Я уже проделал достаточно работы, утомительной даже для более выносливого физически человека, и был очень рад, когда смог улечься на песок и отдохнуть, – солнце было уже высоко и щедро одаривало землю теплом. Я обнаружил, что мое положение хуже, чем казалось: находясь на диком берегу в чужой стране, я не мог быть полностью уверенным в сохранности моей собственности, о чем вскоре и узнал. Недолго пробыв на берегу, я услышал приближающийся топот копыт, который прекратился, как только лошадь достигла песчаного холма, за которым я лежал, укрывшись от ветра. С опаской приподнявшись, я увидел сидевшего на кляче, вероятно, самого изумленного мальчика на всем побережье. Он нашел шлюп!
– Он должен стать моим, – наверняка думал он, – разве не я первый увидел его на пляже?
Конечно, ведь судно стояло на суше, выкрашенное в белый цвет. Он объехал вокруг него на лошади и, не найдя владельца, впряг клячу и попытался тащить шлюп, будто хотел увезти его домой. Конечно, «Спрей» был слишком тяжел для одной лошади и не сдвинулся с места. С моей плоскодонкой, однако, все было проще: парнишка оттащил ее на некоторое расстояние и спрятал за дюной в зарослях высокой травы. Он решил, не побоюсь предположить, привести больше лошадей и перетащить свою большую находку подальше, во всяком случае, не успел он двинуться в сторону поселения, которое находилось примерно в миле, как я появился рядом. Он казался недовольным и разочарованным.
– Буэнос диас, мучачо, – сказал я.
Он что-то проворчал в ответ и внимательно осмотрел меня с головы до ног. Затем разразился таким количеством вопросов, какое не могли бы задать даже шесть янки одновременно. Во-первых, он хотел знать, откуда мой корабль приплыл и сколько дней я здесь нахожусь. Затем он спросил, что я делаю здесь на берегу так рано утром.
– На твои вопросы легко ответить, – сказал я. – Мой корабль с Луны, целый месяц я плыл, чтобы прибыть сюда, погрузить и увезти с собой местных мальчиков.
Подобная шутка могла дорого мне обойтись, если бы я не был начеку, – все время, пока я говорил, этот ребенок из Кампо держал лассо, готовый к броску, и, вместо собственной поездки на Луну, он, видимо, думал отбуксировать меня за шиворот к себе домой.
Место, где я сел на мель, называлось Кастильо-Чикос, это примерно в семи милях к югу от границы Уругвая и Бразилии, и, конечно, местные жители там говорят по-испански. Чтобы примириться с моим ранним посетителем, я сказал, что на борту моего корабля есть печенье и что я хотел бы обменять его на масло и молоко. При этих словах широкая улыбка озарила его лицо и он показал, что чрезвычайно заинтересован моим предложением, – видимо, даже в Уругвае бисквит способен открыть путь к сердцу мальчика и сделать его своим закадычным другом. Парень почти улетел домой и быстро вернулся с маслом, молоком и яйцами. В результате я оказался среди изобилия. С мальчиком пришли другие, старые и молодые, с соседних ранчо, среди них немецкий поселенец, который оказал мне неоценимую помощь во многих отношениях.
Также появился солдат береговой охраны из форта Тереса, находящегося в нескольких милях отсюда.
– Чтобы защитить имущество от диких жителей прерий, – сказал он.
Я воспользовался случаем сказать, что лучше ему присматривать за жителями его деревни, а я возьму на себя защиту от тех, кто с прерий, при этих словах я указал на невзрачного «купца», который уже украл мой револьвер и несколько мелких вещей из моей каюты, которые я с трудом вернул себе. Парень не был уроженцем Уругвая. Здесь, как и во многих других местах, которые я посетил, не местное население портило репутацию своей страны.
Днем пришла депеша от капитана порта Монтевидео: береговой охране было велено предоставлять «Спрею» всяческую помощь. Однако это было лишним, ибо охрана была уже начеку и делала все, что могла, чтобы оказать помощь потерпевшему крушение пароходу с тысячей эмигрантов на борту. Тот же гонец привез послание от капитана порта, что сюда прибудет паровой буксир, чтобы отбуксировать «Спрей» в Монтевидео. Офицер был так же хорош, как его слово: мощный буксир прибыл на следующий день. Но, чтобы сделать длинную историю короткой, с помощью немецкого колониста, одного военнослужащего и одного итальянца, которого здесь называли «миланский ангел», я уже плыл на «Спрее», воспользовавшись попутным ветром. Это приключение стоило «Спрею» потери части ахтерштевня и фальшкиля, а также он получил другие повреждения, которые, впрочем, потом были быстро исправлены в доках.
