В доме священника доктор Виллер — низенький, толстый, пожилой мужчина — со значительным видом поставил свой чемоданчик на письменный стол и снял пальто.
Пек, констебль из Херонхое, краснолицый и потный от сознания легшей на него ответственности, лихорадочно листал свою записную книжку.
Джайлс и Марлоу прошли за ними в комнату и теперь мрачно стояли в дверях.
Джайлс представил судью Лобетта и Алберта Кэмпиона.
Доктор сухо кивнул им.
— Плохо, — сказал он, — ужасно! Не похоже на старика. Я только на днях видел его. Он казался вполне жизнерадостным. Где тело?
Джайлс указал на дверь чулана.
— Мы оставили его в таком положении, как он лежал, сэр. Ничего не трогали. Он… он почти снес себе голову.
— Да, — ответил доктор. — Нам понадобится свет. Пек, принесите лампу, пожалуйста.
Дверь открыли, и доктор вошел, стараясь не наступить на кровь; констебль шел следом за ним с высоко поднятой лампой.
Через несколько минут они вернулись, и ужас представшей перед ними картины передался всем.
— Невероятно… — тихо сказал доктор. — Смерть должна была наступить мгновенно. Надо его увезти отсюда. Нам нужна простыня и что-то вроде носилок. Джайлс, как Кадди? Она в Довер Хаузе? Перед отъездом я зайду к ней.
Джайлс объяснил, что с ней сейчас Изабель, и доктор, знавший брата и сестру с детства, казалось, успокоился, Кэмпион и Марлоу вышли во двор и, сняв дверь мастерской с петель, принесли ее в дом. Джайлс пошел наверх за простыней.
Констебль держал лампу, тело положили на импровизированные носилки, и доктор накрыл его стихарем, висевшим на стене.
Пек заметил, что не хотел бы тревожить Паджетов и их друзей, но ему необходимо провести допрос, и с виноватым взглядом снова достал свою записную книжку.
— Я хочу задать вам только один или два вопроса, — казал он, откашливаясь. — Вы сказали, что покойный сам выстрелил?
— Несомненно, — доктор надевал пальто, поданное Джайлсом. — Пек, вы поедете к мистеру Топлису? Скажите ему, что я позвоню утром.
— Мистер Каш оставил письмо Топлису, — сказал Кэмпион, указывая на большой желтый конверт на письменном столе. Полицейский взял его.
— Я надеюсь, что это письмо упростит дело, — сказал он. — Я боялся, что возникнет много вопросов к вам, но это письмо, возможно, повлечет за собой только формальный допрос.
Констебль опустил письмо в карман.
— Я сразу же поеду к мистеру Топлису, — сказал он. — Но есть одна вещь, которая меня интересует. Где были все вы, когда услышали выстрел?
— Мы все сидели в гостиной в Довер Хаузе, — сказал Джайлс.
— Понятно, — сказал Пек, старательно записывая. — А домоправительница, миссис Брум, где была она?
— Она была с нами, — ответил Джайлс. — Она принесла записку от Сант Свизина, я имею в виду мистера Каша.
— Да? — заинтересовался констебль. — И что там было?
Джайлс протянул клочок бумаги, и полицейский прочел: «Пусть Джайлс и Алберт приходят одни».
— Алберт — это вы, сэр? — спросил он, поворачиваясь к Кэмпиону.
— Да. Как только мы получили послание, раздался выстрел.
— Понятно. И это произошло, когда вы все были в Довер Хаузе? Все это выглядит очень логично, не так ли, сэр? — сказал Пек, поворачиваясь к доктору.
— Да, думаю, что это было сделано преднамеренно, — сказал доктор выразительно.
— И это вы, джентльмены, нашли тело? — Пек с облегчением приближался к концу допроса. Услышав утвердительный ответ, он спросил, обращаясь к Джайлсу: — А были ли причины для такого поступка, сэр?
— Совершенно никаких.
— Письмо мистеру Топлису объяснит все, будьте уверены, — сказал Виллер, натягивая перчатки. — Я пойду к вашей сестре, Джайлс.
Надо было решить, кто останется с телом священника. Джайлс и Кэмпион сели у камина, отвергнув предложение Марлоу остаться с ними, но тут вошла Элис.
Она преодолела первый приступ горя и теперь снова была той сельской женщиной, которая примиряется со смертью и рождением так же, как с приходом весны и лета. Ее красное лицо было решительно.
— Идите и ложитесь спать, мистер Джайлс, — сказала она. — Я остаюсь. — Она отмахнулась от его протестующих жестов. — Я ухаживала за ним при жизни и присмотрю за ним после его смерти. Он старый. Ему никто не понравится, кроме меня. Спокойной вам ночи.
