В голове у Гарри происходило что-то, от чего ему было очень больно. Когда Хагрид подошёл к концу своего рассказа, перед глазами у Гарри снова встала знакомая зелёная вспышка, только видел он её гораздо яснее, чем раньше, и ещё одна деталь вспомнилась ему, впервые в жизни — холодный, жестокий, стеклянный смех. Хагрид печально смотрел на него.
— Забрал я тебя из разрушенного дома, Дамблдор так приказал. И привёз этим вот…
— Чепуха, и больше ничего, — сказал дядя Вернон.
Гарри подпрыгнул от неожиданности — он и забыл, что Дурсли были здесь, в комнате.
Дядя Вернон явно осмелел. Он с ненавистью глядел на Хагрида, и кулаки у него были сжаты.
— Слушай внимательно, мальчишка, — зарычал он, — положим, что-то странное в тебе есть, но ничего такого, что хорошая трёпка не поправит… А что касается твоих родителей, то всем известно, что они были с приветом, и туда им и дорожка, я считаю… На что набивались, то и получили — путаться со всякими колдунами, скажите на милость… Я ничего другого и не ожидал, я всегда знал, что они плохо кончат…
В то же мгновение Хагрид взметнулся с дивана и выхватил из-под плаща видавший виды розовый зонтик. Уткнув его в грудь дяди Вернона наподобие шпаги, он произнёс:
— Дурсли, говорю тебе по-хорошему… Ещё одно слово…
Поставленный перед угрозой быть насквозь проколотым зонтиком бородатого великана, дядя Вернон снова начисто утерял былую храбрость; он отступил к стене и замолк.
— Так-то лучше, — тяжело дыша, сказал Хагрид и снова сел на диван, который на этот раз провалился под ним до самого пола.
Тем временем Гарри хотелось спрашивать и спрашивать — десятки, сотни вопросов теснились на языке.
— А что же случилось с Воль… то есть, с Сам-Знаешь-Кем?
— Вот уж вопрос, так вопрос, Гарри. Исчез. В ту же самую ночь, как хотел тебя убить. Оттого-то ты ещё больше знаменитый. Самая большая в этом загадка, понимаешь… Он ведь набирал силу, всё крепче и крепче — с чего ему вдруг уходить? Кое-кто говорит, будто он умер. Брехня собачья, я так скажу. В нём, чтобы умереть, уже недостаточно человеческого было. Другие говорят, что он как бы затаился. Пережидает, значит. Да только непохоже, вот что. Те, кто за него были, все обратно к нам перешли. Некоторые прям как очнулись. Вот и посуди сам: ежели бы он всё ещё был поблизости — как бы у них это вышло? По большей части все думают, что и взаправду он жив ещё, вот только силы в нём не осталось. Слаб он стал, понимаешь. Чтой-то в тебе его доконало. Как-то оно всё так в ту ночь повернулось, как он и не гадал. Мне-то откуда знать, да и никто толком не знает, но чем-то ты его там оглоушил всерьёз, уж будь покоен.
В глазах Хагрида, устремлённых на Гарри, светились теплота и уважение, но гордится этим или радоваться этому Гарри мешало чувство, что произошла какая-то чудовищная ошибка. Он — и вдруг колдун? Не может быть. Дадли его всю жизнь преследовал, тётя Петуния и дядя Вернон запугивали; если бы он и в самом деле был колдуном, он бы давно превратил их в склизких жаб, как только они вздумали бы запереть его в чулане. Как он мог победить самого могущественного колдуна на свете, если Дадли мог пинать его, как мячик, в любое время дня и ночи?
— Хагрид, — сказал он тихо. — Боюсь, что ты ошибаешься. Я думаю, что никакой я не колдун.
К его удивлению, Хагрид в ответ хитро усмехнулся.
— Ах, не колдун, значит? Ну-ну. Припомни-ка, не случалось ли тебе что-нибудь эдакое сотворить, если тебя хорошенько разозлить или напугать?
Гарри посмотрел в огонь.
И действительно, если разобраться… Все те странности, которые так бесили его дядю с тётей, случались и в самом деле тогда, когда он сердился или боялся… вот гналась за ним шайка Дадли, а он оказался от них далеко… потом он всю ночь переживал про эту глупую стрижку, и волосы выросли заново… и в последний раз, когда Дадли его ударил, он же ему отомстил, сам того не осознавая! Он же напустил на него боа констриктора!
Улыбаясь, Гарри перевел глаза обратно на Хагрида и увидел, что тот просто сияет.
— Ну, что я тебе говорил? Вот что, Гарри Поттер, не-колдун — дай срок, ты им всем в Хогвартсе покажешь!
Дядя Вернон решил без боя не сдаваться.
