Итак, предварительная цель операции была достигнута. В результате сентябрьских боев советские войска оказались отброшены на 150-200 км, потеряли практически все захваченное ими в течение августа пространство от Ишима до Тобола, людские потери составили около 20 тысяч чел., сорвалась отправка против Деникина 2-х дивизий. Но наступательный порыв белых армий иссякал. Части понесли тяжелые потери (около 25 тысяч убитыми и ранеными). Срочно требовались пополнения. Контингенты мобилизованных сибирских крестьян были практически исчерпаны, а те, которые удавалось отправить на фронт, очень быстро "распропагандировались", пополняя ряды дезертиров и красных партизан. Несмотря на приказ Дитерихса о расстреле на месте пойманных с оружием в руках дезертиров, лишении их семей всех пайков и денежных пособий, а также о создании специальных дисциплинарных рот, бегство с фронта не прекращалось[68]. Нужно было найти новые источники резервов.
20 сентября 1919 г. Дитерихс издал директиву, предусматривающую создание на базе менее истощенного мобилизациями Приамурского военного округа отдельного корпуса в составе 2-х Стрелковых, 2-х Казачьих (Уссурийской и Амурской) бригад и спецчастей. Убыль офицерского и унтер-офицерского состава должны были восполнить специально создаваемые Учебно-Инструкторские школы. Предполагалось, что к весне 1920 г. эти подразделения выступят на фронт. Принципиально план Дитерихса представлял собой попытку возродить систему подготовки офицерских кадров, во многом схожую с существовавшей в Российской Империи[69].
Но нужды фронта следовало удовлетворить немедленно. В этой ситуации Дитерихс решил обратиться к пополнениям среди добровольцев. Для Белой Сибири, в отличие от Белого Юга, этот источник комплектования не был традиционным. С 1918 г. сибирские армии усиливали свои ряды мобилизованными. Многие белые генералы этим гордились. Теперь же в Омске, Красноярске, Иркутске, Новониколаевске запестрели плакаты, призывавшие сибиряков последовать примеру армий генерала Деникина и идти добровольцами на фронт. С согласия Дитерихса началось создание совершенно новых добровольческих подразделений – Дружин Святого Креста и Зеленого Знамени. Общее руководство их формированием возлагалось на генерал-лейтенанта В.В. Голицына и профессора Д.В. Болдырева[70]. Духовное Окормление выполнял Митрофорный Протоиерей о. Петр Рождественский. Он же был и "Председателем Братства по организации Дружины Святого Креста и Зеленого Знамени памяти Патриарха Гермогена".
Как в Смутное время начала XVII века по призыву Патриарха Гермогена поднимались русские люди против иноземных оккупантов, так и триста лет спустя Белое движение поднимало Знамена с вышитым на них Святым Крестом против безбожной пентаграммы III Интернационала. Дитерихс провозглашал Крестовый поход против большевизма (добровольцы-крестоносцы нашивали на грудь белые кресты). Клятва, которую добровольцы приносили на Святом Кресте и Евангелии, становилась символом их самоотречения. Примечательны слова песни добровольцев-крестоносцев на известный мотив ("…Довольно быть беженкой – в поход собирайся, довольно быть неженкой – на бой поднимайся. Смело мы в бой пойдем в Святой Дружине и Кровь свою прольем во Славу России…."). И отнюдь не случайно, что вместе с воинами-крестоносцами в дружины записывались мусульмане (7 сентября 1919 г. в мечетях Омска, Иркутска и Ново-Николаевска был провозглашен Газават против большевизма). Так Вера сражалась против безверия, безбожия…
Дружины отправлялись на фронт без предварительной боевой подготовки в тылу. Каждая из них целиком включалась в батальоны, полки и дивизии. По различным источникам, численность дружин колебалась от нескольких десятков до нескольких сот добровольцев. Их общая численность достигала 6 тысяч человек. Глава британской военной миссии генерал Нокс заказал у Библейского Общества 100 тысяч экземпляров Священного Писания на русском языке, для вручения каждому добровольцу[71]. Крестоносцам предстояло не только численно укрепить ряды поредевших частей, но и вдохнуть в них порыв, волю к борьбе, стать примером жертвенности тыла фронту во имя общей победы.
К сожалению, в большинстве случаев боевая ценность дружин оказывалась невелика. Не имея необходимой военной подготовки (они состояли преимущественно из гражданских беженцев, отступавших вместе с белыми армиями от Поволжья и Урала), дружины несли в боях тяжелые потери. Далеко не все они дошли до фронта, пополнив ряды тыловых гарнизонов и охранных команд. Проблему резервов они решить не смогли, а благородный порыв добровольцев многими воспринимался скептически. Идеализм Главковостока оценивался как несвоевременный, бесполезный, смешной.
