В ту же экспедицию отправилось «Найктрой» – судно, приобретенное правительством США во время испанской войны и переименованное в «Буффало». «Дестройер» был во многих отношениях лучше, но бразильцы, с их своеобразной войной, затопили их в штате Байя. И с ними утонули мои надежды на получение вознаграждения за доставку судна и груза. Но теперь, спустя два года, водоворот политических событий привел к власти партию Мелло. И, хотя меня нанимало прежнее законное правительство, так называемые «повстанцы» не чувствовали себя чем-то мне обязанными, что меня не устраивало.
Во время прежних визитов в Бразилию я познакомился с доктором Перера – владельцем и редактором «Эль коммерсио жорнал», – и вскоре после того, как «Спрей» был благополучно пришвартован в верхнем Марселе, врач, который был отчаянным яхтсменом, приехал меня поприветствовать и проводил меня до прохода в лагуну, где находилась его загородная резиденция. На подходе к его особняку на берегу стояла флотилия лодок, целая армада, в том числе китайский сампан, норвежская плоскодонка и шлюпка; последнюю он получил от «Дестройера». Врач часто угощал меня отменными блюдами бразильской кухни, чтобы я мог, как он сказал, «саль гордо», то есть набрать жирку для предстоящего плавания, но он обнаружил, что даже при самой лучшей кормежке я поправляюсь медленно.
К 23 октября были закончены все приготовления к предстоящему путешествию, были погружены фрукты, овощи и другая провизия и я был готов выйти в море. И тут я столкнулся с неумолимым представителем фракции Мелло в лице сборщика таможенных пошлин, который собрался снять со «Спрея» сбор за тоннаж, несмотря на то, что он плавал по лицензии яхты и должен был быть освобожден от портовых сборов. Наш консул без особой дипломатии напомнил таможеннику о том факте, что это я привел «Дестройер» в Бразилию.
– О да, – с иронией произнес чиновник, – мы это помним очень хорошо… ибо слыхали не раз.
Господин Лангрин, здешний купец, чтобы помочь мне выйти из создавшихся затруднений, предложил погрузить на «Спрей» груз парохода до Вайя-Бланка, что дало бы мне заработок. Но, когда страховые компании отказались брать страховку за груз, который повезет судно с экипажем, состоящим только из одного человека, он предложил, отправить его без страховки, принимая весь риск на себя. Это было для меня большой честью. Причина, по которой я не принял предложение, была в том, что при этом «Спрей» потеряет лицензию яхты и в дальнейшем будет облагаться еще большими сборами во всех портах мира, покрыть которые будет невозможно суммой, полученной за перевозку груза. На помощь пришел еще один мой старый приятель, купец, который заплатил за меня причитающуюся сумму.
А в Пернамбуко я уменьшил гик, который был сломан у берегов Марокко, удалив сломанный кусок длиной около четырех футов и убрав зажимы, или «усы», гика.
24 октября 1895 года, в прекрасный день, хотя в Бразилии все дни такие, «Спрей» отплыл, провожаемый наилучшими пожеланиями. Делая около ста миль в день, я проплыл вдоль побережья и 5 ноября без каких-либо осложнений прибыл в Рио-де-Жанейро. Около полудня я бросил якорь возле Вильганьона и стал дожидаться официального визита представителя порта. На следующий день я принялся обходить самых высокопоставленных лордов Адмиралтейства и министров, чтобы разузнать, как получить причитающееся мне жалование за службу на любимом «Дестройере». Встретивший меня высокопоставленный чиновник ответил:
– Капитан, насколько мне известно, вы можете получить это судно в собственность, и если вы принимаете это предложение, то мы вышлем с вами офицера, чтобы он показал вам, где оно.
Я и сам прекрасно знал, где корабль находился в этот момент. Верхушка его трубы торчала где-то в районе Байя, достаточно точно показывая место, где на дне морском покоится «Дестройер». Я поблагодарил любезного офицера, но отказался от его предложения.
Накануне выхода в море я пригласил на борт «Спрея» нескольких старых капитанов судов, и мы прошлись по гавани Рио. Я принял решение дать «Спрею» парусное снаряжение для бурных вод у берегов Патагонии и разместил на корме полукруглую скобу – опору, поддерживавшую бизань. Старые капитаны осмотрели «Спрей» и его такелаж, и каждый из них постарался внести что-то свое. Капитан Джонс, который выступал в качестве моего переводчика в Рио, подарил ему якорь, а капитан одного из пароходов – канат, соответствующий якорю. «Спрей» ни разу за время путешествия не сорвал якорь, подаренный Джонсом, а канат не только выдерживал любое давление ветра у подветренных берегов, но и во время буксировки у мыса Горн помог преодолевать бурные волны за кормой, угрожающие «Спрею».
