Когда двенадцатый Император отправился на войну против мятежных лордов Иммолана, он угрожал спалить дотла любой город на планете, убить любого мужчину, кто будет противиться ему, и продать в рабство всех их жен и детей. Поначалу ему не поверили, но потом он захватил город Бракадуун, и сделал именно то что обещал, пощадив одного мужчину которого он отправил живым — в следующий город.
После этого остальные сдались быстро.
Конечно, у меня нет армии — больше нет. У меня нет титула, а мой старейший союзник.... потерян и в заключении. Возможно, мертв.За мою голову назначена цена, и меня хотят взять живым или мертвым.
Но мои намерения тверды по—прежнему. Мой народ все еще страдает в рабстве, а я все так же единственный, кто может освободить его. Император болен и умирает, и не имеет силы сделать то ,что должно. Лорды и Центаурум — марионетки, пляшущие на коротких ниточках. Армия служит заодно с нашими поработителями, охотно помогая нашим врагам.
Я почти одинок.
Вот куда ты явился.
Я осведомлен о том, что ты делал во время Горашской кампании и на Фраллусе. Я также знаю, что тебя отстранил тот, кому ты служил, ибо он счел тебя ... чрезмерно усердным.
Я знаю о твоих действиях, касающихся врии и считаю их совершенно правильными. Террор, как я сказал, жизненно важный инструмент на войне, как и удары возмездия по тем, кто тебя предал.
Однажды, когда мы одержим победу, я стану Императором. Я буду помнить тех, кто помог мне — также, как буду помнить тех, кто отверг меня. Когда я сяду на Пурпурный Трон, я прослежу, чтобы все наши противники были изгнаны из наших пределов, а те, кто предавал и порабощал нас — понесли кару за то, что они сделали.
И по правую руку от меня будет место для тех, кто достойно послужил мне.
Что бы ты ни попросил в уплату — это будет твоим. Ты хочешь дом? Ты получишь его. Любой мир, который ты пожелаешь, кроме самой Центаври Прайм, будет твоим, владей им по своему усмотрению. Желаешь званий, титула лорда? Ты получишь и это.
Марраго? Он... верный. Он сражается на той же войне, что и я, на свой лад. Он не станет помехой. Мне понадобятся такие, как он, когда я стану Императором. Если он обратится против меня тогда... да, с ним потребуется разобраться, но я бы предпочел этого не делать.
Примарх Синовал? Он мне безразличен. Он не претендует на Центавр. Мы не последуем за ним, но я не желаю его смерти. Он сражается на той же войне, что и мы. Но если он обратится против нас — что ж, тогда он умрет точно так же.
Да, я знал, что тебе это понравится.
Буду честен. Ты моя величайшая надежда. Проси любую плату — и я выплачу ее.
Итак, что ты скажешь?
Морейл взглянул на Дурлу.
— А чего ты хочешь от меня? — спросил он.
Дурла выглядел удивленным.
— Чего же еще? — спросил он.
— Я хочу чтобы ты принес ужас.
* * *
Спокойные, глубокие вздохи.
Есть здесь кто—нибудь?
Есть здесь что—нибудь?
Я не могу этого сделать!
Нет, я могу. Синовал, похоже, считает что я могу, и будь я проклята, если буду с ним спорить.
Вы здесь?
Мы здесь, Посланница.
Ого! Что вы хотели сделать? Устроить мне инфаркт?
Ты звала нас.
Но в... метафорическом смысле, не в смысле "пожалуйста—отвечайте". Я практиковалась в медитации.
Да. Ты изменилась, Посланница.
Конечно, я изменилась. После экспедиции по ту сторону пустоты, чтобы найти эту... штуку. Понятия не имею, что это было.
Мы знаем.
Я знаю что вы знаете. Вы знаете все. И нет — я не хочу знать. Я видела, что это сделало с Талией, и этого достаточно. Я лишь хотела бы знать, почему Синовал отослал меня.
Ты знаешь почему.
В последний раз он прогонял меня после работы с врии. После восстания. Он не хотел и слышать, что я ему скажу.
И все же ты сказала ему.
Это была моя работа. Он услышал?
В конце концов, да.
Этого недостаточно. Нет, я не собираюсь спорить снова, ни с ним, ни с вами. Я пытаюсь медитировать, пытаюсь... как он это называл? Раскрыть свой разум.
Мы знаем, и он не сделал ничего, чтобы прогнать тебя. Он просил тебя.
