Сергей Сметанин
[email protected]
P.S. Я сначала не понял, что сайт принадлежит Вам, поэтому направил жалобу непосредственно администратору narod.ru. Но пока они ничего предпринимать не будут".
В советские времена он, наверное, побежал бы с жалобой в горком. Недаром в народе говорят, что прозелиты стараются быть святее Папы Римского, а Талмуд выражается еще резче: "Прозелиты подобны парше на голове Израиля". Но, несмотря на многочисленные жалобы Прозелита, спорный текст все же остался на другом сайте Саши Свердлова и по сей день. Текст памфлета был безошибочно солженицынским, и никто другой — уж точно не Сидорченко — не мог его написать. Выход второго тома Солженицына положил конец спорам об авторстве, потому что значительные блоки памфлета (в частности, споры с Померанцем) стали его интегральной частью.
На этом кончается детективный сюжет — полным оправданием всех участников драмы. Солженицын имел право передумать за сорок лет и отказаться от своего раннего труда.
Но я не берусь осуждать и издателя г. Сидорченко, разве что за то, что присовокупил свой недопеченный труд к пылающим строкам Солженицына. Мы не осудили бы человека, спасшего от огня — вторую часть "Мертвых Душ", потому что право автора на его произведение сродни праву отца на ребенка; оно не дает права погубить ребенка или уничтожить рукопись. Солженицын вправе отказаться от своего "дитяти", но у "дитяти" есть право жить самостоятельно. Эту мысль четко выразил Александр Дугин в своем предисловии к книге Миши Вербицкого "Антикопирайт": "Творчества нет, есть открытость внутренним ветрам и ярость к внешним преградам. И творец есть медиатор стихий. Но стихии не принадлежат никому. Только тот вор, кто объявляет собственность на работу стихий ".
Было бы жалко потерять этот текст. Как и положено памфлету, он не претендовал на объективность — это был крик души, а у таких текстов есть право на жизнь. Хотя мы знаем, что Надежда Мандельштам была крайне несправедлива ко многим друзьям и подругам поэта, но мы не сжигаем ее пристрастные мемуары. Вместо этого, мы читаем и уравновешивающее интервью Эммы Герштейн , записанное Ириной Врубель-Голубкиной. Так "Тайная история" Прокофия Кесарийского, клеймящая императрицу Феодору, уравновешивает в нашем сознании ее святой облик на мозаиках Сан Витале в Равенне. Одна из целей настоящей статьи — уговорить Александра Солженицына примириться с плодом своей юной страсти, признать и переиздать памфлет.
Двухтомник "Двести лет" Солженицына — явление иного порядка. Если памфлет был яркой и пристрастной речью прокурора, то двухтомник — судебное заключение, спокойная попытка уравновесить свое давешнее пристрастие, создать более объективное прочтение истории. Конечно, речь идет не о прошлом, но о настоящем и будущем.
Если свести тысячу страниц двухтомника к двум фразам, откинув все оговорки, получится следующий рассказ. Российская Империя случайно наткнулась на спящую еврейскую общину Польши, растормошила, постаралась оживить, а евреи проснулись и рванули завоевывать империю. Когда имперские власти пытались их сдержать, они с помощью своих союзников форсировали революцию, перебили русскую интеллигенцию, заняли все командные посты в стране. В 1937-38 годах Сталину удалось оттеснить евреев от власти и русифицировать элиты. Евреи разочаровались в коммунизме и стали уезжать — кто в Израиль, а кто и на Запад, хуля Россию и коммунизм. "Покайтесь! Вы принесли большевизм в Россию!" — говорит им Солженицын.
По этому пересказу ясно, что книга доходит до 1990 года. Потому что иначе у истории был бы иной финал. Экстраполируя ее в том же ключе, в 1991 году евреи и их союзники свергли советскую власть и снова вытеснили русских из элитного эшелона. Так, роскошная квартира на Арбате, в которой до революции жил князь Пожарский, перешла в 1919 году в руки наркома Натанзона, в 1937, после расстрела оного, досталась члену ЦК Петрову, а в 1992 году она была куплена олигархом Рабиновичем.
Те же факты можно интерпретировать по-разному. По одной версии, Россия сходила в коммунизм, разочаровалась в нем и вернулась обратно в капитализм. По другой, в России шла борьба двух элит, русской и еврейской, за власть в стране, наподобие библейской схватке Иакова и Исава, и после трех революций (1917, 1937, 1991) квартира перешла к еврею. То есть советская власть в 1938-1990 гг была — русской властью, и Александр Солженицын, автор "Архипелага", ведущий антисоветчик, немало потрудился для того, чтобы российский алюминий оказался у моего соседа слева Льва Черного, а российское телевидение — у моего соседа справа Владимира Гусинского. А тогда бессмысленны призывы к покаянию, или, точнее, русский националист Солженицын должен покаяться сам. Ирония судьбы остается за пределами книг.
