— Так вы вернулись в Эдинбург только ради того, чтобы передо мной извиниться?
— Не смог найти ваш домашний телефон.
— Его нет в телефонной книге. Могли бы прислать открытку.
— Верно. Но вы не смогли бы ее прочесть. И я подумал, лучше самому все объяснить. К тому же мне хотелось снова вас увидеть.
— Зачем?
Она услышала, как он вздохнул.
— Вам ведь нужно, чтобы все шло как полагается. Я знаю, начинать надо со званого ужина, потом некоторое время перезваниваться, познакомиться с семьей и домашними любимцами…
— Кстати, я рассказывала вам про Гэрта?
— Кто это?
— Любимый гот моей сестры.
— Есть такая порода собак?
— Об этом после. Так о чем вы говорили?
— О том, что хорошо бы отбросить в сторону все эти условности и сразу перейти к тому, на что вы скажете свое «нет».
— Кейр, ради бога, о чем это вы?
— Я должен уехать. Нужно подлечиться после этой истории. Собираюсь отбыть ненадолго домой, совсем ненадолго.
— И где же он, ваш дом?
— На Скае.
— Далеко отсюда.
— Далеко. Вот я и подумал… может, и вы захотите туда съездить?
— На Скай? И остановиться в вашем доме?
— Да. — Не дождавшись от нее ответа, он продолжил: — Там есть отдельная комната, насчет этого не волнуйтесь. Никаких непристойных поползновений, обещаю.
— Могли бы этого не говорить, что совсем никаких. По вашей милости я чувствую себя пугалом, убивающим всякое желание.
Он снова вздохнул:
— Простите, я опять что-то не то брякнул. Просто я подумал, что вдруг вы… беспокоитесь.
— За свою добродетель? Зачем она мне? К тому же я вдова, если вы помните. А не чья-то старомодная незамужняя тетушка.
— А теперь кто говорит так, будто считает себя пугалом, убивающим всякое желание?
— Но меня действительно все вокруг не воспринимают как женщину. Я ничего не вижу, поэтому не хожу по магазинам. У меня нет детей. У меня нет даже мужчины. Для всех я только слепая.
— Для всех, может быть. Но не для меня.
Она услышала, как он глотнул кофе, как поставил кружку на столик.
— Значит, вы хотите устроить мне нечто вроде отпуска?
— Да.
— Я не очень-то подходящая для путешествий спутница.
— Понимаю.
— И когда оказываюсь в чужом доме, делаюсь жутко раздражительной.
— Вы и в своем наверняка иногда ворчите.
— Ну и зачем вам все это?
— Хочу показать вам Скай. Именно показать, я не оговорился.
— Предоставите мне гостевую комнату?
— Я предоставлю вам свою кровать. Поскольку комнат всего две.
— И вы в качестве ненавязчивого приложения?
— Вот именно. И горячий шотландский завтрак. Электричества нет, но в доме тепло и сухо. Уютно. Мебель, конечно, старая. Но, полагаю, вы не станете придираться к огрехам в интерьере?
— И там действительно ваш дом?
— Да, там.
Марианна, опустив голову, молча что-то обдумывала.
Он откашлялся и устало произнес:
— Вот сейчас вы и скажете: «Я, наверное, вряд ли смогу».
Она подняла голову.
— А почему я должна это сказать?
— Не знаю. Не можете уйти с работы.
— Да запросто.
— Не хотите, чтобы сестра осталась тут одна, без вас.
— В данный момент как раз этого и хочу.
— Вы совсем меня не знаете.
— Вот это правда. Иногда мне кажется, что вас вообще нет.
— Можете не извиняться. Даже у Господа та же проблема.
— И вы тоже любите творить всякие чудеса, таинственные и непредсказуемые.
— Чудес не обещаю. Погода у нас паршивая. Придется торчать в четырех стенах и слушать ветер и дождь. Но, если повезет и этот кошмар прекратится, можно забраться в горы и смотреть на звезды.
— Я этих звезд не увижу.
— Может быть, но я расскажу вам про них.
— Вы хотите научить меня их видеть?
— Да.
Она поставила свою кружку на стол.
— Но как… — Голос ее слегка дрожал. — Как вы догадались?
— Догадался о чем?
— Мне всегда — с самого раннего детства — хотелось узнать, как выглядит мерцание звезд. То есть на что оно похоже?
Подумав, Кейр сказал:
— На биение пульса. Только пульсирует свет, тихонечко. Не так, как бывает при головной боли, будто кто-то долбит изнутри по черепу. Волшебно-прекрасное пульсирование, почти неуловимый трепет ночных светил. Одна моя подружка попыталась как-то объяснить, что чувствует влюбленная женщина. «Знаешь, — сказала она, — если при одном взгляде на него ты ощущаешь, что между ног, там, начинает все пульсировать, значит, это тот самый мужчина».
Марианна, помолчав, спросила:
— Вы были для нее тем самым?
— Наверное.
— А она для вас?
— Боюсь, что нет, несмотря на ее поэтическую душу.
Звучание отдаленного уличного шума слегка изменилось. По свистящему шелесту шин Марианна определила, что начался дождь.
— Надо пойти погулять. Люблю гулять под дождем.
— Марианна, ты поедешь со мной?
— Слушать звезды?
— Да.
— Ради этого — обязательно.
Луиза
Я не ожидала, что он такой. Впрочем, когда вообще никого не ожидаешь, любой покажется приятным сюрпризом. А это был не просто приятный, а очень приятный сюрприз.
Он приехал забрать Марианну и ее чемодан, он увозит ее на Скай. Высокий, очень, больше шести футов. Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в лицо. Но это всегда хорошо, когда рядом такой рослый мужчина. Явно моложе Марианны. Мне почему-то казалось, что он старше, хотя как такое могло казаться, если я считала, что его не существует. Наверное, я думала, что Марианна нафантазирует кого-нибудь непременно постарше ее самой.
У него смуглая кожа, темные волосы с рыжим отливом. Каштановые. И такие же блестящие, как каштан. Стрижка очень короткая, это придает ему несколько монашеский вид, но глаза живые, смеющиеся, с лучиками морщин. А так морщин почти нет, года сорок два, не больше. Но что-то в этих глазах не так. И взгляд особенный — цепкий, все подмечающий.
На лбу яркий свежий шов, перехваченный нитками, поэтому Кейр немного похож на Франкенштейна, но он, разумеется, не чудовище, а вполне привлекательный мужчина. У него хорошей формы нос, чувственные губы, уголки рта чуть приподняты, словно он слегка усмехается, впрочем, он действительно любит иронизировать.
Широкие плечи, и высоченный. Ах да, это я уже отметила. Так вот, невероятно мужественный экземпляр, особенно это бросалось в глаза в нашей гостиной, полной хрупких безделушек. Он казался здесь лишним, в этих своих походных ботинках и грубой ворсистой куртке, лесоруб, забредший на чаепитие в дом викария, честное слово. Мистер Харви, абсолютно реальный и предельно материальный, стоял на нашем коврике. Моя сестричка молодчина, что и говорить.