Было важно вести следить за этим. Это было весьма пугающая цифра, но без верного счета, ее разум мог бы посчитать срок большим вдвое или вдесятеро. Знать — было важно. И даже если она ошибается, то насколько она может сбиться? Не на год, конечно, нет. Даже не на половину года. Разве что месяц.
Это значит только четыре года, восемь месяцев и одиннадцать дней.
Месяц — достаточно небольшая погрешность, посчитала она.
Она нашарила поднос, привычно ориентируясь в темноте. В ее камере было не так много света. Иногда отметки на стенах были видны, иногда ей приходилось нашаривать их руками. Часто ее пальцы были слишком замерзшими для этого, но она старалась разминать и растирать их, как только могла. Она была дочерью знатного рода Республики Центавра. Ей не к лицу потерять достоинство, когда она покинет это место.
Еда была... ну, той же, что была в последний раз, и в предпоследний тоже. Она была съедобна и поддерживала ее, хотя она и не сомневалась, что теперь ей вряд ли подойдут ее платья. Она носила простое дорожное платье, когда ее схватили и его удобство было едва ли достойной компенсацией того факта, что она носила его уже четыре года, семь месяцев и одиннадцать дней. Она предпочла бы проводить свое заключение в чем—то более впечатляющем.
Она не могла слышать ничего снаружи. Она даже не знала, насколько она глубоко. По ее расчетам должно быть... ммм... несколько недель после Пира Гхиралта и чуть меньше недель оставалось до Пира Солнцестояния. Впрочем она сомневалась, что теперь над ней часто пируют.
Она закончила есть, и поставила поднос у двери. Если она этого не сделает — в следующий раз еды не будет. В двери была небольшая заслонка, куда просовывали поднос.
Не в первый раз она задумалась, что на самом деле она, по многим стандартам, довольно удачлива . У нее есть регулярное питание, крыша над головой — даже несколько на самом деле — постель, и никакой возможности подхватить заразную болезнь, поскольку она никогда не видела никого, кто мог бы ее заразить.
Она себя страшно удачливой не чувствовала.
Не в последнюю очередь потому, что она знала — ее планета и ее народ были оставлены на милость той силы, что она создала в попытке спасти их.
Дурла был наверху в одиночестве и что он спустил с цепи — знал один Великий Создатель.
Она снова вздохнула и подошла к стене, чувствуя узоры ее отметок.
Она начала пересчитывать снова. День, два, три...
* * *
Маррэйн глубоко вздохнул, глядя вокруг , вбирая в себя эту панораму. Вид Гор Ямакодо зимой захватывал дух, белизна снега контрастировала с серым сланцем неба. Они были почти в сотне лиг к северу от Широхиды, но все же он считал эти горы своим домом, настолько же, насколько им был его почерневший зал усыпанный обломками и пеплом.
Его компаньон, судя по виду, куда менее радовался своему окружению. Марраго негромко закашлялся и поплотнее завернулся в плащ.
— Разве это не великолепно? — проговорил Маррэйн. — Это земля моих предков. Здесь, где Клинки Ветра поднялись и обрели власть над вершинами. К чему болота, трясины и равнины юга? Дайте нам небеса, горы, и высокие холодные просторы.
— Очень холодные. — пробормотал Марраго. — Чересчур холодные.
Маррэйн взглянул на него и кивнул.
— Конечно. Извини. Я и раньше редко замечал холод. Если мы поторопимся, то скоро будем на месте. Я знаю эти места. Или... Я знал, но это было тысячу лет назад. Они могли измениться.
— Я следую указаниям тысячелетней давности, которые отдает тот, кто уже умер. — Марраго вздохнул. — Ты же понимаешь, что я чересчур стар для этого .
— Ты не умрешь здесь, старый друг.
— Нет. — решительно ответил центаврианин. — Я тут не умру.
Они двинулись в гору, следуя указаниям Маррэйна и находя себе путь среди запутанных поворотов и изгибов. Сам Марраго двигался медленно, но с мрачной решимостью. Ему не нравилось быть здесь, и он на самом деле не хотел бы тут оказаться, но он не мог не уважать любовь Маррэйна к своему дому. Он надеялся, что однажды покажет минбарцу свой собственный дом.
Это было опасно, но секретность была необходима. Марраго хотел бы прихватить с собой кого—нибудь из своих охранников и помощников, но Маррэйн был совершенно прав, указывая ему на то, что никому из них он не может по—настоящему верить, ни в чем сколько—то важном. Это раздражало Марраго — особенно потому, что так оно и было — но он не мог отрицать правдивости слов Маррэйна. Всего два года назад один из его телохранителей, мужчина которого он знал много лет, попытался его убить — почти искалечив его при этой попытке.
