осознал, что кроме вот этой убогой работы и этих девушек ничего у меня нет. Когда я не работаю и ни с кем не встречаюсь, я просто смотрю в потолок, слушая музыку. Потом выхожу на улицу и делаю то же самое, только вместо потолка – небо. В какой-то момент это даже начало пугать меня. "Жанна права, – думал я. – Я самый настоящий бездельник".
Эти мысли помогли мне протянуть до четверга (я всё-таки смог поменять свою субботнюю смену). Глаза слипались. Чуть есть свободное время, я шёл на кухню вздремнуть. Затем оказалось, что второй официант вечером не придёт, и поэтому надо работать до двух ночи. Внезапно кончились чистые вилки и ножи. Зайдя на мойку, я обнаружил горы грязной посуды, но мойщицы так и не было, хотя было уже семь вечера, а она должна быть в шесть. Сообщил об этом Валентине (последняя смена и с ней!). Хотя в этот день она меня не доставала, было ощущение, будто она меня и вовсе не замечала. Мне так даже больше нравилось. Мойщица не появлялась ещё час, и я снова обратился к Валентине.
– Сходи сам к ним в камору, – сказала она. – А-то трубку никто не берёт.
Эта "камора" была в соседней двери с женским туалетом. Шёл я туда не спеша, вернее замедляясь. Хотелось бы потратить на эту прогулку час рабочего времени. Мои желания сбылись.
Вначале я постучал, никто не ответил. Я надавил на ручку и приоткрыл дверь, свет был выключен. "Есть кто-нибудь?", никто не ответил. Моя рука начала шарить по стене в поисках выключателя. Щёлк! свет обжигающей волной коснулся моих глаз, мухи разлетелись по сторонам, и передо появилась мойщица. Она была бледно-синего цвета, на уголках губ засохшая слюна, сами губы раздуты, руки свободно висели "по швам", желтоватый белок слабо блестел от света этой двадцати-ваттной лампы, на которой, собственно, она и висела. Не на самой лампе конечно, но на проводе от неё. Провод был затянут узлом, а в него была продета толстая, с палец, верёвка. Как это всё её выдержало, ума не приложу. Под ногами валялось ведро, видимо служило ей ступенькой. С пол минуты я стоял, не понимая, как реагировать.
Мне хватило сил не блевануть. Я даже смог дойти до Валентины и спокойно ей всё изложить. Валентина пыталась прервать меня, задавая какие-то вопросы, но я не слушал её. Почему-то вместо двух слов – "Она повесилась" – я говорил очень много:
– Я захожу, а там света нет. Позвал, никто не ответил. Включаю свет, все мухи с неё как повскакивают. Думал показалось… Это я про мойщицу, показалось, что она висит, но через мгновение я понял, что это никакой не обман зрения. Сами сходите. Только вначале тряпочку возьмите: воняет… Некому теперь наши тарелки мыть… Я на пару минут в туалет, надо прийти в себя.
В какой-то электричке, в каком-то направлении, слишком рано для меня, ехал весь состав гостей на день рождения Веры и Нади. Интуиция мне ничего не подсказывала. Я был настороже, но дурных предчувствий так и не появилось. Лица девушек, густо накрашенные и лица парней, с пушком на бороде и щеках были обращены ко мне. В глазах читались зависть, ненависть, неприязнь. И в то же время в них была светская заинтересованность. Сам того не желая, я оказался в центре внимания. Мне приходилось философствовать на темы образования, раскрывать тайны учёбы в вузах и так далее, и так далее, и так далее. С каждым вопросом я всё больше напрягался и раздражался. Вот ведь я тоже в 16 лет думал, что я уже взрослый и может не всё в жизни знаю, но понимаю эту жизнь ничуть не хуже старших. За собой я не заметил перехода из школьного во взрослый мир. Возможно, ещё взрослый мир не наступил, но я уже видел просто бездну различий между собой и всеми друзьями Веры. Самое смешное, что мне даже сложно объяснить эти различия. Я чувствовал себя как неандерталец в окружении австралопитеков. Что-то вроде этого. Мир за стеной школы им был неведом. Культурное воспитание ограничивалось непрочитанной литературой, непрослушанной музыкой, неувиденными фильмами, спектаклями, городами, людьми и всем остальным. Но обо всём этом они могли говорить бесконечно. Им было известно всё. Буквально все темы, затрагиваемые мной, они могли поддержать. Но эта поддержка выглядела как походка годовалого ребёнка. И в то же время они походили на взрослых, даже больше, чем сами взрослые.
Вера была неотразима. Она олицетворяла сразу всё. Чистая гладкая кожа, слегка вздёрнутый носик. Узкие плечи, набухшие от моих прикосновений губы… Можно бесконечно восхищаться отдельными составляющими её красоты, но мои мысли были далеки от восхищения. Мне было грустно, ведь вся эта красота и молодость пройдёт. Причём пройдёт мимо меня. И я боялся этого, мне казалось, что после её дня рождения мы перестанем общаться. Ведь она была так красива, а я – бесконечно ошибающийся кретин. Тем не менее сейчас она была очень счастлива оказаться в моих объятиях. Но я никак не мог понять – почему? Почему она решила, что я удачный кавалер? Мне прекрасно понятно, почему она удачная дама сердца (такие вот странные словосочетания лезли в мою голову, находясь рядом с ней). У неё узкие плечи, такая же талия и относительно широкие бёдра, ну и грудь, естественно, присутствует. Казалось бы – я так поверхностно сужу о женщинах. Знаете, что я думаю по этому поводу? О, я много чего думаю по этому поводу…
Как ни странно, я почти не говорил с Верой. Только целовал её и обнимал. Ей было этого более чем достаточно. Дача её подруги была совсем рядом со станцией. Уютный двухэтажный домик, с небольшим садом. Качели, мангал, надувной бассейн, шезлонги, беседка всё это было в нашем распоряжении. Совсем одурев от Верочки, я представлял, как мы занимаемся любовью используя все эти объекты. Даже мангал… Я представлял, как приближаю её лицо к раскалённым углям, а она кричит и корчит лицо, но вовсе не от страха, а от удовольствия. Я, согнувшись над ней сзади держу её за грудь и резкими движениями заколачиваю свой хер…
Мне стало абсолютно плевать на происходящее вокруг. Я бухал и тискал Веру. И наконец-то мозг избавился от всяких Жанн, Жень, Алекс. От этого стало так легко. Я любил.
– А давайте поиграем во что-нибудь, – предложила сестра Веры, Надя.
– Давайте в мафию, – отозвалась Лена.
– Не, это будет скучно, – его имени я не запомнил, вроде Дима. – Надо что-нибудь более активное.
– Предлагай тогда сам.
– Давайте в покер, – предложил он.
– Очень активная игра, – отреагировала