На следующий день я встал на якорь в Мальдонадо. Британский консул в компании дочери и еще одной молодой дамы прибыл на борт, принеся с собой корзинку свежих яиц, клубнику, несколько бутылок молока и большую буханку сладкого хлеба. На сушу выход был отличный, а прием намного лучше, чем тот, что я нашел когда-то в Мальдонадо, войдя в порт с экипажем пострадавшего барка «Аквиднек».
Воды залива Мальдонадо изобилуют многообразием рыб и морских котиков, располагающихся на острове в сезон размножения. Течение на этом побережье существенно зависит от преобладающих ветров, и приливные волны выше, чем обычно, ведь, кроме воздействия луны, здесь сильны и ветра. Приливная волна усиливается перед приходом юго-западных штормов, а при северо-восточном ветре приливная волна слабеет. Именно сейчас вода отступила из-за северо-восточного ветра, который нес «Спрей» в левый прилив. Здесь вдоль берега стояли оголенные скалы, облепленные устрицами. Было тут и множество других моллюсков, хотя и небольших по размеру, но отменного вкуса. Я собрал по паре пригоршней устриц и мидий на похлебку, а какой-то местный житель, расположившийся на отдельно стоящей скале, насаживал мидий на крючок в качестве наживки и ловил довольно крупных морских окуней.
Племянник рыбака, мальчик лет семи, заслуживает упоминания, как самый отчаянный богохульник среди всех мальчишек, с которыми я встречался за время своего путешествия. Он ругал своего старого дядю всеми существующими на свете мерзкими прозвищами только за то, что тот не помог ему перебраться через канаву. В то время как он самозабвенно на все лады упражнялся в склонениях и временах глаголов испанского языка, его дядя спокойно рыбачил, при каждом удобном случае обмениваясь с племянником подобными любезностями. Наконец богатый словарный запас мальчишки истощился, мальчишка убежал, но вскоре вернулся с букетом цветов и с улыбкой невинного ангела вручил их мне. Я вспомнил, что за несколько лет до этого видел такие же цветы на берегу реки дальше. Пришлось спросить юного пирата, почему он принес их мне.
– Не знаю, мне просто захотелось сделать это, – сказал он.
Я подумал что независимо от причин, которые побудили дикого мальчика пампасов проявить такую любезность, они должны быть достаточно вескими.
Вскоре после этого «Спрей» отплыл в Монтевидео, куда он прибыл на следующий день и где был встречен таким огромным количеством пароходных гудков, что я даже почувствовал себя неловко и жалел, что не приехал незаметно. Путешествие в одиночку, к тому же такое далекое, возможно, показалось уругвайцам чем-то сродни подвигу, достойному соответствующего признания; но так много еще всего было впереди, столько трудностей, что любые проявления восторгов в те дни мне показались, мягко говоря, преждевременными.
Едва «Спрей» отдал якорь в Монтевидео, как я получил послание от представителей почтового пароходства «Ройял Мейл Стимшип Компани», господ Хемфри, что они в доке совершенно бесплатно отремонтируют шлюп. Кроме того, они передали мне двадцать фунтов стерлингов и обещали оказать еще ряд услуг. В Монтевидео специалисты постарались придать «Спрею» полную гидроизоляцию. Плотники починил киль и отремонтировали плоскодонку, раскрасив ее так, что я с трудом отличил ее от бабочки.
Рождество 1895 года «Спрей» встретил полностью переоборудованным, на нем даже появилась чудесная самодельная печка, которую смастерили из большой железной бочки, проделав в ней отверстия – это обеспечивало отличную тягу. Скажу честно, печкой это изобретение можно было назвать только из вежливости. Это было постоянно голодное существо, пожирающее даже зеленое дерево; в холодные и дождливые дни у берегов Огненной Земли она сильно помогла мне в жизни. Ее дверца скрипела на медных петлях, которые один из подмастерьев с похвальной гордостью отполировал так, что они горели, как медный нактоуз на пароходах.
Теперь «Спрей» был готов идти в море. Тем не менее, вместо того чтобы идти сразу в путь, он 29 декабря совершил экскурсию вверх по реке. Один мой старый друг, капитан Говард, чье имя было известно от Кейп-Кода до Ла-Платы, отправился со мной в Буэнос-Айрес, куда мы приплыли рано утром на следующий день: штормовой ветер и сильное течение позволили «Спрею» превзойти самого себя. Я был рад присутствию на борту такого бывалого моряка, как Говард, который мог засвидетельствовать способность «Спрея» плыть по курсу без стоящего у руля живого существа. Говард сидел рядом на нактоузе и следил за компасом, пока шлюп шел по курсу так уверенно, что можно было предположить: картушка приколочена прямо к парусам. Он не отклонился от курса даже на четверть румба. Мой старый друг, который в течение многих лет владел лоцманским шлюпом и плавал на нем, посмотрев, как «Спрей» использует ветер в своих парусах, под конец воскликнул:
