– Я уверен, что Санта подарит тебе братика, только не к Рождеству, а позже…
– Почему позже?
– Потому что на это требуется время.
– Да? Почему? Сколько времени?
– Ох, Джордж, я устал от твоих вопросов.
Мысли нашего сына были беспорядочно рассеянны. Во всяком случае, так мне казалось.
– Сколько ждать? – не унимался Джордж.
– Подожди и узнаешь, – успокоил его Финн.
– Как вы это делаете?
– Спи. Пора гасить свет.
– Я могу сделать ребенка?
– Нет.
– Я бы сделал такого же мальчика, как я сам.
Надо было спасать Финна. Я открыла дверь детской спальни и прошла по узкой тропке между сооружениями из лего, солдатиками и пластиковыми сумками с хламом, купленным на автомобильной барахолке.
– Ну-ка, гасите свет.
– Ма, мой мозг еще не устал. – Я в шутку схватила беспокойные ноги Джорджа; он бил пятками по моим ладоням. Я называла его ноги везунчиками, потому что они были ужасно тоненькими и им повезло, что они не сломались. Еще они были гладкими как мрамор, а каждый пальчик был само совершенство.
– Мам! – Он хихикал и дрыгал ногами под стеганым одеялом с изображением паровозика Томаса.
– Перестань! Успокойся! – просила я.
Рокки кротко улегся в ногах у Джорджа.
– Я хочу еще послушать историю.
– Хватит. Завтра у тебя будет интересный день.
– Что будет завтра? – заинтересовался Финн.
– Джордж участвует в рождественской постановке, – напомнила я мужу.
– Ах да, конечно.
– Расскажи папе, кого ты там играешь.
– Я буду пастухом и буду играть на треугольнике.
– Что же произойдет, когда ты ударишь в треугольник? – спросил Финн.
– Тогда придут волхвы. Ты придешь на наше представление, правда, па?
– Обещать не могу, сын, но уверен, что ты будешь лучшим из всех пастухов.
Джордж перевернулся на бок и крепко прижал к себе свое любимое одеяло «Бэби». Под подушкой было полно игрушек, включая обезьянку Эйнштейна; как я ни убеждала его убрать ее, ведь неудобно спать на таком бугре, Джордж отказался.
– Подари мне свои ресницы, – бормотала я, осыпая его поцелуями и обняв худенькое тельце в теплой фланелевой пижаме. – Ты мой любимый мальчик. – Теперь я понимала, что имела в виду мама, когда говорила: «Мне хочется тебя съесть». Джордж был очень красивый – пышные, блестящие каштановые волосы, отцовские карие глаза и длинные черные ресницы, изогнутые полумесяцем.
– Мне хочется тебя съесть, – сказала я.
– С томатным кетчупом? – тут же спросил сын.
– Да, мне понадобится много кетчупа.
– И с жареной картошкой, – добавил Финн. Потом он нажал на воображаемую кнопку на голове Джорджа.
– Вот, твой мозг выключен.
– Спасибо.
Мы тихонько прикрыли дверь и прошли к себе в спальню.
– Может, сказать ему?
– Нет. Надо подождать три месяца. Вдруг что-то случится. – Я попробовала рукой, нормальная ли вода.
– Я хочу посмотреть на его лицо, когда мы скажем ему, – продолжал Финн. – Думаю, Джорджу это пойдет на пользу. Отвлечет его от нас; его внимание будет направлено не только на нас. Но что еще более важно, наше внимание тоже будет разделено между ним и новорожденным. Я надеюсь, что малыш принесет нам ощущение нормальности. С Джорджем наша жизнь стала слишком интенсивной, ты согласна? – Финн говорил с жаром.
– Да, согласна, но ведь мы пока ничего не будем говорить, еще рано. – Я села на краешек ванны и стала раздеваться. – Иначе он будет засыпать меня вопросами все ближайшие восемь месяцев, и я сойду с ума.
Финн поцеловал меня в губы и издал стон разочарования.
– Просто так хочется поделиться с кем-нибудь. Например, с Эдом. Ему-то можно сказать?
– А он нечаянно проговорится твоей маме, ведь он такой. В нем столько энтузиазма.
Финн стал расстегивать рубашку.
– Я не люблю утаивать от него что-либо.
– Но ведь это ненадолго. Пока пускай это будет между нами… и еще знает Кларки. – Я швырнула одежду на нашу широкую кровать.
– Кларки знает? – удивленно спросил Финн.
– Да. – Я взяла полотенце и туго обернула его вокруг своего голого тела.
– Ты сказала ему раньше, чем мне? – Лицо Финна помрачнело, в глазах мелькнул знакомый огонек недоверия.
– Да, в тот вечер, когда он был здесь.
Придерживая одной рукой полотенце и напевая, я открыла зеркальный шкаф и достала ватный диск.
– Ты должна была сказать мне первому. – Муж явно сердился.
– Он неожиданно зашел к нам, а мне надо было с кем-то поделиться.
Я очищала лицо тоником и нарочно возилась, чтобы не поворачиваться лицом к мужу, иначе он понял бы, что я лгала.