— Я же, кажется, уже сказал, что никуда он не поедет, — зашипел он. — На следующий год он идёт в районную среднюю школу, и пусть ещё спасибо скажет! Читал я эти письма — ему, видите ли, всякая ерунда нужна, книги с заклинаниями, волшебные палочки…
— Если он захочет, так ни один мугль, даже такой жирный, как ты, его не остановит, — прорычал в ответ Хагрид. — Не пустить сына Лили и Джеймса Поттеров в Хогвартс! Совсем с ума спрыгнул! Да он в списках с рождения. Будет учиться в самой что ни на есть лучшей школе чародейства и волшебства. Через семь лет сам себя не узнает! Будет там жить с такими же ребятами, да под началом самого чудного директора за всю историю Хогвартса, Альбуса Дам…
— Я не собираюсь платить какому-то старому маразматику за то, чтобы он обучил его паре фокусов! — завопил дядя Вернон.
Это, похоже, было последней каплей. Хагрид ухватил свой зонтик и завертел его над головой.
— Никому! — загремел он. — Не позволю! Оскорблять! Альбуса! Дамблдора! В моём! Присутствии!!!
Он со свистом опустил зонтик и указал им на Дадли. Что-то сверкнуло лиловым, хлопнуло, взвизгнуло, и Дадли завертелся на месте, прикрывая руками свой толстый зад и воя от боли. Когда он повернулся спиной, стало видно, что сквозь дыру в штанах проглядывает маленький поросячий хвостик крючком.
Дядя Вернон взревел белугой, утянул Дадли и тётю Петунию в другую комнату и захлопнул за собой дверь, бросив на Хагрида прощальный, полный ужаса взгляд. Хагрид смотрел на зонтик, поглаживая бороду.
— Не стоило, конечно, так распаляться, — сказал он удручённо, — да и не вышло всё одно. Я его в свинью хотел обратить, да он, стало быть, и так порядочной свиньей был, ну, я и не рассчитал.
Он искоса глянул на Гарри из-под мохнатых бровей.
— Если ты там в Хогвартсе не особо про это дело станешь распространяться, буду весьма обязан, — сказал он. — Честно говоря, колдовать-то мне не разрешается. Чуть-чуть только можно было, чтобы до тебя добраться, письмо тебе отдать и вообще… Я отчасти потому-то так этому заданию и радовался…
— А почему колдовать не разрешается? — спросил Гарри.
— Ну, в общем… Я тоже учился в Хогвартсе, было дело, да вот… исключили меня, по правде сказать. На третьем годе. Ну, и палочку пополам, как водится… А Дамблдор, он меня егерем и оставил. Что за человек, Дамблдор-то… Да.
— А за что исключили?
— Поздно уже, а у нас дел назавтра — тьма, — громко сказал Хагрид. — В город надо, книжки покупать и остальное всякое.
Он стянул с себя свой тяжёлый чёрный плащ и кинул его Гарри.
— Ты под этим покемарь, — сказал он. — Ежели шевелиться начнёт, так ты не пугайся. У меня там, кажется, семейка сонь в одном кармане поселилась.
Глава пятая. Пендикулярный переулок
На следующее утро Гарри проснулся рано. Хотя вокруг было уже светло, он держал глаза крепко зажмуренными.
— Мне приснился сон, — твёрдо объявил он сам себе. — Во сне ко мне приходил великан по имени Хагрид, сказать, что я поеду в школу для колдунов. Сейчас я открою глаза, и окажусь дома, в своём чулане.
Раздался громкий стук.
«А вот и тётя Петуния, колотится в дверь», — с упавшим сердцем подумал Гарри, но глаз так и не открыл — такой чудесный сон не хотелось упускать. Тук. Тук. Тук.
— Ладно, — пробормотал Гарри. — Уже встаю.
Он сел, и с него упал тяжелый плащ Хагрида. Лачуга была залита солнцем, от шторма не осталось и следа, сам Хагрид храпел в углу на проломленном диване, а за окном сидела сова и стучала лапкой в стекло. В клюве она сжимала газету. Гарри вскочил, чувствуя, что счастье наполняет его, как на ярмарке надувают газом воздушные шарики. Он бросился к окну и распахнул его. Сова влетела в комнату, сделала широкий полукруг и сбросила газету прямо на Хагрида, который и не подумал проснуться. Потом она спорхнула на пол и напала на плащ.
— Прекрати.
Гарри попробовал отогнать сову, но та злобно щелкнула на него клювом, не переставая теребить плащ.
— Хагрид! — громко позвал Гарри. — Тут сова какая-то…
— Да заплати ты ей, — пробормотал Хагрид с дивана.
— Чего?
— Она же газету принесла, заплатить надо. В карманах пошарь.
Хагридов плащ, похоже, состоял из одних карманов — связки ключей, мешочек дроби, мотки ниток, мятные подушечки, чай в пакетиках… Наконец Гарри попалась пригоршня странных с виду монет.
— Пять кнутсов, — сказал Хагрид сонно.
— Кнутсов?
— Маленькие такие, медные.
Гарри отсчитал пять медных монеток, а сова протянула лапку, чтобы Гарри было удобнее засунуть их в маленький кожаный кошелёчек, привязанный к ней. Как только он это сделал, она тут же вылетела в окно.
Хагрид сладко зевнул, потянулся и сел на останках дивана.
— И нам пора бы двигать, Гарри, столько дел сегодня, надо до Лондона доехать, купить всё, что полагается для школы.
