Однако к этому времени стоимость устраиваемых здесь мероприятий достигла таких цен, что вряд ли в Европе нашлось бы двадцать семейств, которые могли позволить себе сыграть здесь свадьбу. Теперь только правительство и очень крупные фирмы могли позволить себе устраивать в Вальдорфе политические приемы и презентационные мероприятия. Конечно, замок пришлось сильно перестроить, чтобы он соответствовал требованиям людей, которые привыкли управлять Европой. Но дело того стоило.
И вот теперь Королевский зал, изображение которого так часто появлялось в прессе в связи с тем или иным крупным событием, был подготовлен к очередному торжеству.
Презентации новых коллекций фирма «Рихтер Эдельштайн» проводила ежегодно в середине мая. Затраты по аренде огромного замка были впечатляющими, однако они окупались сторицей, так как здесь, во время презентаций, фирма заключала контракты со своими партнерами. Эти контракты кормили потом фирму в течение всего года. Именно этим и определялся состав приглашенных. Тут были и возможные, и реальные партнеры, великосветские дамы и киношная богема, модные кутюрье и представители телевидения и журналов.
Гости знали, что по традиции получат изысканные подарки и хорошо проведут время в очень престижном месте. Последнее было главным обстоятельством, заставлявшим людей ждать приглашения в замок. Получение подобного приглашения автоматически означало переход в более высокий социальный статус.
Руководство фирмы «Рихтер Эдельштайн» прибыло в замок накануне. Гости же начали съезжаться утром следующего дня. Прибыли и представители «Самоцветов». Их встречал сам владелец фирмы Карл Рихтер, седовласый, несколько обрюзгший господин лет семидесяти.
В свои семьдесят лет Рихтер добился многого. Основанная им ювелирная фирма работала как могучий, хорошо отлаженный механизм. Рихтер хорошо знал и любил свою работу – за красоту и за риск.
По оценкам коллег, он был удачливым бизнесменом, достаточно жестким, чтобы достичь желаемого, и достаточно искусным, чтобы эта жесткость не была видна. Он был, что называется, респектабелен. Да, пожалуй, это было главным в его имидже.
Никаких дурных связей, никаких нарушений общественного порядка, морали, никаких авантюрных сделок. С его именем не должны были связывать ничего дурно пахнущего. И только два-три человека из окружения Рихтера знали, на какой крови была выстроена эта респектабельность. Но в молчании этих людей Карл Рихтер был уверен даже больше, чем в своем.
Впрочем, он давно научился не думать о прошлом, от которого у него остался только очень хороший русский и знание России. Это позволило ему в период, когда в Германию хлынули потоки украинцев, чеченцев, немцев из России, избежать надувательских предложений, которыми вся эта шваль – так он воспринимал вновь прибывших – решила наживаться здесь. Кстати, некоторые его знакомые не сумели оценить опасность, им грозящую.
«Но это их трудности, – думал Рихтер, наблюдая свалившиеся на своих соотечественников беды. – Не страж я брату своему».
Рихтер самолично проводил делегацию «Самоцветов» в отведенные ей апартаменты замка. И пока они поднимались по деревянной скрипучей лестнице, расположенной в правой башне, пока шли по коридору, выбеленные стены которого были увешаны оленьими головами, Рихтер успел шепнуть Тар-чевскому по-немецки, что предстоит разговор. Судя по довольному виду партнера, разговор обещал быть не только интересным, но и приятным.
Борису Тарчевскому переводчик не требовался. Немецкий он знал достаточно хорошо. И это было известно в фирме. Сопровождавший же его в этой поездке Николай Рудин, по вечной гэбэшной привычке казаться как можно проще, свое знание немецкого скрывал, как и многое другое. Поэтому Тарчевский с Рихтером не могли даже предположить, что этот мрачный тип, с таким интересом разглядывавший сейчас оленьи рога, что-нибудь понял.
А ему даже и не надо было сейчас ничего слышать: просто он сейчас, стоя неподалеку от ведущих тихий разговор Тарчевского и Рихтера, своим гэбэшным нюхом мгновенно почувствовал: именно сегодня он узнает, что Тарчевский затевает в обход своего шефа.
Сравнительно недавно у Рудина возникли подозрения, что Тарчевский каким-то образом обманывает фирму. Как, откуда у него появилось такие подозрения – он точно сказать не мог. Но сейчас он наконец-то решился доложить о своих подозрениях Бурмистрову.
