головой. Кажется, что шуршит прямо у него в ушах. Словно песок сыпется.
Ослепительно сияющие знаки вдруг сорвались с места и ринулись к нему. Как фары стремительно приближающихся машин. Или глаза чудовищных зверей, несущихся к добыче.
Антон собрался вскочить и убежать, спрятаться, но откуда-то донёсся голос, которому можно доверять.
— Спокойно. Не бойся. Ты можешь.
Антон затрясся, как пакет из супермаркета под яростным ветром, но усидел на месте.
— Молодец. Я в тебя верю. Сиди спокойно.
Надо сидеть. Надо.
В ухе защекотало. Антон почесал ухо и с ужасом увидел песок. У него из уха падает песок.
— Давайте вместе. Живо! Не закрывай шкатулку, Дашка! Вместе изгнание. Раз, два, три!
Слепящий свет поглотил Антона. Ему казалось, что он рассыпался песком, перестал существовать. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Ни костей, ни кожи, ни волос — ничего. Стал песком. Стал ничем. Перестал быть. Кто я? Где я? Есть ли я?
А потом появился чей-то голос и сказал:
— Молодец, Антон!
И он разом стал и Антоном, и молодцом. Его затопила бесконечная радость. Счастье, тепло, благодарность. Спасибо, голос! Спасибо, что ты есть! Спасибо, что я есть.
— Антон, скажи что-нибудь? — встревоженный женский голос.
Первый голос сказал:
— Принеси ему воды.
Да, пить очень хочется.
Антон наконец сумел вдохнуть и открыл глаза.
Он увидел Полоза. Тот улыбнулся и сказал.
— Молодец! Только Шпилю не говори, ладно? Это будет наше дело. И смотри, чтоб Даша не проболталась, а то она волнуется сильно.
Антон кивнул и слабо улыбнулся. Никому не скажу.
— Спасибо, — просипел он.
Потом Даша принесла ему стакан воды. Потом ещё один. И ещё. А он всё пил и пил.
Даша и Полоз вышли в коридор и спорили. Она говорила, что Антон чуть не умер и что так нельзя. Полоз возражал, что только так и можно: пока бы они дождались Шпиля, Антон бы точно умер. И что так и будет, когда они начнут самостоятельно брать заказы. Будет опасно и ответственно. Что нельзя всю жизнь просидеть за спиной учителя. То есть кто-то, наверное, и может, но точно не Даша. Ей пришлось согласиться.
А Антон просто знал: нет никого круче Полоза. Значит, пока он рядом, всё хорошо.
Часов Шпиль так и не хватился.
“Наша тайна”
Год пролетел незаметно. Шпиль всё так же мотался по командировкам. Антон окончательно перестал дичиться, и Даша считала его кем-то вроде младшего брата, о котором надо заботиться. Особенно после той истории с песочным человеком: недоглядела! Шпиль, кажется, так и не понял, что что-то произошло. Даше он доверял и никогда не перепроверял ни деньги, ни артефакты.
“Наивный!” — вздыхала про себя Даша, но скорее умерла бы, чем что-то у него украла. А Антон что? Антон — ребёнок. За ним присматривать нужно.
Даша уже в одиннадцатом классе: пора определяться с поступлением. Биофак? Мед? Или забить на всё, и пойти по стопам дяди?
Голоса Даша услышала, едва зайдя в подъезд. Настроение сразу испортилось. Опять у почтовых ящиков сидят смутно знакомые гопники. С одним из них она даже училась в одном классе, но после девятого тот то ли в ПТУ подался, то ли работать решил.
Гопники заржали, и Даша, стиснув ремень сумки с учебниками, решительно пошла вверх. Идиоты давно её задирали, но она обычно игнорировала их: неприятно, но не стоит внимания.
Она поравнялась с гогочущими парнями, и незнакомый хриплый голос протянул:
— О, а что это за киса такая? Эй, алё, я с тобой базарю. А ну стой!
Кто-то схватил её за руку повыше локтя и сжал, явно желая причинить боль.
Даша медленно — чтобы не казаться суетливой — повернула голову и сказала:
— Ты кто такой?
— Я? Гвоздь. Откинулся вот нынче, пришёл к кентам. Я ж тут вырос, верно, э?
Остальные согласно загомонили. Она бросила взгляд на компанию: надо же, только три часа дня, а они пиво хлещут.
Этому Гвоздю на вид лет двадцать. Бритая башка, изуродованное шрамом ухо, тёмный спортивный костюм. На шее и на пальцах синеют татуировки.
— Ну вот, а тебя я не знаю, — продолжил Гвоздь, не отпуская её руку. — Ходит тут такая, крашеная, с кнопками какими-то на мордахе. Что за мода, а? Садись сюда, поболтаем. Люблю болтать с хорошими кисами. Ты хорошая?
Свора загоготала.
Глаза у Гвоздя были блёклые и страшные. В них ни угрозы, ни насмешки, ни интереса даже — ничего. Пустота.
— Я занята.
— Харэ ломаться, киса! — он дёрнул её так, что она пошатнулась. — Сказал садись, значит, села!
Даша нашарила в кармане ключ. Потом шагнула к парню — и всем своим весом врезала зажатым в кулаке ключом под дых, впечатав урода спиной в стену. Вырвала у задохнувшегося гопника руку и, перелетая через три ступени, понеслась на свой четвёртый этаж.
Подъезд наполнился руганью и злыми выкриками, но за ней не погнались. Всё равно знают, где она живёт.
Даша сунула ключ в скважину, повернула, распахнула дверь и влетела в квартиру. Захлопнуть дверь. Запереть на засов. Отдышаться
— Эй, Дашка, — в коридоре показался Антон, — ты чего?
Она не могла ответить. Всё пыталась унять дыхание.
Вспоминала взгляд того гопника. Этот так просто не отстанет. И точно не простит, что девчонка ударила его при “кентах”. Остальные — ладно. Они никогда дальше сальных шуточек не заходят, даже пьяные. А этот опасный, она шкурой чует, всем нутром.
Надо что-то делать. Одной ей не справиться.
— Даша! — встревожился Антон. — Ну, Даша! Ну не молчи!
Она скинула сумку на пол, стянула куртку и стала развязывать шнурки на высоких берцах.
— Ничего. Гопников в подъезде встретила.
— А, этих, которые там у ящиков сидят? Уроды.
Даша отвлеклась от шнурков и посмотрела на Антона:
— Ты их видел?
— Сегодня — нет. Ну, у нас физру отменили, так что уже в двенадцать пришёл. А вообще видел, конечно.
Он отвёл глаза и почему-то потёр бедро.
— Антон, — насторожилась Даша, — они тебя обижали?
— Ну... пару раз деньги на обед отбирали. Ну, побили разок.
Антон снова потёр бедро.
— И ты молчал?!
— Я чё — маленький, что ли? И вообще, стукачить же нехорошо...
— Дурак!
— Ну, Шпиля всё