Его дыхание становилось все тяжелее и тяжелее, и он чувствовал, как тяжело бухают его сердца. Маррэйн убегал все дальше и дальше вперед, глядя на каждый камень и облако с радостью ребенка, нашедшего давно потерянную игрушку.
— Я не умру здесь. — просипел Марраго, слова повисли туманом перед его лицом. — Не сейчас.
Наконец, он обогнул выступ по узкой тропе и уставился на здание перед собой. Вырезанный в склоне самой горы, здесь стоял храм. Такой же стойкий и невозмутимый, как сами горы, он выглядел как место, где могут обитать лишь невероятно сильные. Центавриане не имели склонности растить воинов—монахов, как минбарцы или маркабы, но Марраго кое—что знал про их ордена, и не сомневался, что это было именно таким местом.
Он зашагал вперед, силой проталкивая себя сквозь ледяной воздух и присоединился к Маррэйну перед дверями — массивным каменным порталом. На них были вырезаны символы, которых он не мог узнать. Маррэйн, очевидно, понимал их, потому что он чуть склонил голову и прикоснулся двумя пальцами к губам.
Потом он постучал в дверь кулаком.
Марраго отвернулся и посмотрел с горы вниз. Он видел как вся земля расстилалась под ним, и прекрасно понимал почему предки Маррэйна пришли в эти горы. А еще он чувствовал страшное и сводящее с ума головокружение.
Звук камня, скрипящего о камень, раздавшийся когда открылась дверь, заставил его обернуться. Перед ними стояла юная минбарская девушка. Она была полностью одета в черное, ее лицо скрывал капюшон, а к ее поясу был пристегнут денн'бок. Она выглядела готовой к бою.
— Тебя не ждут здесь, Предатель. — проговорила она чистым, звонким голосом. — Тебе говорили это и прежде.
Маррэйн сверкнул ей мимолетной улыбкой.
— Я здесь не для сватовства. У меня дело к твоей леди.
— Тебя не ждут здесь, Предатель.
Улыбка Маррэйна стала шире.
— Я Первый Воин Клинков Ветра, и этот храм стоит на землях, что мои предки взяли для Клинков Ветра, и которые навечно оставил за нами сам Император Шинген, по Договору Варэнни. И ты утверждаешь, что я не могу войти?
— Тебя не ждут здесь, Предатель.
Марраго закашлялся и шагнул вперед.
— Мы путники, — сказал он. — нуждающиеся в отдыхе и ночлеге. Мы оба воины и отплатим защитой и уважением, если они вам потребуются. — Он закашлялся снова. — Разве нет у вас традиций гостеприимства?
— Чужакам не позволено входить.
— Я веду ту же войну, что и ты.
— Мы воюем вместе. — добавил Маррэйн. — И мы явились сюда по прямому приказу Примарха. Ты предпочтешь объяснять ему — почему его верным воинам не дозволяется сюда войти?
Девушка поколебалась и отошла в сторону, пропуская их внутрь. Маррэйн снова улыбнулся ей и вошел. Марраго последовал за ним.
— Я должна доложить моей леди, что вы здесь. — пролепетала минбарка, закрыв дверь. — Ждите здесь.
Они стояли в небольшой прихожей — темной холодной и каменной.
— Ты всегда так очаровываешь своих дам? — просипел Марраго, жадно глотая воздух.
— Похоже, что я тут пользуюсь определенной славой.
— Как, не сомневаюсь, и во многих других местах.
— Ну, может быть, тут и там....
Девушка вернулась, и с ней была другая женщина. Она была старше и выше, двигалась со свободной грацией. Одета она была так же, но ее капюшон был надвинут еще глубже на лицо, а на руках были плотные черные перчатки.
— Тебя не ждут здесь. — сказала она Маррэйну.
— Нам нужна твоя помощь. — ответил он, разом утратив все легкомыслие. — Нам всем нужна твоя помощь.
— А где был ты, когда мне нужна была твоя помощь?
— Насколько мне помнится — ты прогнала меня.
Откинув капюшон за спину, Тиривайл взглянула на них. Ее кожа потемнела и была покрыта шрамами, ее лицо наполовину обгорело. Один глаз был пуст и скрыт повязкой, но оставшийся сохранил свою темную красоту.
— Примарх прислал тебя?
— Именно он.
— Тогда входи. Думаю, я должна тебя хотя бы выслушать.
* * *
— Минбарцы называют это Мора'дум, насколько я знаю. Террор. Применение террора на войне старо, как сама война. Я изучал военную историю во всех подробностях в последние двенадцать лет, да и прежде не был к ней совершенно безразличен.