Глава VI
Отплытие из Рио-де-Жанейро. «Спрей» на берегу Уругвая. Спасшийся от кораблекрушения. Мальчик, который нашел шлюп. Поврежденный «Спрей» продолжает плавание. Знаки внимания от британского консула в Малъдонадо. Прием в Монтевидео. Экскурсия в Буэнос-Айрес. Укорачивание мачты и бушприта.
28 ноября «Спрей» отплыл из Рио-де-Жанейро и сразу же попал в штормовой ветер, который повредил много всего вдоль побережья и причинил значительный урон судоходству. Возможно, меня спасло то, что «Спрей» был далеко от берега. Продолжая путешествие, я заметил, что некоторые небольшие суда в дневное время обгоняли «Спрей», но оставались позади за его кормой ночью. «Спрей» и днем и ночью шел одинаково; в то время как у других подобных судов была явная разница. В один прекрасный день после выхода из Рио «Спрей» встретил пароход «Южный Уэльс» и его капитан сказал, что если можно полагаться на показания хронометра, то мы находимся на сорока восьми градусах западной долготы. По показаниям жестяных часов на «Спрее», мы находились там же. Я чувствовал себя в своей тарелке, используя примитивные способы навигации, но все же был немало удивлен, что смог определить свое местоположение так же точно, как и по судовому хронометру.
5 декабря в поле моего зрения попала баркентина, и в течение нескольких дней наши два судна плыли вместе вдоль побережья. Здесь течение устремлялось к северу заставляя прижаться ближе к берегу и вскоре «Спрей» оказался в опасной близости от песков и скал. Тут я должен признать и свою ошибку: я слишком близко подошел к берегу. Одним словом, на рассвете утром 11 декабря «Спрей» на полном ходу выскочил на береговую отмель. Это меня раздосадовало, но вскоре я обнаружил, что шлюп не в такой уж опасности, как казалось. Вероятно, освещенные луной песчаные холмы ввели меня в заблуждение, и теперь я сетовал, что доверился их обманчивому виду.
Море, хоть и в меру спокойное, еще несло волны, которые с силой бились о берег. Мне пришлось подготовить к спуску плоскодонную шлюпку, погрузить в нее якорь и канат; но было уже слишком поздно, чтобы заняться спасением с мели, – вода стала спадать. Тогда я решил завести якорь, что было нелегким делом, так как вес якоря и каната был слишком велик для лодочки, и поэтому мою хрупкую плоскодонку сразу же захлестнул бы прибой. Затем я разрезал канат и сделал вместо одного груза – два. К якорю я прикрепил восемьдесят ярдов каната и, уже окрыленный, даже смог пробраться за линию прибоя. Но моя лодка отчаянно текла, поэтому, когда я отплыл достаточно далеко, чтобы бросить якорь, она была полна до фальшбортов и могла вот-вот пойти ко дну. Нельзя было терять ни минуты, я ясно понимал, что если мой замысел сейчас не удастся, то все будет потеряно. Бросив весла, я вскочил на ноги и, подняв якорь над головой, швырнул его вперед именно в тот момент, когда лодка опрокинулась. Я успел ухватиться за фальшборт, сумел увернуться, когда лодка показала свое днище, но тут вдруг вспомнил, что не умею плавать.
Затем я попытался перевернуть плоскодонку, но взялся со слишком большим усердием: лодочка продолжала плыть вверх дном, а я, как и прежде, оставаясь всем телом в воде, цеплялся за ее борт. Когда на мгновение ко мне снова вернулось хладнокровие, я понял, что, хотя ветер дует в сторону берега, течение несет меня в море и что я должен что-то предпринять. Три раза я нырял, пытаясь перевернуть плоскодонку, а на четвертый просто сказал себе: «Теперь я иду на дно». Тем не менее я был полон решимости попробовать в последний раз, чтобы никто из людей, пророчивших гибель у меня за спиной, не смог бы заметить: «Я же говорил».
Не могу сказать, большой или малой опасности я в тот момент подвергался, но помню, что был рассудительным как никогда в жизни.
После четвертой попытки мне удалось перевернуть плоскодонку. С особой аккуратностью я влез в нее, затем смог поймать одно из весел, которым я стал грести к берегу, несколько потрепанный и промокший до нитки. Теперь меня беспокоила только судьба моего судна, сидевшего на мели. Все, о чем я думал и заботился, – как снова добиться того, чтобы «Спрей» вновь оказался на плаву. У меня не возникло сложностей, чтобы взять вторую часть каната и скрепить ее с первой, ведь я предпринял меры предосторожности, привязав к концу первой части буй, прежде чем положил его в лодку. Донести конец обратно в шлюп было еще проще, также меня порадовало, что во всех моих бедах здравый смысл или мой добрый гений добросовестно стояли рядом со мной. Длины каната было достаточно, чтобы от якоря на глубине достичь «Спрея» и даже сделать один виток на брашпиле. Якорь был брошен на нужном расстоянии от судна. Все, что я мог сделать, это полностью, до звона, выбрать трос и ждать наступления прилива.
