В последний день октября Фалькенгейн собрал весь оставшийся резерв, какой смог найти, и отправил его на восток. В тот же день в сражении под Ипром наступил второй перелом. На сей раз нападение последовало с юго-востока – с участка между Мессинскими высотами и деревней Гелувельт, на дороге Ипр-Менен. Британцы отступали, генерал Хейг верхом в сопровождении своего штаба и эскорта, словно на параде, спустился к дороге, чтобы остановить отходящие войска. Два его дивизионных командира упали, пораженные шальным снарядом. Джон Френч послал Фошу личное обращение с просьбой о подкреплении, добавив, что, если его не будет, «ему ничего не останется, как пойти и быть убитым вместе с I британским корпусом». Но потом произошло неожиданное. В этой войне армий, корпусов, дивизий один батальон 2-го Ворчестерского полка, числом около 350 человек отбил Гелувельт, и германская атака была остановлена. В последний раз горстка людей смогла произвести такой эффект: последний салют старых традиций британской регулярной армии.
Вновь и вновь продолжались бои и отступления. Вплоть до сражения под Верденом в 1916 году союзники стояли перед лицом быстро сменяющих друг друга критических ситуаций. Следующая произошла после небольшого интервала (ощутимого только войсками на самой линии фронта) 11 ноября, ровно за четыре года до окончания войны. Дивизия прусской гвардии проникла сквозь разорванную линию британской обороны, перемешав разбитые подразделения I и II корпусов к северу от Менинской дороги. На протяжении всей войны такой «сценарий» можно было наблюдать с обеих сторон: успешный прорыв фронта врага, промедление от неуверенности, потеря управления движущей силой и потеря победы. Это был именно тот случай. В донесении одного из германских полков говорится: «Посреди огороженного сада передовые линии безудержно двигались вперед и отклонялись вправо… Так как никакого подкрепления атакующими не было получено, наступление остановилось перед третьей линией британцев. Рассеянные группы начали окапываться». Фактически третьей линии не было, существовало только несколько опорных пунктов для круговой обороны, созданных по инициативе генерала Хейга, и одна линия британского огня. Раненый немецкий офицер, взятый в плен, когда его вели через позиции британской артиллерии, спросил: «Где же ваши резервы?» Ответом ему было движение руки, указывающее на орудие, ведущее огонь прямой наводкой. «А что там за ним?» – спросил он. «Штаб дивизии», – услышал он в ответ. «Всемогущий Бог!» – воскликнул немец. С такой позиции было предотвращено бедствие. Вечером под моросящим дождем несколько небольших британских групп контратаковали и вернули значительную часть потерянной территории. Один из героев этой обороны был бригадный генерал Фиц Кларенс, его усилиями и усилиями его замечательных солдат была одержана победа над сливками германской армии.
Значение первого сражения под Ипром едва ли можно переоценить. Замыслы обеих сторон были агрессивными, хотя умерялись уже имеющимся опытом войны. Фош так рассказывает о том, что было на стороне союзников: «Наша тактическая идея основывалась на том, что из-за более слабого вооружения, особенно в артиллерии и пулеметах, мы были бессильны прорвать фронт врага, имевшего время для укрепления позиций, подготовки траншей и защиты их проволочными заграждениями. Поэтому наш план состоял в том, чтобы опередить его, напасть на него стремительными отрядами во время маневрирования, прежде чем он успеет организовать оборону и ввести в действие свое тяжелое вооружение». Это сражение, говорил Фош, «было попыткой использовать последние остатки нашей победы на Марне».
Немцы поняли наступательный характер операции союзников и встретили ее своим, еще более сильным наступлением. Фалькенгейн рассказывает: «Увеличилась не только опасность того, что германская армия будет окончательно отрезана от бельгийского побережья, но и угроза умело проводимого окружения правого крыла. Обе угрозы нужно было немедленно ликвидировать». Германцы имели двойную цель: объединить свои группы войск для занятия Бельгии и Северной Франции и вести с этих территорий решительные действия против Англии и ее морских сил с помощью подводных лодок, аэропланов и дирижаблей в ответ на английскую блокаду продовольствия.
Борьба приобрела крайне ожесточенный характер. Потери среди молодых германских дивизий достигли таких размеров, что это сражение стало известно среди немцев как «Kindermord von Ypern» – «избиение младенцев под Ипром». Солдат и писатель Рудольф Биндинг писал 27 октября: «…эти наши молодые парни, только что обученные и такие беспомощные, особенно когда погибли их офицеры. Наш батальон легкой пехоты, почти целиком состоявший из марбургских студентов… очень страдал от ужасного артиллерийского огня. В другой дивизии такие же молодые люди, интеллектуальный цвет Германии, с песнями шли в атаку на Лангемарк, ненужную и так дорого стоившую». 1 ноября он записал: «Я не вижу никакой стратегии в таком способе ведения боевых действий». 8-го он добавил: «Мы все еще топчемся здесь по весьма серьезным причинам, можно сказать, по совсем плохим причинам». Один взвод хайлендеров Гордона за один день насчитал перед своими окопами 240 убитых германцев.