Они согласились уйти.
Кэмпион уходил последним. Ему было не по себе от мысли, что женщина останется одна, и он прошептал ей несколько слов.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Я не буду его бояться. Что из того, что здесь кровь? Это его кровь, не так ли? Я ухаживала за ним много лет, еще с тех пор, как была молодой. Но спасибо вам за заботу… Спокойной ночи.
Он последовал за остальными. В молчании они пришли в Довер Хауз, где доктор пытался успокоить двух девушек.
Старый Лобетт подошел к Кэмпиону.
— Я заберу мою девочку в Мэйнор, — сказал он. — Думаю, нам больше не следует надоедать вам. Полагаю, что мисс Паджет надо лечь. Ничто так не помогает, как сон. Утром будет время для разговоров.
Когда Лобетты, доктор и Пек ушли, Джайлс обратился к Кэмпиону.
— Во имя создателя, что все это означает?
Бидди тоже повернулась к Кэмпиону:
— Что все это значит, Алберт? Как это случилось? Ты знаешь его почти так же хорошо, как и мы. Почему он сделал это?
Кэмпион достал из кармана желтый конверт и вручил им.
На нем было написано: «Для Джайлса, Бидди и Алберта Кэмпиона», и в углу — пометка «Лично».
— Это лежало на письменном столе рядом с письмом для следователя, — сказал он. — Я подумал, что лучше не показывать его, пока мы не останемся одни. Открой его, Джайлс.
Молодой человек дрожащими пальцами разорвал конверт и вынул содержимое. Там был второй конверт, помеченный «Джайлсу», сложенный листок для Бидди и что-то твердое, завернутое в бумагу, для Кэмпиона.
Бидди взглянула на послание. Там было только две строчки. Почерк священника был неуверенный и почти непонятный:
«Расскажи Алберту о нашей самой долгой прогулке. Бог с тобой, моя дорогая». Она отдала листок Кэмпиону.
— Он, наверное, внезапно лишился рассудка, — сказала она. — Ужасно!
Кэмпион взял послание из ее рук и медленно перечитал его.
— Он не сошел с ума, Бидди. Он пытался сказать нам что-то. Что-то, чего не должны были знать остальные, возможно, это поможет нам.
Он начал разворачивать маленький сверток, адресованный ему. И вдруг возглас удивления сорвался с его губ? На ладони лежала шахматная фигура из слоновой кости — красный конь.
9. В случае неприятностей…
— Что это означает? — Бидди приподнялась в кресле, ее глаза были устремлены на фигурку из слоновой кости.
Джайлс тоже удивился.
— Я узнаю его, — сказал он. — Это конь из лучших его наборов… Что ты думаешь, Алберт?
Кэмпион опустил шахматную фигурку в карман пиджака.
— Может быть, ты прочтешь свое письмо? — спросил он.
— Конечно, — ответил Джайлс и разорвал толстый конверт. Ко всеобщему удивлению он вынул два мелко исписанных листа. Судя по чернилам, письмо было написано довольно давно. Джайлс прочел его вслух.
«Мой дорогой мальчик!
Если ты когда-нибудь прочтешь это письмо, значит, я совершил преступление, тяжесть которого полностью осознаю. Если, однако, дело дойдет до этого, я прошу тебя верить, что я сделал это потому, что предпочитаю умереть в сознании, чем влачить мучительное существование и быть обузой для всех вас.
В течение долгого времени я знаю, что неизлечимо болен, страшусь того, что болезнь поразит не только мое тело, но и мозг. Я прошу тебя и Бидди простить меня. Я оставлю следователю письмо, которое освободит вас от мучительного судебного разбирательства. Однако..».
— Здесь подчеркнуто, — сказал Джайлс.
«…в случае каких-либо серьезных неприятностей, которые возникнут сразу же после моей смерти, пошлите Алберта Кэмпиона к моему старому другу Аларику Ватсу, викарию Кепесака в Саффолке, который подскажет, как правильно действовать в этой ситуации».
— Что-то вычеркнуто здесь, — заметил Джайлс. Слово «этой» вписано позже. Насколько я вижу, сначала было написано «в такой ужасной ситуации». Затем идет продолжение:
«В любом случае я прошу вашего прощения и ваших молитв. Искушение было велико. Я поддался ему. Я очень люблю вас, мои дети.
Сант Свизин. Р.S. Мое завещание в моем письменном столе».
— Это все, — вздохнул Джайлс.
Бидди нарушила тишину. В ее глазах стояли слезы, но голос звучал твердо:
— Алберт, все это какая-то ошибка! Это неправда!
Кэмпион посмотрел на нее задумчиво.
