— Черт возьми. Трудно живется нашим детям!
Жена жестом велела ему замолчать, поправила пиджак на ребенке и шепнула:
— Если будет кашлять, придется тебе взять его на руки и укачать.
И вместе с Луаном она ушла на пост. Но вскоре она вернулась обратно. Тик еще не успел заснуть. Увидев жену, он удивленно спросил:
— Почему ты вернулась?
Жена Тика должна была сменить Тхань, дочь Май. Тхань знала, что у ребенка Тика был сильный кашель, поэтому она велела жене Тика вернуться домой и побыть с больным мальчиком. Тхань пообещала караулить вместо нее до самого утра. Жена Тика и слышать об этом не хотела, но Тхань настойчиво уговаривала ее идти домой. Луан тоже поддержал Тхань, он сказал жене Тика:
— Идите к детям. Вашему мужу следует хорошо выспаться, а без вас дети не дадут ему покоя.
Слова учителя возымели свое действие: ведь и вправду, в последнее время Тик так мало спал! И женщина вернулась домой.
Она примостилась у ног Тика, рассказала ему обо всем, что произошло. Затем сказала:
— Ну вставай, я лягу рядом с ними.
Тик осторожно поднялся и подсел к жене. Она заботливо спросила:
— Сынок не просыпался?
Тик не ответил, пошел к изгороди, взял там доску, положил около кровати и улегся. Он никогда не отличался разговорчивостью. Жена ласково посмотрела на мужа, затем молча улеглась, прижала к груди ребенка и нежно прошептала:
— Сыночек мой!
Ей хотелось поговорить с мужем, но она боялась разбудить детей, да и мужу нужно было дать выспаться: от бессонных ночей у него совсем ввалились глаза. Она с нежностью беспокоилась о муже, тихонько поглаживала ребенка. Спать уже не хотелось. Тик лежал молча. Она решила, что он спит, но вскоре услышала, как муж встал и отнес доску к изгороди. Жена приподнялась на кровати:
— Почему ты не спишь?
— Пойду на минутку к забору. Проверю караулы.
— Поспи хоть немного. Там Луан проследит за всем.
Муж оглянулся на ходу.
— Если ребенок крепко спит, вставай и начинай готовить завтрак. Люди уже встали.
В некоторых хижинах уже развели огонь. Может быть, в эту ночь никто не смог заснуть, поэтому все поднялись так рано.
У Тика было неспокойно на душе. Как обеспечить безопасность односельчан? Враги, голод, засуха… Партизанский отряд значительно поредел… В партийной ячейке осталось девять человек. Фан был самым решительным борцом, но он погиб. Среди партизан выделялся Чо, но он ранен… Не только крестьяне, но даже и партизаны теряют веру в свои силы, в возможность победы над врагом. Если действовать недостаточно гибко, то французам в конце концов удастся назначить в деревню старосту. Непременно надо что-то предпринять, но что? Где выход? Размышляя об этом, Тик шел к защитному забору.
Караульные сказали ему, что Чо уже вернулся домой. Тик не долго думая направился к Чо.
Чо в доме Тоая хорошо отдохнул, выспался и сразу почувствовал себя лучше. Проснувшись, он не мог сразу понять, где находится. Осмотрелся, увидел Хоэ, который лежал рядом с ним, дотронулся до повязки на голове и мгновенно все вспомнил. Беспощадная ненависть к врагу, глубокое сожаление о Баи и Фане сжали ему горло. Чо с раздражением подумал: «Почему я не с товарищами? Как досадно, что это ранение вывело меня из строя!» Чо винил себя в гибели Фана и Баи. Оставаться здесь, спокойно лежать в постели невыносимо! Кто позаботится о караулах? Одному Тику трудно будет со всем справиться. Чо разбудил Хоэ и стал просить его пойти вместе с ним на пост. Но Хоэ не хотел отпускать раненого Чо. Чо рассердился, он не мог понять, как можно думать только о своем благополучии, когда у защитного забора не хватает дозорных. Домашние Тоая тоже проснулись и уговаривали Чо остаться, но Чо был непреклонен. В конце концов Хоэ согласился пойти с ним. Они пришли к защитному забору. Первым они встретили Луана. Он тоже посоветовал Чо вернуться домой. Чо все же обошел весь забор, затем сел на землю около кустов и стал наблюдать за французским постом. Дау, Хоать и Май подсели к Чо — им хотелось побеседовать с ним. Дау вскоре после ухода Луана не утерпел и тоже пошел в дозор.
Май проснулась в полночь и, не дождавшись Тхань, которая должна была вернуться с караула, пошла за ней к защитному забору.