У него есть свои причины.
Да, конечно есть. Он считает, что ты лучше подходила для его целей. Он не сделал ничего, что могло бы бесчестить тебя.
Вздох... и здесь ни секунды покоя? Я никогда не прощу его за то, что он сделал. Никогда. Какие бы извинения и компенсации он не придумал после. Ничего не значат и слова насчет изгнания Морейла — он не может искупить того, что он сделал.
И все же ты возвращаешься к нему. Ты уходишь и ты возвращаешься, и ты не покинешь его снова.
В нынешние дни я его совесть. Если я не буду влиять на него — то кто же?
Значит, ты изменилась с тех пор, как вернулась, Посланница. Ты не та персона, которую Старейший послал к нам.
Ну да, время именно это и делает. Чуть больше веса. Немного седины в волосах.
Мы говорим не о телесном. Мы говорим про эмоции. Ты более уравновешена, менее сердита, точно также страстна, но более рассудительна. Это другой человек.
Это хорошо или плохо?
Это не хорошо и не плохо. Это просто есть. Смертные — интересные существа, и концепция любви не единственный аспект, делающий их интересными.
Спасибо, я тут пытаюсь медитировать. Я не в настроении болтать про любовь моей жизни.
Он не предаст тебя. Знай это.
И откуда ты это знаешь?
Мы знаем все, кроме одной единственной вещи.
Никто не любит умников.
* * *
Однажды ночью, в холодной комнате, перед рассветом.
— Так это и была твоя леди. Она выглядит... интригующе.
— Разве она не великолепна?
— Я думал, она тебя убьет. Выражение ее... глаза...
— Она не сможет меня убить. Для этого она никогда не была достаточно хороша.
— Ты смотришь глазами влюбленного. Я ее тоже видел — и она может.
— Хммм... может, ты и прав. Она изменилась с тех пор, как я видел ее в последний раз.
— Она выглядит как тот, кто нашел свое предназначение. Я помню времена, когда я был юнцом, гадавшим куда ведет моя судьба. Мы, мой народ, свято верим в судьбу. Я считал, что она является в видениях, хотя являются они все реже и реже. Некоторые из нас видели — когда мы умрем. Это приходит к нам во сне, и это всегда правда. У моего друга, Лондо, было подобное видение.
— А у тебя — нет?
— Нет. Теперь их видят немногие из нас. Не знаю, освобождает меня или порабощает такое неведение. Действовать, зная что я могу умереть в любой момент... Но, также, я могу строить планы. Я могу мечтать о будущем. Мой прадед получил предостережение от пророчицы о времени и месте, где он умрет. Он прожил всю жизнь свободным от страхов и забот, а затем пришел на то место, которое она предсказала, в назначенное время, чтобы умереть там — от несчастного случая. На него упал камень со здания. Оказалось, что она пыталась предупредить его.
— А твое мнение?
— Не знаю, есть ли оно. Синовал не знаток судьбы, и я это знаю.
— Нет, он не знает ее. Я... я так и не знаю точно. Когда—то я встречался с Оракулом — или думаю что встречался. Я помню женщину, должно быть, похожую на твою пророчицу. Я по глупости задал ей вопрос, который не должен был задавать, и... Не думаю, что она сказала мне что—то, чего я уже не знал. Просто узнать это было больно. Хотя у всей этой встречи есть оттенок сновидения. Может быть, именно им она и была. Воспоминания — странная штука.
— Так или иначе — на чем я остановился? Твоя леди — она сейчас нашла свое предназначение. Я узнал ее взгляд. Она нашла свое место в галактике. Я надеюсь, что она готова к возможности перемен. Мне казалось, что я узнавал свое место — но оно менялось, и не раз. И может измениться снова еще до моей смерти.
— Я всегда знал свое назначение. И знаю сейчас.
— И что это, если не секрет?
— Война, конечно же. Что же еще?
— Тебе повезло больше, чем мне. Я ненавижу войну. И всегда ненавидел.
— Странное сетование для генерала.
— Не могу представить что—то, что генерал должен ненавидеть больше.
— Ты, должно быть, несчастен. Мы не знаем ничего, кроме войны.
— Несчастен? Не знаю. Это просто война, но столь многие сражаются в ней по причинам... неверным. Даже ты, даже твоя леди. И, особенно, Синовал. Я воюю потому, что воевать надо, потому что я нужен своему народу. Я сражаюсь не из любви к войне, а потому, что я это умею.
