взглянул на табличку. Ого, там не только имя, но и адрес, год рождения. Иманов Сергей Владимиро…
Это моё имя…
Псков, ул. Л. Толстого д. 24 кв. 12
Это мой адрес…
1994-сегодня.
Это…
Руки тряслись. Зубы не попадали друг на друга. Холодный пот прошиб даже на пятках. Я начал озираться, но мой взгляд натыкался исключительно на бесчисленные холмы. Что за шутки? Кто это сделал? Я не нашел ничего умнее, чем крикнуть:
– Кто здесь?!
Мой голос прозвучал глупо, ведь никого здесь не было. Конечно, никого там не было. Это был сон. Все именно так. Слишком реальный сон, сейчас проснусь и пойму это. Улыбнусь, посмеюсь.
«Просыпайся же!» – кричал я. На удивление не помогло и физическое воздействие: я щипал себя, бил пощечины – все тщетно. Но если это не сон, то… Бред. Надо перечитать табличку, мне показалось.
Я вновь глянул на могилу, где уже под крестом красовалась, свежая параллелепипедная яма. Дыхание так и сорвало. Сердце дернулось в страхе, пробивая грудную клетку, но ему не удастся сбежать. Оно будет со мной до конца этого чертового сна. На табличке уже не было исчерпывающей информации обо мне. Лишь «НЕ СОМНЕВАЙСЯ.» красовалось на ней. Буквы были печатными, а в конце стояла точка в знак завершенности. Эта точка вселяла веру в эту явную чепуху.
Если я не могу проснуться, значит надо придумать что-нибудь, что сможет меня защитить, или вовсе унесёт меня отсюда подальше. Я пожелал оказаться спящим в палатке – не вышло. Я пожелал автомат в руки – ничего! Какой глупый сон.
А я все стоял и стоял как вкопанный. Пора бы уже принять действительность и рвануть с места, но нет, жду чего-то, сам не знаю чего. Взгляд все так же упирается в надоедливый мел. Как же я его ненавижу. Все, хватит тупить, надо предпринять хоть какие-нибудь меры. Беги! пронеслось в моей голове. Я повиновался этому голосу разума. Сюрпризы не кончались, это надгробие было только ключиком в мир бредней, который охватил все пространство вокруг моей персоны. Мне даже льстило, что создатель, который до этого прохлаждался у себя в обители, вдруг выполз и начал творить невообразимое и внезапное. Вбежав на очередной холм для поиска пути, я увидел прямо у подножия этого же холма деревушку. Пару минут назад её и в помине не было, когда я ещё стоял на предыдущем пике, высматривая трассу на горизонте. Но стоило мне узнать дату своей смерти, как было построено это поселение.
Всего пять перекошенных домов. При детальном рассмотрении я обнаружил, что на веранде кто-то сидит в кресле качалке. Уже сбегая с холма, в моей голове пронеслась мысль о маловероятной помощи со стороны незнакомца. Однако других вариантов мой напуганный мозг придумать не мог, и я решил плыть по течению обстоятельств. Этот кто-то оказался стариком, мерно потягивающим пиво; смотрящим куда-то вдаль, не отводя глаз. Он покачивался в своем кресле-качалке, и ему явно нравилась его жизнь. Спросите у такого старика – хотелось бы ему исправить те ошибки молодости, из-за которых он не осуществил своих мечтаний. Он ответит, что жизнь слишком прекрасна для бессердечного переделывания её сущности. Ведь смысл как раз и заключался в этих самых ошибках. Они привели его в этот тихий угол, где он встречает людей, посланных к нему самой смертью. И его это устраивает. Ему это нравится.
Итак, подбежав к нему и еле переведя дыхание, мои связки выдали нечто похожее на речь:
– Что здесь происходит? Это вы поставили тот крест? Минуту назад здесь не было… – моя речь была сбивчивой, но старик понимал, к чему я клоню.
– Нет, парниша, не я вколотил крест тот на место то, – он сказал это с почтением, но смотрел все так же вдаль, как будто говорил сам с собой, а меня тут вовсе не было.
– А кто же тогда это сделал?! – со стороны мой голос не был похож на мужской, да и на женский не тянул. Это был голос напуганного ребенка, которого родители заставляют есть кашу, от которой его воротит, угрожая ремнем.
– Мы не называем никак их. И помочь тебе я никак не могу, – он все так же смотрел вперед, и я видел лишь его профиль. – Я могу только открыть тебе дверь, за ней ты обретешь иллюзию спокойствия.
Такие мутные речи создавали иллюзию нереальности происходящего, но мозг постепенно адаптировался к тому, что происходит. Постепенно реальность накладывала на разум свои лапы.
– Открывай же, чего сидишь, – почти кричал я.
– Открыто, парниша, не беспокойся, – морщинистое лицо стало ещё более морщинистым в попытке улыбки. – А вот и они. Ты глянь, какие облака за собой они поднимают. Ну чем не ангелы?
Абсолютно неуместное замечание. Какие, к черту, ангелы, старый маразматик? А ведь с холма буквально слетают, четверо забеленных псов, стремившихся впиться клыками в моё горло. Я уже почти чувствовал укусы этих стервецов на своей шее, и через секунду размышлений о своей гибели я ворвался в хату. Даже здесь было от чего бежать. Комната была абсолютно пуста, лишь стул стоял посередине, а на нем лежал широкий нож длиной с локоть. Он был весь ржавый и явно тупой, но выбирать не приходилось. Если это действительно помощь, то не зря она придумана в это бешеном мире. Значит этот «нож» может как-то сберечь меня. Хотелось бы в это свято верить, а другого и не остается.
Я схватил этот ржавый кусок металла с ручкой и выпрыгнул в окно, ведущее в задний двор, скинув с себя свой рюкзак. Выпрыгнув в окно, передо мной уже не стояло никаких хат, а когда повернулся, я обнаружил, что выпрыгнул я из воздуха. Бред! Это просто не может быть правдой. Все эти фокусы с бесконечно появляющимися и исчезающими предметами – слишком не натурально. А вот собаки не пропали. Я решил взобраться повыше и там уже отбиваться вовсю. От этой своры далеко не убежишь. Они были уже близко, и у меня было всего пара десятков секунд, для поднятия своей туши наверх ближайшей вершины.
Мне это удалось без труда. Адреналин делал свою работу. Как только я укрепил свою стойку, первая же собака, разинув пасть, прыгнула на меня. Я наотмашь рубанул ей по лицу, затем чудом увернулся от второй псины. Первая упала замертво, третей я ударил с ноги по лицу. Ей это не понравилось, это было видно по тому, как она рвала глотку лаем. Четвертая повалила меня, в борьбе кое-как я умудрился её перевернуть и полоснуть по ней тесаком. Снова вернулась вторая, и её настырный характер сбросил меня с вершины. Пока мы катились кубарем в
