Немного передохнув, они пошли к берегу. Взялся за весла и Баночка; вдвоем вести пустой карбас было не тяжело. Франц установил лебедку, и они стали выбирать бежной конец.
Медленно-медленно подходил невод к берегу. Флажок кляча уже показался на третьей банке, когда явился вконец перепуганный Кривой Янка. Он молча взялся за работу, ожидая основательной проборки, но Оскар ничего не сказал. Подошли и Осис с Мартынем Крауклисом. Им стало стыдно, и они тоже решили приложить руку к лебедке. Оскар отодвинул руку Осиса и мрачно взглянул на незваных помощников.
— Не надо, обойдемся и одни.
Тогда они ушли на другой конец, к Дунису, — старику тяжело было в одиночку справляться с воротом.
Наконец на берег вышел и кляч; пора было брать на лямки крыло невода. Тут кстати подошел и Черный Том, — теперь вполне можно было справиться.
Когда взошло солнце, ветер совсем стих. В едином ритмичном движении, откидываясь назад всем корпусом, шаг за шагом подвигались рыбаки по скользкому песку. Потом отпускали поочередно лямки и заходили в воду, чтобы перехватить их заново. Было приятно брести по пояс в теплой воде, всем телом наваливаясь на лямку. Полукруг невода стал суживаться, над ним закружились чайки. С каждой минутой их появлялось все больше и больше, они слетались со всего побережья. Быстрые и крикливые, они камнем бросались вниз и снова подымались с добычей в клювах. От их голодных криков у людей заложило уши. Белая туча птиц кружилась над неводом.
Рыбаки знали, что это означает. Они бодро налегали на лямки, подтаскивая невод к берегу. Неводное полотно зарябило от салаки, мелкая рыбешка металась между ног, вся поверхность воды вздрагивала и пузырилась, словно при кипении. А до мотни еще было далеко.
Это было что-то сказочное. Целиком невод невозможно было и вытащить, рыба запрудила первую приглубину. Резкие крики птиц сливались с радостными возгласами людей.
Оскару достался первый крупный лов за путину.
Он даже не чувствовал усталости. Удачный улов поднял у рыбаков дух, придал сил и выносливости. Они не думали о завтраке, хотя никто еще не ел в этот день. Огородив шестами улов, Оскар послал Франца в поселок сзывать рыбаков с карбасами и лодками для салаки.
4
На сонный еще поселок эта новость подействовала, как взрыв бомбы. Больше всех взбудоражила она тех, кто запоздал на лов. Бледные, с опухшими от похмелья глазами прибежали парни из артели Оскара. Они не знали, за что приняться; их и стыд мучил и опасение, как бы Оскар не лишил их доли улова — это было бы для них большой потерей. Но Оскар ничего не сказал. В самом радужном настроении он ходил по берегу и наблюдал за погрузкой рыбы.
Хозяева пригнали пустые карбасы и лодки-неводники. Сначала наполнили три лодки, затем стали нагружать карбасы. Подошел с моторкой Эдгар и, взяв на буксир четыре наполненных до краев карбаса, отправился в Ригу. С ним ушли и Джим Косоглазый и двое хозяев. После этого нагрузили еще три карбаса, и все-таки осталась еще полная мотня салаки.
Повсюду была мертвая рыба, легкая волна прибивала ее к берегу, где уже разбойничали стаи чаек. Если бы Оскар распустил мотню, волны выбросили бы на берег остатки улова, и скоро чешуянам житья не стало бы от вони гниющей рыбы. Но они не могли рассчитывать на скорое возвращение лодок; так и пришлось закопать в песок оставшуюся салаку. Пропало по меньшей мере двадцать ящиков — улов, которому через несколько дней порадовалась бы любая артель.
Эдгар Бангер пришел с большими карбасами в Ригу и встал у пассажирской пристани. Услышав об изобилии салаки, начали сбегаться покупатели, по большей части рабочие и ремесленники. Они покупали ее для засолки впрок целыми корзинами, мешками и ведрами, чтобы зимой было чем заедать вареную картошку.
Косой Джим отмеривал рыбу, а Эдгар получал деньги. Так они трудились в поте лица весь день. В обед принесли водки и закуски. Джим не скупился, когда бывал под мухой. Каждую мерку накладывал верхом, к каждой зюзьге добавлял еще пригоршню; но чем дешевле становилась салака, тем меньше появлялось покупателей. Они долго рылись руками в чешуйчатой массе и поводили носами:
— Лежалый товар! Вот, глядите, как расползается! Куда такую девать.
Цену спускали, и покупатели подходили снова.
