А демон ждал, пока я выполню его приказ, уверенный, что сопротивляться его природному дару не может ни одна женщина в мире. Пожалуй, только кроме медиума или ведьмы.
Сюрприз-сюрприз!
На колени, значит?
Я подошла к демону вплотную, отметила, как дёрнулся кадык в вырезе чёрной водолазки, как сузились ноздри, жадно впитывая мой запах, провела ладонями по упакованным в дорогие джинсы ногам, ещё больше наклонилась вперёд, замерев у приоткрывшихся в ожидании поцелуя губ, и прошелестела, едва справляясь с дыханием:
— Мой господин…
— Да? — глаза почти полностью стали зелёными, эко тебя забрало! Прямо горжусь собой. Левую руку оставила на крепком бедре, а правую переместила вперёд, поверх основательно вздувшейся ширинки. Это незамысловатое движение привело к тому, что демон вздрогнул всем телом и выгнулся, подставляясь под ласку и едва слышно поскуливая.
— Позвольте мне… — пальцы сжались, сильно, пока не причиняя боль, но намекая на оную весьма определённо. Впрочем, намёков демон уже не видел. Он вообще ничего не видел и не слышал, неотрывно следя за тем, как бесстыже я облизываю свой рот.
— Ну же!
— Позвольте мне напомнить, — я изо всех сил сжала то, что уже не сжималось. А когда демон тихонечко взвыл, боясь шевельнуться, склонилась к уху и прошептала:
— Использование врождённого дара инкуба за пределами родового замка в отношении не поставленных в известность лиц запрещено строжайше и карается…
Ноготки царапнули ребристую джинсовую ткань, и мужчина выдохнул:
— Не смей!
В почерневших глазах полыхнуло предупреждение, которое я не смогла проигнорировать.
— А как же удовольствие? — спросила только для того, чтобы оставить последнее слово за собой и отступила назад, спрятавшись от разгневанного демона за кафедрой.
— Ведьма, — пробормотал он, поднимаясь на ноги.
Я хмыкнула, ни на секунду не испугавшись того, что демон мог догадатьс о моей сущности. Ругается просто. Что ж, его можно понять…
— За оскорбление тоже статья есть. Десять ударов палками, если не ошибаюсь…
Честное слово, я думала, что он попытается меня задушить. Ну, отлупить, на худой конец, а он только рассмеялся красивым низким смехом, откинув голову назад.
— Нет, ты не ведьма, ты чёртово динамо!
— Почему динамо? — я всё ещё опасливо посматривала на него из-за кафедры, не вполне уверенная, что опасность миновала.
— Потому что динамщица, — хмыкнул он, водружая на нос очки. — Сделала меня, как маленького!
Ещё раз хохотнул и протянул мне руку, представляясь:
— Ян, — и мне ничего не оставалось, как пожать широкую ладонь в ответ:
— Мария… и пожалуйста, впредь никаких инкубских штучек.
— Прости! — он почесал кончик носа. — Просто ты была такая важная злюка, не смог удержаться.
В его показное смущение я не поверила ни на миг. А то, что демон Ян в мгновение ока превратился из высокомерного козла в рубаху-парня, меня откровенно напрягло. Уж лучше бы он попытался меня придушить.
Я застегнула блузку, взяла со стула пиджак и сумочку, а затем посмотрела на мужчину, открыто демонстрировавшего мне своё дружелюбие, и коротко попросила:
— Не надо.
— Ты о чём?
— Не старайся доказать мне, что ты на самом деле белый и пушистый, — свободной рукой захватила со стола журнал. — Всё равно не поверю.
— Отчего же? — Ян галантно распахнул передо мной дверь, и я кивнула в ответ на его любезность.
— Благодарю. Наверное, оттого, что я знаю, чего можно ожидать от демона.
Я посмотрела на Вовочку, который грустил в коридоре у окна, а затем перевела взгляд на его старшего брата.
— Не стану отказываться от клятвы, — произнесла упрямо. — Пусть либо читает, либо переводится на свою специальность.
— Ладно, — Ян кивнул.
— И друзьями нам не стать.
— А любовниками? — он широко улыбнулся. — Ты горячая штучка, клянусь, я знаю, как…
— Не заинтересована, — я махнула рукой на прощание и направилась на кафедру.
