- А что дальше? Когда я поправился, обрел способность к передвижению, папаша отправил меня в Питер в обучение к своему дальнему родственнику. Бабушка моя меня на дух не хотела видеть. Какая в обучении у дальнего родственника жизнь, ты, Гришка, сам должен знать из классической литературы писателя Чехова: "А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем..." Это, Гришка, с моей биографии написано.
Дядя Федя поднялся из-за стола. Затолкал пишущую машинку на печь, да так, словно она была в чем-то повинна.
- Не по моему характеру мемуарами утешаться. Вперед, мальчик! - Дядя Федя сделал несколько физкультурных упражнений руками и поясницей. И сказал все еще грустным, но уже сильно окрепшим голосом: - Куда дел топор? Дров пойду наколю. Когда у меня нехорошее настроение, я всегда прибегаю к помощи колки дров. - Дядя Федя отыскал топор в сенях и уже с топором просунулся в комнату. - Думаешь, я зажирел? Неправильно думаешь. Знаешь, что мне Пашка настоятельно поручил? Он мне сказал: "Федор, без устали следи за нашим Гришкой. Нужно, чтобы становая ось у него была крепкая". И вообще... Какая у тебя становая ось? И не ври.
- Тонкая...
- Тогда иди бегай. Гуляй.
- Уже вечер.
- И вечером хорошо гулять. Вечер влияет на воображение.
Я КРИЧУ НА ТОТ БЕРЕГ...
Воздух в деревне пропах разнообразными сильными ароматами. Особенно хорошо пахло медовой травой. Небо переменило оттенок, подмешав в голубое немного краплака, - наверное, к ветру - и, опустившись вниз, перегородило деревню Коржи вертикальными плоскостями наподобие стеклянных дверей и зеркальных витрин. Гришка шел осторожно. Он без дела гулял. Вернее, гулял и думал: "Не было у дяди Феди счастливого детства. Что же он вспоминает, когда приятное вспомнить хочет? Наверно, друзей..."
Подумал Гришка и о козле Розенкранце, до последнего времени одиноком: "Теперь козел Розенкранц вместе с пастухом Спиридоном Кузьмичом проживает. Теперь их двое. И нас с дядей Федей двое. Еще у меня мама есть и папа. А товарищей теперь у меня много". Представил Гришка всю свою группу из детского сада в разноцветной одежде. Посередине вообразил заведующую Ларису Валентиновну в зеленом платье. Рядом с ней с одной стороны посадил Пестрякова Валерия с футбольным мячом, с другой стороны - козла Розенкранца. Над их головами, в воздухе, вообразил воробья Аполлона Мухолова в тельняшке. Красиво получилось.
"Будет у меня товарищей еще больше", - подумал Гришка с законной гордостью, хотел было взлететь, но вовремя спохватился и к воображенной уже картине довообразил следующее: на задний план поставил белого коня по имени Трактор. Внизу, на траве, - девочку Лизу в розовом платье, петуха Будильника и маленьких белых ягнят. Некоторым ребятам дал в руки щенят и кошек. А Ларисе Валентиновне - темно-бронзового карася Трифона, большого, как чемодан. Получилось настолько красиво, что Гришка даже остановился, зажмурившись от такого яркого разнообразия своих друзей, настоящих и будущих. А когда глаза открыл, увидел парня Егора.
Сидел парень Егор на бревнах. Ну, сидит себе парень на бревнах - и пусть сидит. Смотрит парень на дом, который напротив, и пусть смотрит. Но в лице парня Егора было что-то очень настойчивое и напряженное, словно он кричит, а Гришка не слышит.
Гришка в ушах поковырял - не слышит. Головой потряс - не слышит. Подошел Гришка к парню, сказал:
- Извините. Мне кажется, вы кричали?
- И сейчас кричу.
- Тогда почему же я ничего не слышу?
- Я не для тебя кричу, - сказал парень. - Я кричу на тот берег. Лицо его снова стало настойчивым, немного печальным и напряженным.
Гришка по сторонам посмотрел. Никакого берега нет.
- Вы и сию секунду кричите? - спросил Гришка.
Парень кивнул.
- Как же на том берегу услышат, если я на этом не слышу? К тому же вы сидите спиной к реке, и она не так близко.
- Не мешай, - сказал парень. - Впрочем, может быть, ты прав. Я так громко кричу, даже охрип, но она не слышит. Может быть, в моем крике не хватает чувства?
Гришка внимательно посмотрел на парня.
- Чувства у вас достаточно, но зачем кричать? Я бы на вашем месте постучал в дом напротив, вошел и сказал: "Таня, здравствуй, это я".
Парень сначала подумал, потом насупился.
- Ишь ты, - сказал он. - Вот когда будешь на моем месте, тогда и действуй по-своему. У каждой самбы своя падейра.
- Чего? - спросил Гришка.
- Пластинка такая есть, заграничная, - объяснил парень, иносказательная. В русском толковании значит: у каждого человека свой подход и характер.