Есть ли объективный критерий, позволяющий нам выбрать ту или иную концепцию? Есть. Если олигарх Рабинович женит сына на дочке Пожарского, а дочь выдаст за Петрова, и сыграет свадьбы в храме Вознесения у Никитских ворот, значит, русский народ смог подмять еврейскую волну, как до этого он справился с татарами, варягами и остзейскими немцами, не отразив, но поглотив и использовав их энергию. Если же дети Рабиновича будут проводить полгода в Израиле, а олигарх подтолкнет Россию к войне с исламским миром на стороне Америки, значит, слияния не произошло. Солженицын сомневается в способности России ассимилировать евреев, но, мне думается, он не прав.
Большая часть людей, называющих себя "русскими евреями", — дети смешанных браков. В глазах филосемитов это неисправимый изъян. Известно, как относятся к "неполноценным евреям" в Еврейском государстве: их не венчают, не берут на работу и хоронят за забором кладбища. Перед ними выбор — быть "неполноценными евреями" или обычными русскими людьми. С небольшой особинкой, но не больше, чем у потомков татар или мордвы или остзейских немцев. Жуковский был наполовину турком, Пушкин — на четверть эфиопом, Набоков вел род из татар, но это не мешало им быть русскими.
Нет "еврейских генов", плохих или хороших, а еврейская культура давно утеряна, равно как и язык, и кухня. Говорящих на идиш, поедающих фаршированную щуку религиозных евреев не так много, а евреев по культуре и того меньше. Одержимые еврейские националисты свалили в Израиль, но и там русские евреи по-прежнему едят гречневую кашу, пьют водку, поют русские песни, а по воскресеньям украдкой ходят в православную церковь. И даже ярые еврейские ура-патриоты из Хеврона имитируют Баркашова и читают "Лимонку".
Сольются ли еврейские ручьи в русском море, оно ль иссякнет в них — этот вопрос решается сейчас, и книга Солженицына сыграет свою роль в его решении. Агиография Еврейского народа — невинного мученика и страдальца, тиражируемая американскими и израильскими идеологами, давно нуждалась в балансирующем, альтернативном нарративе как предпосылке к созданию объективной истории. В первую очередь, отрезвляющая альтернатива нужна нам, потомкам русских евреев, как противоядие от безудержной пропаганды еврейского шовинизма и расизма.
Не секрет, что еврейский расизм, или "филосемитизм", не пострадал от "политической корректности". Мы справедливо негодуем, услышав "не смей выходить замуж за еврея", но ни одного еврея еще не осудили за сравнения смешанных браков — с Освенцимом. А такие сравнения делались и Голдой Меир, и нынешними американскими и израильскими идеологами.
Исторический нарратив, как учили нас Фуко и Саид, это манифестация господства. По причинам, рассмотрение которых выходит за рамки настоящей статьи, исторический нарратив Америки, "единственной сверхдержавы", превратил новейшую историю евреев в центральное событие нашего времени, эквивалент Страстей Христовых, где преследования евреев в России (Крестный Путь) завершаются Холокостом (Распятие) и созданием государства Израиля (Воскресение). Более того, филосемитизм (вера в еврейскую исключительность и превосходство) стал религией Америки, а после 1989 года филосемитский нарратив активно имплантируется в России.
Отметим, что филосемитский нарратив не суть "любовь к евреям"; его черная подоплека — это поклеп на все человечество, на русский народ и на народы Европы, на христиан и мусульман, короче — на всех "гоев", что они-де беспричинно обрушились на святой народ Израиля, аки волки на агнцев. Первой жертвой филосемитизма становятся те, кто считает себя "евреями". (Для нашего читателя, знакомого с понятием imaginary community, смысл кавычек ясен.) Они верят в собственное превосходство, ведут себя неприемлемым образом по отношению к "низшим" окружающим, губят свои души. Они становятся неспособны к творчеству — недаром все крупные поэты еврейского происхождения — Гейне и Тувим, Пастернак и Мандельштам — крестились и "евреями" себя не считали. Филосемитизм — это опасная душевная болезнь, вид паранойи, результат внушения человеку одной нехитрой мысли: "Все перед нами кругом виноваты!" . И поэтому самый важный и нужный элемент книги Солженицына — это спокойное объяснение того, что в России к евреям относились не хуже, а лучше, чем к другим. При прочих равных — гораздо лучше, чем к другим, например, к русским крестьянам.