– Не могла подождать, когда я вернусь домой? Пять минут не могла подождать?
Я застыла с ватой в руке, признав свое поражение. Он был прав.
– Прости, Финн. Надо было дождаться тебя.
– Я не позволю, чтобы что-то омрачило эту новость. Или кто-то омрачил. Особенно он, – заявил мой муж, присев на край ванны.
– Я нервничаю, Финн. Боюсь рожать второго.
– Не переживай.
– Я не могу тащить все в одиночку.
– Я всегда рядом с тобой. – Его слова прозвучали неубедительно.
– После Джорджа…
– Давай просто порадуемся этой новости, ладно? Подождем, когда ребенок родится. У нас много шансов, что он будет здоровый. – И он холодно засмеялся. Я видела, что он все еще обижался на меня из-за Кларки. В его глазах ясно читалась неприязнь.
– Что с тобой? – спросила я.
– Ну… просто вы с ним… Я не понимаю ваши отношения. Тебе бы понравилось, если бы у меня была подружка, и я говорил ей все раньше, чем тебе?
Нет, конечно, не понравилось. Я бы злилась, – подумала я.
– Если бы ты знал ее много лет, я бы поняла, – ответила я вслух, как можно беззаботнее. – Но я бы ужасно огорчилась, если бы это была такая подружка, как Алессия.
Он гордо вскинул голову, как бы показывая мне, что я сама виновата и получаю то, что заслужила.
– У Алессии, между прочим, большие сиськи, так и хочется рассмотреть их получше, – сообщил он. В ответ я хлестнула его полотенцем. – Вы с Кларки… – продолжал он. – Когда вы жили в Кембридже, он был без ума от тебя. Вспомни те драматические скрипичные концерты до поздней ночи. Он пытался своей игрой выкурить меня из твоей жизни.
Я взяла резинку и собрала волосы на затылке.
– Неужели вы даже не спали вместе, когда ездили куда-то?
– Нет, это скучно; мы были выше этого.
– Номер в отеле уединенное место, – не унимался Финн. – Да ладно тебе, так я и поверил. За шесть месяцев ни одного разочка?
– Ни одного.
– И ты никогда не была в него влюблена?
– В двенадцать лет мне казалось, что я влюблена. Он был единственный, кто общался со мной, когда я носила на зубах безобразные брекеты. – Я шагнула в воду; Финн со своими вопросами присоединился ко мне. Я откинулась назад, положив голову к нему на грудь. – Ты лучше расскажи, как у тебя прошел день.
– Так ты никогда его не любила? – выпытывал у меня Финн.
– Нет!
Он зачерпнул пригоршню воды и намочил мне волосы. Я закрыла глаза, чувствуя, как вода потекла по моей спине. Финн выдавил немного геля на свою ладонь. Я начала расслабляться.
– Последний вопрос, – сказал он, – и очень важный для меня.
– Что?
– Надеюсь, он был рад, услышав про ребенка?
– Угу. Он сказал, что это чудесная новость. – Я поводила пальцем по воде. – А у Алессии сиськи такие же хорошие, как у меня?
– Почти такие же.
Я повернулась и плеснула водой ему в лицо. Он схватил меня за руку. Мы захохотали.
– Твои лучше, понятно? Я ни на кого не смотрю, кроме моей красавицы жены.
– Эй, дружище! Ну-ка, договаривай, что у тебя на уме. – Я взяла его лицо своими мокрыми ладонями и поцеловала в губы.
Он вырвался из моих рук.
– Финн! – допытывалась я. – Что теперь?
– Давай допустим, что ты спала с ним.
– О’кей.
– Так ты спала?
– Нет, не спала. Ты ведь сказал – допустим, вот я и согласилась с этим.
– Ну, ладно. Мы тогда не были женаты; мы даже не встречались. Но дело в том, что Кларки… – Финн замолк, подыскивая нужные слова. – Я бы примирился, если бы ты спала с кем угодно. Но только не с ним. Ты понимаешь меня?
– Финн, ты знаешь, что я тебя люблю. И ты мне доверяешь, правда?
Он кивнул.
– Когда мои родители разводились, помню, отец говорил, что все дело не в том, что сделала мама, а в бесстыдной лжи. Из-за нее он чувствовал себя оскорбленным и униженным, – сказал Финн.
– Я никогда, никогда не причиню тебе этой боли.
– Знаю. Извини. Но у меня к тебе последняя просьба. Давай договоримся.
– Ну?
– Обещай, что ты будешь сообщать мне первому все новости, касающиеся нас. Мне, а не ему.
* * *
Финн быстро уснул.
А я была в панике, потому что знала, что завтра буду никакая. Два часа ночи, а утром мне вставать в 6.30. Я должна поспать.
Безнадежно. Я встала и на цыпочках спустилась вниз. Села на кухне и выпила чашку травяного чая, глядя на магнитики на холодильнике. Под одним, в виде клубники, рисунок Джорджа. Сын нарисовал тарантула, которого он видел в Лондонском зоопарке, и заставил Финна прикрепить его. Под другими клубничными магнитами были наши фото: Джордж высунул язык, Финн надел задом наперед бейсбольную кепку.
