снова сможем быть вместе.
Юля не желает показать ему, как хорошо понимает то, о чём он говорит, и как верит в то, что он прав. К сожалению, так действительно часто случается в семейных отношениях: water under the bridge, и вот уже назад дороги нет. Безопаснее не продолжать начатый разговор. Говорить серьёзно тяжело, а шутить не о чем. И она надолго замолкает, думая о своём.
Через какое-то время Себастиан нарушает молчание:
– Джулия, а ты согласилась бы родить мне ребёнка? Девочку?
Юля внутренне напрягается, хотя и старается скрыть свое замешательство. Он уколол её в самое незащищённое место. Всегда, когда какой-либо мужчина, даже гипотетически, смотрел на неё как на возможную мать его ребёнка, это полностью её вырубало, лишало силы воли и контроля над собой и ситуацией. Такое вот у Юли свойство: подобным образом заданный вопрос о ребёнке – откровение для неё более сильное, чем предложение выйти замуж, чем признание в любви.
Достаточно вспомнить, что именно после того, как Алёша признался, что хотел бы иметь от неё много детей, она действительно по-настоящему влюбилась в него и впервые увидела в этом человеке реального кандидата в свои мужья.
Итак, вопрос был задан, и он требовал честного ответа. И Юля, наконец, сказала:
– Нет, не согласилась бы.
– Почему? – он ждал объяснения, казалось бы, очевидного.
– Потому что тогда тебе было бы очень тяжко: по чётным выходным ты ездил бы в Брюссель видеться с сыном, а по нечётным – летал бы в Москву на встречу с дочкой.
Утром она проснулась раньше Себастиана, чему немало способствовала временнấя разница: Юлины биологические часы продолжали «тикать» на два часа раньше французских, его – на час отставали. Она смотрела на своего спящего любовника в задумчивости.
В отличие от первых дней знакомства, когда всё происходящее было для Юли словно в тумане, в эту парижскую встречу она полностью владела собой. И хотела бы потерять голову, да не могла.
После того, что произошло между двумя этими встречами, после всех этих полётов на крыльях любви, сменившихся разочарованием и «жёсткой посадкой», она не могла себе позволить снова расслабиться и поплыть по течению. По крайней мере с ним, с Себастианом. Ведь если он подвёл и разочаровал её однажды, он может сделать это снова и снова. Юля не могла заставить себя дать ему второй шанс, хотя заметим, справедливости ради, что Себастиан просто мирно сопел рядом и даже и не помышлял о том, чтобы вымаливать у неё какой-то там второй шанс.
И что это было бы – этот «второй шанс»? Просто её любовь, вновь расчищенное для него место в её сердце? Но в таком случае она не могла дать второй шанс и самой себе: её жизнь уже однажды, всего несколько месяцев назад, чуть было не покатилась под откос из-за влюблённости в него, когда она так остро тосковала после своего возвращения из Эрандла.
Да и полно, был ли то Себастиан – тот человек, в которого она тогда так безумно влюбилась? Или она себе его просто выдумала? Может быть, мужчина, носящий это имя и мирно спящий рядом, просто случайно оказался в нужное время и в нужном месте, когда Юле пришла пора влюбиться и всё в ней было готово для чудесного превращения, для вспышки, для невероятной по силе химической реакции? Нет, теперь, когда она только-только начала выкарабкиваться, обретать равновесие, снова броситься в пучину чувств и мечтаний было бы непозволительной роскошью.
Между тем, Юля также начала осознавать, что Себастиан был не таким уж и искусным любовником. Например, за всё время, что они были вместе, он ни разу не целовал её всю целиком, от головы до ног. И если в их первые две ночи, полгода назад, она, будучи в почти бессознательном состоянии, просто не заметила этого, то в прошлую ночь от её внимания не ускользнула некоторая неопытность Себастиана в сексуальных делах. Это открытие тем более обескураживало её, учитывая, что Лёшка, муж, всегда был изумительным любовником.
Впрочем, этот недостаток в Себастиане во многом искупался каким-то животным влечением его к Юле, чего она не могла до конца постичь, но что, по всей видимости, как раз и привязывало её к нему. Себастиан, по неведомым для неё причинам, возможно – в силу влияния той же химии, страстно хотел её, хотел почти беспрерывно. Это было видно по всему – по тому, что он бормотал во время их занятий любовью, как прикасался к ней, как смотрел, да – чёрт возьми – это просто-таки было очевидно!
Себастиан проснулся, они снова занялись любовью, а потом засобирались в путь. Так же удачно, как и вчера с приходом обоих их поездов на Гар-дю-Нор, сегодня сложилось расписание их совместного отъезда из Парижа. Себастиан мог проводить Юлю в Шарль-де-Голль, и у него еще оставалось достаточно времени, чтобы успеть на лондонский экспресс.
Когда он вышел из ванной, Юля была полностью одета, осталось лишь натянуть на ноги ажурные чулки. Надо ли уточнять, что чулки были оставлены напоследок именно для того, чтобы быть надетыми при Себастиане. Проходя мимо неё к своему саквояжу, чтобы сложить бритвенный прибор, он как бы в задумчивости провёл рукой по всей длине её ноги в чулке, опиравшейся на край кровати. Юля сделала вид, что её это не трогает.
Себастиан неожиданно вынул из своего саквояжа довольно увесистую – профессиональную – фотокамеру: «Смотри, что я привез, думал, пофотографирую…» Юля снова сыграла в дурочку, как будто не поняла, что или кого именно он собирался фотографировать: «Ну что же ты? Мог бы вчера сфотографировать ночной Париж или Сакре-Кёр. Забыл, что взял её с собой?»
Он секунду колебался, попросить ли ему разрешения сфотографировать её, но Юля намеренно сделала бесстрастное лицо и, закончив натягивать чулки, одёрнула юбку перед зеркалом. Да-да, она будет мстить до конца, хотя бы и своими собственными методами. Он не решился что-либо сказать и, постояв немного с камерой в руках, убрал её в свой модный кожаный саквояж.
Завтракали в элегантном ресторанчике в аэропорту. Себастиан был предупредителен и даже разыскал и поторопил официанта, когда оказалось, что Юля может не дождаться своего кофе, так как объявили посадку на московский рейс.
Прощаясь, они не могли нацеловаться и наобниматься. Со стороны они, наверное, казались счастливейшими из смертных. Она сказала ему: «Это часто бывает – люди целуются у всех на глазах, и окружающие им завидуют, но только не я. Никогда не завидую