Делая вид, что проверяет апартаменты шефа по долгу службы, он дождался, когда они останутся наконец вдвоем. К удивлению Рудина, Бурмистров только посмеялся над его подозрениями. Сказал, что у Рудина развилась шпиономания, как рудимент его службы в Комитете госбезопасности. А когда он стал упорствовать, президент «Самоцветов» рассердился и даже повысил голос, дескать, знай, Коля Рудин, свое место.
Бурмистров вовсе не хотел его обидеть – просто он устал и больше всего в этот момент думал о предстоящем с дороги отдыхе. Подойди Николай к нему позже, Сан Саныч воспринял бы все это иначе. Впрочем, даже сейчас, рявкнув на Рудина, он тут же смягчился и разрешил тому прослушку Тарчевского. И так и не понял президент «Самоцветов», какую смертельную обиду нанес он своему главному преданному охраннику.
А Рудин вдруг сразу все осознал. Он – никто, всего лишь слуга. Он вспомнил, как Ельцин, когда это стало выгодно, без зазрения совести дал пинка под зад своему верному телохранителю, который в любой момент был готов отдать за него жизнь. И вот тут-то Рудин второй раз в жизни серьезно обиделся. Но если его первая обида была на родное Отечество, нечто не вполне конкретное, и ту обиду можно было только залить водкой, то вторая обида исходила от очень конкретного человека. И в момент ее возникновения этого человека можно было даже потрогать рукой. Поэтому и ответ на эту обиду представился ему вполне понятным и конкретным.
…Рудина разместили в другом крыле замка, отдельно от Тарчевского и Бурмистрова. Возражать он не стал. Пытаясь избавить Тарчевского от всевидящего глаза начальника службы безопасности фирмы, немцы сослужили Николаю Рудину добрую службу. Поселившись на безопасном расстоянии от гэбэшника, Боря тут же потерял бдительность, и это дало возможность Рудину установить в его комнатах прослушку.
14
Вечером, после презентации, Рихтер зашел в номер Тарчевского.
– Герр Борис, наконец-то мы можем поговорить. К делу?
– К делу так к делу, Карл. Ситуация такая. Я хотел бы поднять цены на изумруды, которые мы продаем моей любимой фирме «Самоцветы», – твердо сказал Тарчевский.
– Это интересно. – Рихтер на какое-то время задумался. – Но, Борис, оправдан ли этот риск? Господин Бурмистров может занервничать. Этот ваш мрачный Николай начнет копать и может докопаться до того, кто стал владельцем рудника. Скажи честно: тебе что, не хватает денег?
– Мы и так продаем изумруды слишком дешево. Если мы не поднимем цены, Бурмистров может решить, что рудником владеют лохи. И тогда ему может захотеться подмять добычу изумрудов под себя. А в этом случае он тоже может начать копать под меня… Мы поднимем цены всего на полтора процента. Это нормально.
Наступила пауза.
– Ну, на такую сумму можно и не поднимать. – Рихтер постукивал пальцами по подлокотнику. – Вы мало что выиграете, а риск большой. Давай уж на пять» – Он сделал шумный глоток виски.
– На пять много. – Тарчевский покачал головой. – «Самоцветы» могут не согласиться. Просто закажут директора. – При этих словах он провел большим пальцем по горлу. – И вся история.
– Хорошо. Давай поднимем на три.
– Договорились. – Тарчевский взялся за свой бокал. – Прозит!
– Прозит! Кстати, Борис, теперь о самом главном. – Рихтер еще больше подался вперед и заговорил совсем тихо: – Ко мне обратилась некая французская фирма. Она получила заказ на гарнитур, – он прикрыл глаза, – скажем так, для одного шейха. Я уже делал для этой фирмы несколько работ, и мы остались друг другом довольны.
Тарчевский слушал его очень внимательно.
– Естественно, – продолжал Рихтер все так же тихо и отчетливо, – придется отблагодарить потом кого надо. Не буду останавливаться на тонкостях. Ясно, желающих поучаствовать было много. Но мои люди достали эскизы. Благодаря этому я предложил именно то, что нужно. От тебя, герр Борис, – при этих словах он коснулся руки Тарчевского, – мне нужно пятьдесят камушков определенного вида. Гранить будут ваши. Своим эту работу я не доверю. Но сроки сжатые. Вот к этому числу, – он ткнул пальцем в календарь. – А теперь взгляни на эскизы. – Рихтер достал из портмоне бумаги и положил их перед Тарчевским. – Найдутся у тебя такие камушки?
Тарчевский озадаченно промычал нечто нечленораздельное. Он понимал, что стоимость заказа, полученного Рихтером, превосходила все, в том числе и самые дерзкие, его мечты. Поставив пустой бокал на стол, он, медленно откидываясь на кресле и кладя ногу на ногу, произнес:
