— То есть ты считаешь, что я его придумала?
— Нет, ну что ты!
— Тогда о чем ты?
— О том, что все это довольно странно. Не пришел. Даже не позвонил.
— Не странно, а оскорбительно. — Наклонившись к посудомоечной машине, она запихнула внутрь кучу ножей и вилок.
— Наверняка возникло какое-то непредвиденное обстоятельство, — попыталась я смягчить ее гнев. — Может, он потерял твой телефон. Или что-то случилось. Мало ли что бывает. Почему ты сама ему не позвонишь?
— У меня нет его мобильного.
— Позвони по домашнему. Он мог оставить сообщение на автоответчике.
— Домашнего тоже нет. Я даже не знаю, где он живет. Все равно он не из тех, кто оставляет послания на автоответчике. Оправдываться — это не в его стиле.
— Марианна, ты уж меня прости, но где хоть какие-то доказательства того, что он вообще существует?
— Думаешь, что он плод моего воображения?
— Ты же не специально. Но тебе действительно могло что-то померещиться. Наверное, это моя вина, нельзя было оставлять тебя наедине с твоими фантазиями. Но надо мной вечно реют сроки сдачи книги, чтобы кровь из носу, поистине «кровь порождает кровь»[13], поэтому все вокруг окутано каким-то безумием.
— Так-так! Значит, по-твоему, я чокнутая!
— Нет, конечно, солнышко.
— Хватит! Какое я тебе солнышко!
— Марианна, возьми себя в руки! Естественно, ты расстроилась. Кому же приятно, когда обманывают.
— Значит, ты признаешь, что он существует? Или меня обманул призрак? Плод моего воображения?
— Я не знаю, что и думать! Просто сплошные недоразумения, как будто нарочно.
— Он прислал мне открытку!
— Серьезно? Очень мило… но как ты узнала, что она от него?
— Это была кассета с записью.
— И откуда?
— Из Арктики.
— Из Арктики? Вот это да! И где же она?
Она принялась торопливо загружать посуду в сушку, забыв о том, что может что-то разбить.
— У меня ее нет. Украли.
— И кто же?
— Украли сумку, а она была там.
— Не очень-то убедительное доказательство.
— И кого же тут судят — меня или его?
— Никого! Я просто пытаюсь развеять сомнения в том, что этот Кейт существует наяву.
— Кейр! Кейр Харви, и он не имеет никакого отношения к Шотландской рабочей партии, можешь не спрашивать. И к кроликам тоже.
Я сжала ее плечо. Она вся дрожала.
— Марианна, тебе нужно немного посидеть. Прими мое лекарство. Ты успокоишься.
Скинув рывком мою руку, она прокричала:
— Я совершенно спокойна!
И тут же выронила соусник, он разбился, ударившись об стол. Жидкий шоколад растекся по всему полу и накапал на ее белые шелковые брюки. Я рассвирепела.
— Посмотри, что ты наделала! — вырвалось у меня.
— Как! Я же слепая. А ты тупая дура!
Она выскочила из кухни, едва не сбив на бегу стул. Чуть погодя хлопнула дверь в спальне и раздались рыдания, но я решила, что лучше сначала заняться полом. Я знала, что сестра оплакивает не брюки и не соусник, но сказать ей что-то утешительное по поводу неуловимого мистера Харви я бы вряд ли смогла.
Бедная Марианна! Даже имя ему дала то же самое.
Глава четвертая
Марианна
Мужчины были. Не так уж мало. Мне было двадцать семь, я была довольно привлекательна, несмотря на слепоту. По крайней мере, так мне говорили. С тридцати до сорока я усердно искала нового спутника жизни, пыталась изменить свое существование, меня угнетала зависимость от сестры. Я уехала к Луизе, когда погиб Харви, и еще она помогла мне пережить потерю ребенка. Как только я более-менее пришла в себя, решили вдвоем купить жилье в Эдинбурге. Я хотела все начать с нуля. Квартиру в Абердине я покинула с радостью. Говорок абердинцев до сих пор вызывает у меня паническое чувство. Мне хватает и ежегодного визита в парк Хейзелхед, большего я не вынесу.
Мои довольно редкие похождения были нацелены скорее на обретение отца для ребенка, чем второго мужа или просто любовника. Но все карты были биты, и, разменяв четвертый десяток, я стала солиднее и мудрее, так и не обзаведясь ни детьми, ни мужем. И, признаться, в конечном итоге я даже была этому рада. Для слепых материнство всегда тяжкое испытание, это у меня все ограничилось наблюдениями у врача. В интимных отношениях тоже гораздо больше сложностей, чем у зрячих, особенно это касается женщин.
Наверное, я должна кое-что разъяснить. Мужчины, которых привлекают слепые, делятся на три категории.
A. Романтики. Они считают, что есть в слепых (читай: беззащитных) нечто возвышенно-прекрасное, истинная женственность. Таким мужчинам слепота женщины дает шанс почувствовать себя рыцарем Галахадом. Они жаждут героического самопожертвования. Горе той, которая не пожелает быть спасенной и вознесенной на пьедестал!
Б. Закомплексованные. Эти полагают, что раз ты слепа (то есть неполноценна), то должна радоваться вниманию любой мужской особи, даже если твой благодетель жирный вонючий коротышка, завидев которого любая зрячая женщина отойдет подальше. (В некоторых античных городах слепых девушек отправляли в публичные дома, чтобы было кому ублажать уродов и увечных, поскольку любая другая ее коллега тут же объявила бы забастовку.) Случалось, слепым девушкам подобная карьера выпадала совсем по иной причине. Смотри дальше, пункт В.
B. Извращенцы. К сожалению, среди мужчин есть и такие, которых слепота партнерши возбуждает. То ли им нравится изображать Тома, осмелившегося посмотреть на леди Годиву, то ли их манит невероятная чувственная чуткость, которой, как считают, наделены слепые. Я в это особо не вникала.
У представителей всех этих трех категорий есть нечто общее: они считают, что слепая женщина должна быть благодарна им за оказанное внимание. Впрочем, быть может, я слишком пристрастна. Мужчины часто ждут от женщин именно благодарности, разве нет? Вот что заставляет меня чувствовать себя человеком второго сорта. А не то, что я слепа. Слепота создает дополнительные бытовые проблемы, которые так или иначе можно решить. Сама я не считаю себя неполноценной, но остальные-то — считают. Все вокруг (практически без исключения) ждут от меня бесконечной признательности за их помощь, за то, что они милостиво допускают меня в круг зрячих, к которому я не принадлежу. Вот что меня бесит и гнетет, вот что оскорбительно.
