Да, мой взгляд на мир, не уверен, что правильный. Вчера ночью гудели самолеты и где-то на поселке лаяли собаки. Я долго не мог заснуть и все слышал. И думал о себе. В детстве открытие того, что большинство людей не являются ни хорошими, ни плохими, произвело на меня, помню, тягостное впечатление. Человеческий мозг ищет все же какого-то упрощения для себя в познании сложного мира, и в этом смысле деление на черное и белое – есть самое удачное упрощение… Я не считаю себя плохим. Если я сейчас и делаю что-то не то, то после многих лет работы на систему, которой потом оказался не нужен. И, к сожалению, ненужных сейчас много. И я вижу, кто появляется в системе вместо них.
Отрывок 54
Однажды размеренная жизнь поменялась. Была суббота, наплыв машин и людей, от которых я уже здорово отвык. Утром собрался в дальний лес и долго колесил там, пока не остановился на берегу озерца. Пошел дождь, я пережидал его, а когда вернулся, то на скрип калитки с террасы выглянула лет тринадцати девочка – внучка Марь-Петровны. Ее привозят родители и уезжают до моего возвращения.
Отрывок 55
В саду потемнело и стало зыбко и туманно, тучи ползли, прижимаясь к земле, где-то рядом сдавленно громыхнуло. Тренькнул телефон. Новое сообщение. «Все ok, возвращайся».
У меня осталась ее фотография – сам не знаю, почему влез в ящик старого рассохшегося стола на террасе. Никого не было, и я без особой надобности потянул латунное кольцо. Приоткрыв ящик, я увидел много всякого хлама – истрепанные тетрадки, карандаши, ручки, сломанную заколку… Ради любопытства перебирал все это двумя пальцами, пока на самом дне не нашел фотографии. Но рассматривать их было поздно – кто-то шел… Я выхватил наугад одну, с мелькнувшим лицом Ксении, и сунул в карман. Потом я расскажу, что здесь произошло между мной, этой девочкой и соседским парнишкой. Сейчас у меня нет настроения.
Отрывок 56
Утром я уехал, дачная жизнь кончилась.
В город я въезжал через парк, шедший с двух сторон Кольцевой дороги, через пешеходный мост – от забитых городских трасс я уже отвык, и даже если бы не отвык – менять на них промытый дождем чуть туманный лес не хотелось.
Чувствовал ли я себя в безопасности? В общем, да. Я все так же не знал, что произошло две недели назад, но раз обо мне позаботились и поместили на дачу, а теперь возвращают обратно, значит, обо мне беспокоятся и можно считать себя в безопасности. Плюс дни отдыха тоже сделали свое дело: мне представлялось, что вообще тревога была ложной. Еще интересно бы понять, заплатят ли мне за время простоя?
Такие мысли у меня были, когда с узкой и неудобной тропинки я выворачивал на просеку и на открывшейся слева поляне увидел шестерых, кажется, парней. Они сидели и стояли, в спортивной (опять же, кажется) форме, а рядом стоял велосипеды. Взглянул мельком, потому что под колесами были толстые мокрые корни.
– Эй, парень!
Я обернулся, боясь в то же время потерять из виду дорогу.
– Парень!.. Тебе говорят! Вернись!
Я обернулся еще раз. Они все стояли. Возвращаться мне не хотелось. Когда я обернулся еще раз, один из них схватил велосипед. Остальные молча стояли.
Мы гоним по колее. По левой. Я не вижу, но слышу и чувствую его недалеко сзади себя. Он в хорошей форме, к тому же, у меня рюкзак на багажнике. Испугаться я не успеваю, пытаюсь сообразить, что делать дальше. Он один раз что-то кричит. Кусты наклоняются над колеей. Крапива. Я приникаю к рулю. Надо бы переехать в другую колею, но на такой скорости…
Сзади шум падения.
Мне некогда оборачиваться. Почему он упал? А потом я понимаю, что произошло. Он пытался перебраться с левой колеи в правую (как было пришло в голову сделать и мне). Чтобы без крапивы и чтобы догнать меня. Однажды на даче я тоже так перестраивался на скорости. Кусты малины слишком наклонялись над колеей, и я решил переехать на другую сторону. Но колея – это как два желоба, выдавленные шинами – чтобы переехать на другую сторону, из одного желоба в другой, надо перевалить горбик, поросший травой. Колесо врезалось в стенку желоба и не преодолело его (слишком большая была скорость и слишком влажной была трава), а заскользило вдоль, вывернулось, и через две секунды я лежал ничком на траве между двумя колеями, а метрах в пяти позади меня лежал поперек дороги велосипед. Все обошлось, я без последствий вылетел из седла и проехал на животе по мокрой траве. Велосипед тоже был в порядке. Потом, уже чисто интуитивно, я никогда не перестраивался на скорости из одной колеи в другую.