За первый карбас выручили в среднем по лату за пуру[3]. Это было смехотворно дешево — меньше пятой части того, что платили за салаку зимой. И то еще покупатели ворчали, что цена высока. Эдгар спускал цену несколько раз, под вечер он уже отдавал пуру за пятьдесят сантимов. Они пробыли в Риге до следующего вечера, продали еще часть рыбы, но больше половины карбаса пришлось выбросить за борт на середине Даугавы.
Потом принесли водки и колбасы, основательно заправились и пустились в обратный путь.
Остальные лодки разошлись по обширным пригородам Риги.
Некоторые причаливали возле пассажирских пристаней, одна лодка осталась в Милгрависе, другие завернули к Саркандаугаве и Кундзиньсале, а Дунис с большим карбасом пустился искать счастья по Киш-озеру. Часть рыбы он продал в Яунциеме, где жило много рабочих, а с остальной целый день носился вдоль другого берега.
Спустив несколько раз цену, продавцы в конце концов забывали, с чего начали продажу и сколько пур вообще было продано. Подымать целый день полные зюзьги и ящики было утомительно, и они время от времени подкреплялись живительной влагой. Да нечего греха таить, выпить им довелось, и денежные расчеты отступали при этом на задний план. Перед возвращением домой сговорились, во избежание нареканий, какую цену объявить артели. Каждый захватил с собой по бутылке водки, чтобы попотчевать рыбаков, иначе они могли проявить излишнее любопытство и потребовать более обстоятельного отчета.
Другим артелям тоже досталась хорошая добыча. Залив кишел косяками рыбы. Рига и ее окрестности были наводнены дешевой салакой. Днем и ночью тарахтели моторки, таща к городу длинные караваны дешевого товара. Все труднее становилось находить покупателей. Некоторые рыбаки, без толку провозив свой улов, были вынуждены выбросить его в воду.
Косяки салаки исчезли так же внезапно, как и появились. Улов снова стал измеряться ящиками, а не карбасами. Скоро цена на салаку поднялась до обычного уровня, но выбрасывать на рынок уже было нечего, — хорошо еще, если было что сдавать в коптильню.
В эти дни Оскар часто заводил разговор о консервной фабрике. Он обращался и к своим товарищам по артели, и к работникам, и к другим кормщикам:
— Если бы у нас была консервная фабрика, мы бы теперь были с хлебом всю зиму. Тогда больше не пришлось бы шататься по окрестностям Риги, кланяться покупателям и за бесценок отдавать рыбу. Больше не стали бы зарывать ее в песок или пускать на удобрение.
Все соглашались с ним: да, это было бы хорошо! Никто не спорил, что рыбаки жили бы припеваючи, если бы это сбылось… Но откуда взять денег на постройку фабрики? Все сообща? Нет, из этого ничего не выйдет. У кого же это столько денег наберется?
В субботу вечером в доме Клявы делили недельную выручку артели. Пришли вернувшиеся из Риги люди. Они изъездили чуть ли не весь свет, гребли, мерили, трудились до седьмого пота. У них до сих пор болят руки от весел и от бесконечного поднимания полных ящиков с рыбой. Им всем без возражений уплатили поденный заработок. О том, что они в Риге выпивали и подкреплялись за счет артели, ни разу не упоминалось. Да и кто бы мог их в этом упрекнуть? Кто бы на их месте поступил иначе?
Выставил свои требования и Эдгар Бангер. Он израсходовал столько-то горючего, масло тоже все вышло, к тому же у него сломался насос. Ему тоже уплатили.
Некоторые хозяева давали лошадей, когда развешивали для просушки невода, другие развозили салаку по крестьянским хуторам; там платили так мало, что для артели ничего уж и не оставалось. Предъявлялись счета за починку мотни и за осмолку карбаса, за новый бежной трос и сетные садки. С хозяйками, которые во время поездок в Ригу выполняли кое-какие поручения артели, вроде покупки пряжи и пробок, пришлось рассчитываться, как с поденщицами, да, кроме того, следовало оплатить им дорогу. Казалось, списку расходов и конца не будет; то и дело предъявлялись новые, каждый раз обоснованные требования. Когда же начали подсчитывать выручку, оказалось, что ничего особенного в этом улове и не было: шесть карбасов и три совсем небольших неводника.
Для дележки между членами артели остались сущие пустяки, большая часть заработка ушла на покрытие расходов. Хозяева и их жены, которые во время лова палец о палец не ударили, заработали больше, чем сами рыбаки. Но это была давнишняя история, повторявшаяся из недели в неделю, из лета в лето. В других артелях происходило то же самое.