Хоать только что пришел сюда из Тхай-Хока. Хоать был самый старый человек в деревне, у него давно уже не было зубов, рот ввалился. Если кто-нибудь спрашивал, сколько ему лет, он иногда говорил семьдесят четыре, иногда же семьдесят пять или семьдесят шесть. Он точно не помнил, сколько ему лет. Вчера вечером, когда жители начали переселяться в Тхай-Хок, Хоать пошел туда вместе со всеми. У него не было никакого имущества ни в той, ни в другой деревне. Единственной его собственностью был буйвол, которого он купил вместе с Дау и Ча. Он шутил, что ему принадлежит одна нога этого буйвола. Когда Ча погнал буйвола в общину Тхай-Хок, Хоать последовал за ним, чтобы разведать обстановку. Но ночью он вернулся обратно. Встретив партизан у защитного забора, Хоать сказал смеясь:
— Пришел поспать в своей деревне. Мы привыкли лежать под открытым небом, а в Тхай-Хоке все крепко запирают двери, невозможно уснуть в такой духоте.
Хоать увидел Луана и разговорился с ним. Старик рассказал, что никто из жителей, переехавших в Тхай-Хок, не мог заснуть в прошлую ночь: в хижинах очень тесно, негде ни спать, ни сесть. Но хуже всего было то, что на той стороне люди чувствовали себя еще неувереннее и тревожнее. Вражеские облавы на родную деревню и жестокие преследования французов наводили на всех ужас. Но в Тхай-Хок было еще страшнее: там не было ни партизан, ни защитного забора. Французский пост находился как раз посредине деревни, и новые переселенцы чувствовали себя в чужой стороне как рыба в сети. Хоать добавил: «Дома значительно спокойнее».
— В наших хижинах свободно, двери у всех открыты, из одной хижины видно, что делается в другой. А там едва стемнеет, как все крепко запирают двери. Но от этого им ничуть не делается легче. В комнатах невероятная духота и теснота.
Хоать рассказал об всем этом Чо, Дау и Май. Чо слушал молча. Май и Дау жаловались на трудную жизнь: французы замучили всех облавами, поджогами, расстрелами. После каждого вражеского налета партизан становится все меньше. Кроме того, в этом году сильная засуха, а буйволов пришлось угнать в другую деревню. Дау глубоко вздохнул.
— Следует что-то предпринять, чтобы найти выход из этого трудного положения.
Все задумались. Неожиданно Май сказала застенчиво:
— А я вот так думаю…
Дау и Хоать обернулись к ней. Май, поборов мучительное смущение, продолжала:
— Есть только один путь: пусть правительство уничтожит этот пост.
Дау одобрительно кивнул головой. Воодушевленная его поддержкой Май развивала дальше свою мысль:
— Нужно написать письмо президенту Хо Ши Мину и попросить правительство освободить нашу деревню и уезд. Ведь когда президент утвердил приказ о наступлении в провинции Хоа-Бинь, наши войска выгнали врагов из этих мест и уничтожили двадцать тысяч французских солдат. А здесь французов гораздо меньше.
Хоать засмеялся.
— А если мы сейчас уничтожим пост, вы, бабушка, не испугаетесь мести французов и не переберетесь в общину Тхай-Хок?
У Хоатя была привычка называть всех взрослых «бабушками» и «дедушками», а юношей и девушек — «детками». Хоать хотел подшутить над Май, назвав ее бабушкой, но никто не поддержал его. Тогда старик сам ответил за Май:
— Если пост будет уничтожен, мы не будем бояться французов и не побежим в Тхай-Хок.
Май возразила ему:
— Если мы только частично разрушим пост и уничтожим часть солдат, то оставшиеся в живых французы снова будут угрожать нам. Необходимо уничтожить весь пост, тогда бояться будет нечего.
Хоать вытаращил на нее глаза:
— Как это, частично? Вы, бабушка, скоро начнете повторять слова Ча: он сказал, что французы мстят шш за то, что партизаны нападают на них. Может быть, вы скажете, что партизаны не должны ни стрелять, ни бросать гранаты, что нужно отменить тревоги, уничтожить защитный забор и тайные убежища и пустить французов в нашу деревню? Может быть, они перестанут устраивать поджоги, перестанут убивать и грабить жителей?
Май торопливо перебила его:
— Нет, я не это хотела сказать. Я думала о другом: до тех пор, пока мы будем ограничиваться отдельными налетами на пост и засадами, французы не будут бояться нас. Но если мы предпримем крупные операции, как, например, в прошлом году, когда мы уничтожили пять вражеских машин, или как операция Хоанг Зьеу{[6]}, французы будут бояться нас и не осмелятся угрожать нам, как сейчас.
Хоать довольно улыбнулся:
— Ну, это совсем другое дело.
В этот момент пришел Тик. С ним был Хоэ. Тик пришел, чтобы побеседовать с Чо и с Хоатем — ему сообщили, что Хоать только что пришел из Тхай-Хок. Тик заинтересовался беседой. Хоать рассказал:
