извиняться. И обычно «не убил, хотя мог» на языке детей Мрака и означало это пресловутое «спасибо».
– За что? – чуть приподнял бровь Снежок. Хотя ведь прекрасно все понял.
– За то, что пытался меня спасти, – прошипела я, чувствуя себя отвратительно неуютно. И не удержалась, добавив: – Получилось, конечно, не очень, но попытка засчитана.
– Ты всегда такая милая? Или это мне просто сегодня повезло?
– Знаешь, у нас, темных, есть поговорка: удача бывает внезапной, поэтому, если повезло, терпи.
– Как будто у меня есть варианты. – Снежок поморщился. И почему-то мне показалось, что конкретно сейчас терпит он скорее не темную под боком, а боль в поломанных ребрах.
– Как ты? – Я кивнула на грудь.
– Лучше…
– Лучше? – засомневалась я, потому как слишком уж поспешно ответил светлый.
– Лучше не спрашивай, – в сердцах выдохнул Снежок.
Я открыла рот, чтобы еще что-то спросить, но именно в это время скрипнула входная дверь и в зал вошел адепт с подносом. Нам принесли ужин. Ели мы в молчании. А едва дежурный студиозус ушел с пустыми мисками, как вновь появился целитель с бутыльком эликсира.
– Мне нельзя магические лечебные зелья, – напомнила я мрачно.
– Это настойка грезницы, – тоном «когда вы спите, темная, от вас вреда меньше» отозвался врачеватель. А затем я и глазом моргнуть не успела, как в меня влили едва ли не половину склянки.
Веки почти мгновенно начали тяжелеть. А я не стала сопротивляться. Все же дрема – лучшее лекарство. И в целильне светлых – единственное доступное для темной адептки.
Дали ли настойку Снежку, я уже не узнала, потому как отключилась.
А вот утро у меня началось с повышенной кроватации: сила притяжения подушки оказалась столь высока, что я лишь со второй попытки, преодолев немыслимое притяжение, смогла подняться, чтобы сесть.
Огляделась. Через койку от меня все также блаженно дрыхла Эйта, укрывшись хвостом как одеялом. А вот Снежок, как оказалось, уже бодрствовал. И кто после этого из нас двоих зло, которое и не думает дремать? Хотела ему об этом сообщить, но меня опередили фразой:
– А ты, оказывается, сопишь во сне.
Не сказать, что я обрадовалась новым знаниям светлого.
– Я думала, что тебя тоже напоили…
– Меня и так восстанавливающими зельями накачали. Так что еще и грезница определенно была бы лишней. Одна бессонная ночь – небольшая плата за сросшиеся за ночь кости.
При этих словах я враз почувствовала все синяки на своем теле, которые сойдут только через седмицу. Ну нельзя же так меня провоцировать и нарываться на проклятие! Хвастаться перед дочерью Мрака тем, что ты почти восстановился и через пару ударов колокола на тебе не будет ни царапинки…
Как я сдержалась и промолчала – сама не представляю. Но, видимо, на моем лице было написано что-то такое, отчего Снежок все же насторожился. И даже уточнил:
– Темная?
– Да? – скопировав интонацию светлого, ответила я.
– О чем ты сейчас подумала? – И, не дожидаясь очередного вопроса, Снежок пояснил: – У тебя был такой взгляд…
– Я раздумывала, а не поделиться ли с тобой душевным теплом, – соврала не моргнув глазом. – Сделать так, чтобы мой спаситель согрелся в нем.
– В смысле ты была бы не прочь испепелить меня? – догадался светлый.
Я, как истинная дочь Мрака, попыталась проявить дипломатию. То есть ответить так, чтобы не пришлось потом кастовать щит и атакующий аркан.
– Нет. Просто хотела, чтобы тебе было тепло до самой, – пауза на сотую долю мига, во время которой я мысленного добавила «скорой», – твоей смерти.
– Значит, все же костер, а не пульсар, – подытожил Снежок. Словно уже не только успел прикинуть все возможные варианты, но и просчитать вероятность каждого из них. И добавил: – Знаешь, если что, на будущее… Не надо меня благодарить за спасение, помощь или что-то подобное. Потому что, боюсь, «спасибо» в исполнении темных можно и не пережить.
– А-а-ах… – послышался сладостный зевок с соседней кровати.
Я обернулась и увидела, как с наслаждением потягивается белочка. Пушистая перевернулась на другой бок, глянула на нас со Снежком осоловелым взглядом. Широко открыв рот – так, что показались не только резцы, но и нёбо с миндалинами, – еще раз зевнула и, укрывшись хвостом, сонно причмокнула:
– А, опять вы! Сдохните уж, что ли, раз с ума не сходите? – мечтательно вопросила она и вновь задрыхла.
Все это время я пристально пялилась на койку, облюбованную рыжей. Полагаю, для светлого это выглядело странным. Он-то эту кровать воспринимал абсолютно пустой…
– Что опять с тобой, темная? – уточнил мой с-с-спаситель.
– Белочка просыпалась. Но сейчас снова похрапывает.
Моим словам вторила целая рулада в исполнении пушистой. Такая выразительная, вызывающая зависть… Мне бы такой уровень невозмутимости, как у этой рыжей.
Снежок посмотрел на меня таким взглядом, словно еще вчера убедился: у меня с крышей все в порядке. Она никуда не уехала. Просто поехал сразу весь мой дом. Вместе с фундаментом.
– Что? – не выдержала. – Я же тебе еще вечером все объяснила. И даже поклялась.
– Я помню, – тоном «но все равно не верю» отозвался светлый и добавил: – Все же тяжело привыкнуть, что рядом с тобой та, что отнимала разум у великих чародеев во все времена. И вот это великое зло…
– …пока что без задних лап дрыхнет на соседней кровати, – закончила за светлого я и просветила об особенностях характера пушистой: – Подожди, эта рыжая, как проснется, еще и есть затребует. А после обязательно будет что-нибудь ломать: комедию, психику, на крайний случай – руку.
– Ты сейчас точно об Эйте говоришь? Не о себе?
Я посмотрела на перевязанную мужскую грудь. Вчера целитель сращивал ребра у Снежка, так что, выходит… этот светлый отчасти прав. Демоны. Как же бесит признавать подобное…
Хуже только признавать это вслух. Но до такого я еще не опустилась. И не опущусь! Но мысли так и вертелись вокруг того, как эпичненько я вчера чуть не убилась всей академии на радость. И за свое спасение стоит благодарить не только мою ловкость, но и светлого.
Дабы прогнать такие несвойственные дочери Мрака мысли, припомнила подслушанный накануне разговор ректора и его одноглазой ведьмы – Норин Ллойд. И плевать, что последняя – маг-боевик. Ведьма ведьму видит издалека. Пусть