— Я позвоню! — сообщил моей спине демон, и я досадливо поджала губы, понимая, что позвонит. Почему так? Все демоны в моей жизни — это как какое-то проклятие. Что со мной не так?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я повернула голову, чтобы посмотреть в зеркальную стену холла. Моё отражение было слегка взъерошенным из-за стычки с инкубом, но, в целом, выглядело вполне приличным. Блузка под горло, узкая юбка ниже колена, туфли, в которых каблук можно было найти только вооружившись лупой, волосы собраны в тяжёлый узел на затылке и очки! Что мне ещё надо сделать, чтобы демоны перестали вычленять меня из толпы так, словно меня кто-то подсвечивает изнутри, так, словно на мне мёдом намазано.
— Слышишь?
Едва сдержалась от того, чтобы показать Яну свой идеально ровный средний палец на правой руке, но наличие студентов в коридоре удержало меня от этого необдуманного и импульсивного поступка. Потому что я была уверена: с демоном сладострастия я как-нибудь справлюсь, а вот что делать с Ленкой, когда она узнает, что я отказала ТАКОМУ мужику, я просто не представляла.
С детских лет я пытаюсь найти ответ на вопрос, каким образом моя лучшая подруга узнаёт все самые последние, самые свежие, самые пикантные и горячие новости первой. Раз сто я у нее спрашивала:
— Как ты узнала? Откуда? Кто тебе рассказал?
Но она только хихикала в ответ или загадочно косила глазами.
Мы подружились в первом классе. Даже не так, не подружились. Мы встретились первого сентября на пороге залесской средней школы, посмотрели друг на дружку и взялись за руки, словно увиделись после долгой разлуки. Позже, в младшей школе, да и в средней тоже, мы часто врали, что на самом деле сёстры, просто одну из нас украли в роддоме. И откровенно говоря, я до сих пор не вполне уверена, что это враньё. В смысле, настоящей кровной сестры у меня нет и никогда не было, но тот факт, что у нас с Ленкой родственные души, не оспаривался и принимался всеми как данность.
Три дня я мучилась, не зная, как поступить. Позвонить Ленке и рассказать о случившемся самой или надеяться на то, что в этот раз она ни о чём не узнает? И первое, и второе было совершеннейшим самоубийством, поэтому я малодушно тянула резину.
Гром грянул в субботу утром. Точнее не гром, а мой собственный мобильник, завопивший голосом Винни-Пуха: «Сова, открывай! Медведь пришёл!»
Осторожно, словно ядовитую змею, я взяла в руки маленький плоский телефончик и поднесла его к уху:
— Привет, Ленусь!
— Я не поняла, — вместо приветствия прорычала подруга. — Ты что, совсем страх потеряла?!
— И тебе доброго утра! — проворчала я, в очередной раз недоумевая, кто вообще придумал желать друг другу доброго утра, всем же известно, что утро добрым не бывает.
— Ты когда мне собиралась рассказать?
— Лен, у меня просто учится его брат. Нечего рассказывать, — попыталась оправдаться я, а она заорала:
— Нечего??
Я, поморщившись, отнесла трубку подальше от уха.
— Лиходеева, ты окончательно выжила из ума? — надрывалась Ленка, перекрикивая сирену скорой помощи, взревевшую за моим окном. — К тебе подбивает клинья сам Ян Фоллетский-И, а ты говоришь, что нечего рассказывать?
Я упрямо молчала. И вовсе не потому, что мне нечего было ответить. Просто в какой-то степени Ленка была права. И тема моего затворничества в наших разговорах поднималась не однажды. Как это звучало? О, почти всегда одинаково: «Машка, ты себя гробишь. Ты же красивая, ты же умная, ты же молодая, чёрт меня подери! Так нельзя, ты просто обязана веселиться, встречаться с парнями, крутить романы…»
И что? Расплачиваться за это разбитым сердцем? Я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы. Вот же я дура! Годы идут — ничего не меняется.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Машунь, — словно почувствовав мое настроение, подруга сменила тактику, — ну я не знаю, что с тобой делать…
— Не надо со мной ничего делать, Медвежонок, — проговорила я, истово надеясь, что Ленка не расслышит скрытых слёз и добавляя мысленно: «Всё, что могла, я уже сделала сама».