…Я гнал еще метров пятьсот, а потом свернул налево на поперечную просеку и гнал еще. Затем понял, что мой преследователь мог видеть, куда я свернул, а потому повернул на следующем перекрестке направо, а потом еще раз направо. Петлял, старался избегать длинных просматриваемых просек и троп. Увидев впереди за деревьями дома, свернул в чащу и остановился. Мышцы в ногах неприятно подрагивали, и заметно тряслись руки. Я прислонил велосипед к дереву и положил на его ребристую кору ладони. Дрожь почти прекратилась, ушла вовнутрь. Было ли это просто хулиганье? Я не знал.
Тогда на даче, когда я упал с велосипеда, у меня тоже дрожали пальцы. От неожиданного падения. От того, что минуту назад я даже не думал, что всего лишь поворот руля на пять градусов отделяет меня от того, чтобы сломать себе шею. Я поднялся, оттер грязь с куртки, вытер ладони о траву, подошел к велосипеду, увидел еще вращающееся заднее колесо и понял, с какой опасностью только что разминулся, что последствия могли быть совсем другими. И у меня задрожали пальцы.
Теперь же я понял, что еще, очень может быть, разминулся не со всеми опасностями. Наверняка этот крендель вернулся к своим, ехать до них минуты три… Хорошо. Если не три, если он, как и я на даче, пару минут приходил в себя, то будет пять. Пять минут. Через пять минут он вернулся к ним. Через минуту они собрались за мной. Еще через три они снова были на том месте, где он упал. Итого девять минут. Это с учетом, что он не сразу вскочил после падения и что эти ребята минуту будут собираться после его возвращения. А может… (вот тут у меня внутри похолодело) они выехали за нами еще до его возвращения или даже до его падения!
Переставшими дрожать руками, еще не совсем понимая, что я делаю, я залез в рюкзак, вынул свитер, снял джинсовку, сунул ее в рюкзак и надел свитер. Потом, повинуясь инстинкту загоняемого зверя, выкатил велосипед на тропу и, прикидывая в голове объездной маршрут, рванул к домам.
По дороге я прокручивал в голове всякие сценарии: первое – это было обычное хулиганье; второе – переодетые менты или какие-то еще службы (почему, кстати, мне пришлось уехать из города? явно, с нашей работой какие-то проблемы); третье – надо было понять, ловят ли они меня лично – но это вряд ли; четвертое – знают ли они, где я живу, – в конце концов я решил, что не знают – потому что тогда проще было бы ждать меня дома, чем ждать где-то по дороге (черт знает, где я поеду?) и пугать.
Отрывок 57
…Вода в ванной – одиннадцать, свет в ванной – двенадцать, в коридоре – тринадцать… Как хорошо, что я придумал эту считалку, после нее можно спокойно брать велосипед и выходить… Только смущает, что она заканчивается на тринадцать. Идеально было бы, чтобы заканчивалась на двенадцать. Но ничего лишнего в ней нет, ничего не выкинешь… Если только считать что-нибудь еще, не знаю что, чтобы было четырнадцать… Ладно, сейчас я уже ушел, но стоит подумать.
В этот день мне многое кажется неправильным. Шины – не совсем хорошо накачаны, погода – недостаточно теплая, считалка – неправильная, автомобилей в городе много (хотя суббота), милицейских машин на въезде в город – слишком много…
И увидев машины, вовремя вспомнил, что как-то хотел найти другой путь из Д. к себе, чтобы он шел не по шумному городу, где тебя все видят, а по области – по карте там был большой лесной массив, и дорога через него не должна удлинить мой путь больше чем на три-пять кэмэ.
Я сворачиваю на улицу, на которой о близости города не напоминает ничего. Здесь даже более провинциально, чем в Кратово. Старые деревянные дома, резные наличники, пристанционный дачный поселок, смыкающиеся над проезжей частью липы, березы и тополя. Вой шоссе постепенно стихает за спиной.
Станция. За ней дома побольше, сонный угол спального пригорода, где никто не работает, все ездят работать в город, а тут только спят. С рынка, из церкви, из магазинов не спеша идут немногочисленные люди, и по лени в переставлении ног тоже можно догадаться, что это пригород.
Пустое шоссе по периметру пустого поля, посреди которого трубы и приземистые корпуса неизвестного объекта. Поле, поросшее не пойми чем, без единого кустика. Древний асфальт шоссе – белый, в разъехавшихся трещинах, с обочинами, заметенными пылью, словно с поля на него наступают пески пустыни. После с грохотом проносящегося самосвала пыль (я почти закрываю глаза) закручивается вихрем и оседает на дороге азиатским узором. Жарко.