В это время на фронте начался перелом. После двухнедельного перерыва, 14 октября 1919 г. части 5-й и 3-й Советских армий перешли в контрнаступление. Еще не был ясен исход сражений под Москвой и Петроградом, и Дитерихс не терял надежды остановить противника на рубеже р. Тобол. В течение десяти дней продолжались упорные бои. Красные не смогли прорвать фронт, однако захватили плацдармы на левом берегу реки. Понимая, что дальнейшее удержание позиций приведет к окончательному истощению войск, Дитерихс разработал план нового контрманевра. 25 октября он отдал директиву, в соответствии с которой армии, прикрываясь сильными арьергардами, отводились за р. Ишим, к Петропавловску и далее к Омску, Томску и Новониколаевску. Предполагалось, что 1-я Армия уйдет в тыл целиком, а 2-я Армия, отправив в тыл наиболее пострадавшие части, совместно с Московской группой войск (с 12 октября, в ожидании выхода "на Московскую дорогу", так стали называться объединенные 3-я Армия и Степная группа) будут "держать фронт", медленно отступая от Петропавловска к Омску[72]. В сущности, данная директива повторяла план Тобольской операции: войска поэтапно отходили в тыл, пополнялись и отдыхали, а затем наносили удар из глубины, одновременно и на широком фронте.
Как опытный стратег Дитерихс не мог не отдавать себе отчета в том, что проведение подобного рода маневра потребует уступки противнику значительной территории Белой Сибири, включая, возможно, и ее столицу – Омск. Источники не дают точного ответа относительно намерений Дитерихса защищать подступы к городу. Как военачальник Дитерихс считал, что потеря Омска не приведет к поражению Белого дела. Он даже допускал возможность "разбиться на партизанские отряды и, как в 1918 году, начать снова"[73]. Но Дитерихс недооценил политических последствий захвата Омска красными. Эта ошибка решила его судьбу осенью 1919 года.
Однако, нельзя не отметить, что в это же время Дитерихс все чаще выступал с заявлениями о политических перспективах российского Белого движения. Одним из первых в Сибири он выдвинул идею созыва представительного выборного органа, на который могла бы опираться власть "Национального Диктатора" адмирала Колчака. В августе-сентябре, в разгар Тобольской операции, в Омске активно обсуждалась перспектива преобразования Государственного Экономического Совещания (занятого исключительно экономическими вопросами жизни Сибири) в Государственное Земское Совещание (законосовещательного органа при Верховном Правителе). Указ об этом был подписан 17 сентября 1919 г. Принципиально поддерживая этот акт, Дитерихс, тем не менее, отмечал необходимость созыва выборного Земского Собора, составленного по сословному, а не по партийному принципу, с обязательным участием представителей "народа" (рабочих и крестьян). Монархист Дитерихс надеялся, что Земский Собор санкционирует возврат России к династическому правлению, как в 1613 году. То, что позднее осуществиться в Приморье в 1922-м, интересовало Дитерихса еще в 1919-м[74].
Но вернемся к положению на фронте. Получив сообщения об отводе в глубокий тыл частей 1-й Армии, Колчак немедленно вызвал Дитерихса и Командующего 3-й Армией ген. Сахарова к себе. Для Верховного Правителя России отступление от Омска означало не только потерю очередного естественного рубежа (р. Иртыш), эвакуацию правительства и дальнейший путь в дебри сибирской тайги. Потеря Омска делала бессмысленной всю структуру Всероссийской власти. Сам Колчак, его Ставка, правительство становились "странствующими". В этой ситуации о какой-либо координации усилий белых фронтов не могло быть и речи. Адмирал был уверен, что Омск можно и должно защищать. Крайне резко и несправедливо обвинив Дитерихса в пассивности ("Пора покончить, Михаил Константинович, с вашей теорией, пора перейти к делу, и я приказываю защищать Омск до последней возможности"), Колчак неожиданно встретил со стороны исполнительного генерала твердый протест: "Ваше Превосходительство, защищать Омск равносильно полному поражению и потере всей нашей армии. Я этой задачи взять на себя не могу и не имею на то нравственного права, зная состояние армии, а кроме того, после вашего высказанного мнения я прошу Вас меня уволить и передать армию более достойному, чем я". Тут же, нисколько не задумываясь о последствиях перемены командования в момент решающих боев, Колчак заявил: "Приказываю вам (обращаясь к Сахарову) вступить в обязанности Главнокомандующего. Генерал Дитерихс сдаст вам свой штаб, чтобы в первое время не тратить вам дорогого времени на формирование его. (Обращается к Дитерихсу) Приказываю вам, генерал, немедленно все сдать генералу Сахарову". "Слушаюсь, – я так устал…"[75]. Физическая и душевная усталость, безусловно, имели место. Но Дитерихс не просто "устал" от руководства армиями, он потерял веру в возможность ликвидации большевизма одними военными усилиями, без всеобщего национального подъема, без Духовного Преображения фронта и тыла. Для Дитерихса становилось очевидным, что на данном этапе победа Белого дела невозможна.