Испытания союзников были так же серьезны. Из-за того, что в это сражение была брошена вся мощь британских экспедиционных сил и в нем принимало участие больше солдат, чем в любом предыдущем сражении в истории Англии, а британские потери были очень высокими, появилась тенденция рассматривать первое сражение на Ипре как британское. По понятным причинам французов это раздражало. Фош писал: «В октябре французы удерживали около 15 миль фронта, англичане – 12. 5 ноября французы удерживают 18 миль, англичане – 9. Можно видеть, что как по длине занимаемой линии фронта, так и по численности войск французы выдерживали на себе основную тяжесть этого сражения. Было бы неправильным говорить о сражении и победе на Ипре как об исключительно британской». Этот спор со ссылками на протяженность линий фронтов и на численность войск почти постоянно продолжался в течение войны. Для «первого Ипра» это было достаточно справедливо: французы были оплотом сражения, шла ли речь о поддержке бельгийцев, ожесточенно сопротивлявшихся на севере, или британцев, подвергнутых сильнейшим атакам в центре, или об их собственных усилиях, направленных на не всегда удачные атаки.
Как бывает в случаях, когда формирования нескольких наций действуют совместно, были некоторые препирательства; часто слышались жалобы тех, кого якобы «подвели». Но очевиден факт, что это сражение явило собой лучший пример тесного сотрудничества наций за всю войну. Командиры на местах отвечали на срочные призывы своих соседей, независимо от их национальности, формирования часто смешивались, французские батальоны, полки и бригады вливались в британские и наоборот. Это было возможно лишь при проявлении доброй воли. Заслуживает упоминания имя генерала Дюбуа, командующего IX французским корпусом, как одного из тех, кто ставил преданность союзникам выше других приоритетов.
Сражение затягивалось, и состояние всех воюющих сторон постепенно становилось все более угнетенным. Британская официальная история так обрисовывала положение, сложившееся к 11 ноября, дню окончательного перелома: «Пехоте на переднем крае ничего не оставалось, как лежать на дне траншеи или в земляных норах, которые при наличии нескольких досок, двери и нескольких дюймов земли над ними назывались в те дни «блиндажами». Британские батальоны непрерывно сражались уже три недели, практически без передышки и отдыха, под холодом и дождем, и многим пехотинцам казалось, что конец их близок. Без подъема духа или веры в конечную победу они переставали ощущать, что их жизнь еще продолжается».
Неизбежно, что во всех армиях случались срывы боевого духа. Хейг позже поразил короля Георга V, рассказав ему о «толпах дезертиров, бежавших по Менинской дороге во время сражения на Ипре, бросивших все, включая винтовки и вещмешки, чтобы легче было бежать; с глазами, полными такого ужаса, какого я никогда больше не видел». Никогда до этого нервы людей не подвергались такому испытанию; удивительно, как их плоть и кровь могли выдержать такие и более страшные ситуации на протяжении войны. Для Великобритании наиболее существенным в «первом Ипре» были потери. Они составляли 58 тысяч офицеров и солдат, доведя общий счет потерь с начала войны до 89 тысяч человек – больше, чем насчитывала пехота первых семи регулярных дивизий. «Старая британская армия была безвозвратно утрачена, оставив выживших для того, чтобы обучить новую армию, оставшиеся получили такой опыт и заслужили такое доверие к себе, что должны были сделать эту армию непобедимой».
Для обеих сторон сражение закончилось с чувством неудовлетворенности. Тупик, в котором они оказались, получил свое выражение в новых линиях траншей, протянувшихся от моря до Швейцарии, приготовленных для отпора в случае нападения. Это было уникальное зрелище континентальной войны, где не существовало флангов. Характер конфликта лежал теперь как на ладони, и думающие люди ужасались тому, что поняли. Рудольф Биндинг, находясь на мрачном постое во Фландрии, нашел время, чтобы записать свои переживания: «Стоит увидеть разрушения, сожженные деревни и города, разграбленные погреба и чердаки, в которых солдаты ломали на части все в слепом инстинкте самосохранения; мертвых или полуголодных животных, коров, ревущих на свекольных полях; потом трупы, трупы и еще трупы, потоки раненых, текущие один за другим; и тогда все становится лишенным смысла, сумасшествием, зловещей шуткой людей и их истории; бесконечным упреком человечеству, отрицанием всей его цивилизации, убивающей веру в способность человечества и человека к прогрессу; осквернением всего, что было свято; остается только одно чувство: все люди обречены погибнуть на этой войне».
