обращая внимания на те зверства, что творились в его недрах. Отныне лишь вкус и запах крови возбуждал его, и лишь кровью питалась здешняя земля.
Пятерым путникам понадобилась ночь и полтора дня, чтобы добраться от Коцита до Кура. Они едва не загнали лошадей. Надеялись, что несчастные пленники ошиблись и что жертвоприношение было назначено на другую ночь. Если кто из них и мог поверить в поражение, то только Авдий, не испытывавший к Акме ничего, кроме простой учтивости. Остальные намеревались верить до последнего.
По всему лесу виднелись свежие следы сотен пар небольших ног, в беспорядке покидающих Кур. А спустя некоторое расстояние неописуемое зловоние наполнило обоняние. Но не то это было зловоние, как в пещере Коцита. Запах пота, месяцами не мытых тел казались благодатью по сравнению с тем запахом, что ощутили они сейчас. То был смрад множества разлагавшихся тел, терзаемых мухами. А вслед за запахом начали попадаться разорванные тела коцитцев.
Всё ещё сжимая в руках оружие, путники изумлённо и с ужасом взирали на ту кровавую резню, что произошла здесь недавно. Жуткая тишина накрывала лес. Лишь ледяной ветер с яростью набрасывался на молчащие деревья и голые утёсы. Ни стона, ни вздоха, ни крика. Царство мёртвых.
Из-за деревьев путники вышли, почти не таясь. Мёртвым было уже безразлично, кто пришёл за ними.
Разорванные тела валялись повсюду. Кур напоминал поле боя. Сцепившись друг с другом в смертельной схватке, противники погибали от третьей, неведомой и куда более смертоносной руки.
Живых не оставалось, каждое тело напоминало зловонное месиво. Любой раненый, имевший достаточно сил, чтобы двигаться, скончался бы от запаха до того, как выбрался бы из леса.
— Они много часов пролежали на солнце, — заключил Авдий Веррес, прижимая к носу руку, затянутую в перчатку.
— Акме! — срывающимся голосом закричал трясущийся Арнил, горько оглядываясь по сторонам, но голос его более не