- Тяжело вам, - сказал Гришка. - А вы не пробовали перейти речку вброд?
- Для моих чувств вброд нельзя. Необходим мост красивый.
- Трудное дело...
Но парень уже Гришку не слушал, он снова лицом просветлел и опечалился - снова кричал на тот берег.
Гришка потихоньку слез с бревен и так, чтобы парень не заметил, огородами пробрался к дому напротив. Влез из огорода в окно и увидел: сидит Таня на диване, ноги под себя поджала, книгу читает - роман - и транзистор слушает.
- Здравствуйте, - сказал Гришка. - Вы тут транзистор слушаете, а на ваш берег кричат, докричаться не могут.
- Кто кричит? - спросила девушка.
- Тот и кричит, у кого чувства. У каждой самбы своя падейра.
- Что-что? - спросила девушка Таня.
Гришка объяснил:
- Падейра. Чего же тут непонятного - значит свой голос. А ваш транзистор могли бы и выключить, он вас, наверно, глухой сделал.
Девушка транзистор выключила. Прислушалась.
- Действительно, - сказала она. - Кто-то кричит. Как будто тонет.
- Может, и тонет, - сказал Гришка. Спрыгнул с подоконника и опять огородами побежал на улицу к парню Егору, что сидел на бревнах.
А девушка уже вышла. Посмотрела на парня и засмеялась. И пошла вдоль по улице по своей стороне. И парень засмеялся. И тоже пошел по улице по своей стороне. Они шли, как будто между ними протекала река и не было мостика, чтобы им встретиться.
- Ничего, - сказал Гришка. - Мостик, наверное, будет.
Он прибавил девушку Таню и парня Егора к толпе своих друзей. Поставил их на картине позади Ларисы Валентиновны. Но чтобы они не стояли так безразлично, он, поразмыслив, посадил их на белого коня Трактора верхом. Получилось красиво. А когда дорисовал картину, сел на бревна и задумался.
"Что ли, мне закричать на тот берег? Чувства у меня тоже хорошие". Он и не закричал еще, как его кто-то за плечо тронул. Обернулся Гришка позади него девочка Лиза стоит.
- Ты чего так громко кричишь? - спросила девочка Лиза. - Даже мой Шарик, на что вертлявый и озорной, и тот услышал.
- А ты чего такая нервная? - спросил Гришка. - Вдруг гроза, а ты нервная.
Девочка Лиза села рядом с Гришкой, повздыхала и рассказала историю, печальную до слез.
АХ, КАКОЙ ЖАБИК
Началась вся история с художника-живописца Мартиросяна. Зимой художник Мартиросян устроил в городе Ленинграде персональную выставку своих картин под общим названием "Моя волшебная новгородская родина". На всех картинах были изображены деревня Коржи и ее окрестности в таких ярких красках, что многие посетители выставки написали в книгу отзывов восторженные слова. И про себя решили не ездить в отпуск на Южный берег Крыма, на Кавказ или в Прибалтику, но поехать именно в Коржи, полюбоваться красотой Валдайских угоров. Взрослые посетители выставки взяли своих детей, а те, естественно, взяли своих собак. Собаки все с родословными, такими длинными и неистребимыми, как корень растения под названием "хрен". Все, как одна, с медалями за красоту и породу.
Дачные дети ходили по берегу реки, водили своих собак на поводках, друг на друга смотрели свысока - каждый считал, что его собака неизмеримо выше по происхождению, чем все другие. На красоту окрестностей они не смотрели - все на своих собак смотрели, чтобы те не испачкались, предположим, в навозе, поскольку по улице ходит деревенское стадо и испачкаться породистой собаке можно в один миг.
Девочка Лиза ничего про собачью чистопородность не подозревала. Она подобрала себе щенка, который случайно оказался в деревне Коржи и, дрожа от дождя и холодного ветра, пришел ранней весной к ней на крыльцо и поцарапался в дверь. Он был совсем маленький, с совсем голым брюхом. Уши у него печально висели, с хвоста капала сырость. Глаза смотрели на Лизу с мольбой. Девочка Лиза была счастлива со своим щенком, которого за круглый вид прозвала Шариком. Счастье их кончилось именно в тот момент, когда девочка Лиза, обидевшись на Гришку и Пестрякова Валерия, пошла презирать их в свой палисадник, где пышно росли цветы.
"Гришка глупый, Пестряков грубый, - думала Лиза. - Не стану я с ними дружить. Они мне совсем не подходят".
Щенок Шарик попытался лизнуть Лизу в нос, чтобы хоть таким образом развеять ее настроение.
- Шарик, Шарик, - сказала Лиза, - я сейчас привяжу тебе золотую ленточку на шею и пойду с тобой на берег реки, где гуляют культурные дети со своими красивыми собаками. А на этих бескультурных Валерку и Гришку я обижена на всю жизнь.