Фрэй обычно сидел напротив меня, его длинные пальцы мелькали, закручивая винтики или наматывая проволоку, а лицо всегда принимало отрешенное выражение, глаза смотрели, но не видели. Я знал, что за этой маской идет напряженная работа мысли, но не знал, о чем он постоянно думает. Казалось, что об одном и том же. Но так как мысли эти не были окрашены эмоциями, мне никак не удавалось заглянуть в них даже краем глаза.
Го работал беспорядочно, постоянно резал пальцы и ругался сквозь зубы, обещая, что не задержится здесь надолго. Иногда он вскакивал в бешенстве, но, пройдясь по цеху, снова возвращался к работе – выбора ни у кого не было. Приходилось держаться за единственный стабильный заработок в резервации. Даже мне. Хотя я мог выходить за территорию, вряд ли кто-нибудь согласился бы дать мне работу там. То, откуда я пришел, было очевидным, потому что единственным удостоверением личности для меня остался код, вшитый в руку.
Дни тянулись бесконечно и монотонно, я просто чувствовал, как тупею и разлагаюсь, как скоро от меня и от моей личности ничего не останется. Самоубийство личности. И никто не сможет его остановить. Это не прыжок с моста. Можно даже самому не заметить. Ты есть, а личности твоей нет.
Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды в короткий рабочий перерыв ко мне не подошел Фрэй. Он буквально пригвоздил меня взглядом своих хрустальных глаз и с усмешкой, не оставляющей сомнений, что ответ уже предрешен, спросил:
– Хочешь заработать?
Я не успел даже ответить, как он подхватил меня под локоть и оттащил в дальний угол:
– Отлично! Тут одному человеку надо кое-что доставить с материка. Коробочка небольшая, оплата хорошая, только ехать далековато, но до комендантского обернуться можно. Ты как? Тридцать процентов мне за посредничество.
Предложение было неожиданным. Я давно уже думал, что могу извлекать какую-то выгоду из возможности выходить за территорию резервации, но мне и в голову не приходило, что это можно делать подобным образом.
– Ну так как? – в нетерпении Фрэй начал трясти меня за плечи.
– А это очень далеко?
Оказалось, не близко: где-то на подъездах к городу. Добираться надо было на двух автобусах. Тогда мне не показалось странным, что человек, передающий посылку, не может подъехать прямо к дамбе. Теперь же я понимаю, что не все тут было чисто, и что это за люди, которым небезопасно было появляться не то что у пропускного пункта, но и в самом городе.
В тот день я впервые после своего такого болезненного переселения в резервацию оказался на дамбе. Несколько людей в военной форме, не испытывающие ничего кроме скуки. Рамки на входе, рамки на выходе, тяжелые железные ворота для автотранспорта, запах псины от специально обученных овчарок. И над всем этим нечто такое давящее, вызывающее чувство клаустрофобии и желание глотнуть свежего воздуха – отчего мне в первый раз стало плохо до потери сознания. Весь этот коридор был настолько пропитан негативными эмоциями, что, казалось, даже если убрать отсюда людей, я еще долго смогу считывать следы с серого бетона стен. Мощные прожектора на стенах были включены даже днем, стоило посмотреть в их сторону, как глаза тут же слепли.
Фрэй проводил меня до первой рамки, хлопнул по плечу, а затем подтолкнул в спину, как маленького ребенка:
– Давай, дорогу только не забудь! Жду тебя здесь через четыре часа!
Дальше ему путь был заказан.
Я прошел через рамку – машина пикнула, считывая код с чипа в моей руке. Говорят, что еще десяток лет назад, приходилось подносить руку к сканеру, а чипы вживлялись в запястье. Но потом какой-то сумасшедший отрезал себе кисть и сбежал. Теперь код вживлялся в плечо, но я сильно сомневался, что это может остановить слетевшего с катушек человека, от того чтобы оттяпать себе руку целиком. Следующая рамка просканировала меня на наличие оружия и взрывчатых веществ. Затем короткий, почти безлюдный тоннель, и ты на свободе: свет режет глаза, а холодный ветер с воды пробирает до костей, но создается такое ощущение, будто наконец-то можно дышать. Можно дышать и не задыхаться.
Поначалу тянулись какие-то промышленные районы, заброшенные заводы, склады, маленькие фирмы, специализированные магазины запчастей и прочих не пользующихся широким спросом товаров. Я с любопытством оглядывался на гигантские полосатые трубы, выпускавшие в воздух клубы белого пара, прошелся немного вдоль по заброшенным железным путям и заглянул за разбитое стекло какого-то завода, чтобы поглядеть на покрытые пылью и тенетом станки, прежде чем сесть на остановке в ожидании автобуса. В детдоме мой мирок был маленьким, сжимавшимся вокруг небольшого района: школа через дорогу, аллея напротив. Все передвижения контролировались, стоило кому-то улизнуть, как поднималась паника вплоть до привлечения полиции. У меня не было возможности поднять голову от книг и осмотреться, чтобы понять в каком мире я живу. Если бы эта возможность была, наверно, я знал бы о резервации, и скорее всего у меня хватило бы ума туда не угодить.
Автобус подошел быстро, я заплатил за проезд из денег, которые дал мне с собой Фрэй, и, нахохлившись, устроился на свободном заднем сидении. Через пять минут промышленные здания сменились более привычными жилыми высотками, перемежавшимися продовольственными магазинами и государственными учреждениями. Я безучастно смотрел в окно и мысленно отсчитывал остановки. Указания мне были даны самые подробные, и пока все шло хорошо. Это может оказаться легкими деньгами. Неужели так мало людей из резервации имеют право выходить на материк?
Я благополучно вышел на остановке, где надо было сделать пересадку. Мое внимание тут же привлек книжный магазин на углу, и я некоторое время зачарованно бродил между полок, не решаясь даже взять в руки какое-нибудь издание. Своих денег у меня с собой не было, да и того, что я зарабатывал на заводе, хватало лишь на то, чтобы оплатить столовую, да раз в месяц купить себе пару носков и нижнего белья – поэтому цены в магазине казались каким-то абстрактными наборами цифр.
– Эй, пацан, ты чего там рыщешь? Покупать что-нибудь будешь? – тучный мужик вылез из-за прилавка и подозрительно посмотрел в мою сторону.
Я низко наклонил голову и выскочил на улицу. Его можно понять: с виду в то время я немногим отличался от уличных оборванцев, да и тем было бы больше доверия, если бы он только узнал, что я из резервации.
На этот раз нужный автобус было найти не так легко. Привокзальная площадь гудела, толкалась и крыла меня матом, она наступала на ноги, обдавала запахом дешевого табака, бензина и жаренной курицы. Мне пришлось пробежаться по ней кругом прежде, чем я нашел свою остановку. Автобус не приходил долго, и я начал нервничать, сворачивая и разворачивая грязную бумажку, на которой был прописан мой маршрут. Прошло полчаса, прежде чем к остановке подпыхтел ржавый пенсионер городского автопарка: он был смешно округлый, с большими выпученными фарами и страшным запахом, от которого меня тут же начало мутить.
Я влез внутрь и сел на пухлое дерматиновое сиденье. Моими соседями были в основном бабки, груженные тяжелыми клетчатыми сумками. Высотки скоро сменились пятиэтажными домами, потом двухэтажными, а за ними потянулись дачные домики и белые, будто космические, ветряные мельницы, вырабатывающие электроэнергию.
За пределы города я выезжал лишь однажды, когда нас согласно правительственной программе вывезли на экскурсию в монастырь ради галочки в отчетности, поэтому сейчас пейзаж за окном несколько отодвинул мое волнение по поводу того, что мы пусть и неспешно удаляемся от черты города.
Автобусная остановка, на которой я вышел, была практически пустынна, вдаль петляли только две колеи от трактора. Хлюпая грязью, я потащился по этим колеям к одинокой хибарке на краю вспаханного на зиму поля. Дом был деревянным, почерневшим от времени, залатанная крыша кое-где покосилась, внутри горел свет и даже снаружи пахло табачным дымом. Сомнений, что внутри кто-то есть, не оставалось. Я набрался смелости и постучал в дверь.
Створка распахнулась так неожиданно и резко, что едва не заехала мне по носу. На пороге стоял небритый мужик в оттянутой майке. На толстой губе у него прыгала сигарета, будто он постоянно жевал ее кончик.
– Здравствуйте, я за посылкой, – пролепетал я.
– Здравствуйте, – передразнил мужик и повернувшись внутрь дома. – Слышь, лысый, этот обсосок еще и здоровается. Ну ты, заморыш, поклонись, так уж и быть. Так вас, наверно, в пажеском корпусе учат.
Он заржал, затем грубо схватил меня за шиворот и притянул к себе, так что тлеющий конец сигареты оказался прямо перед моими глазами:
– Пароль давай, – прошипел он так, что я испугался, что бычок выпадет у него изо рта и прожжет мне глаз.
– Чертополох.
Курильщик усмехнулся и одним рывком втолкнул меня внутрь, указав на деревянный ящик в пыльном углу:
